С ним были связаны их социальные преимущества.
В этой ситуации, в частности, находились многие латыши, евреи, грузины, армяне, оказавшиеся во главе партии и государства.
Участие национальных меньшинств в укреплении идеологии красного патриотизма является зеркальным отражением участия русифицированной нерусской интеллигенции в русском национал-большевизме.
В самом деле, факты показывают, что в поощрении этой идеологии, равно как и в поощрении появившегося национал-большевизма, ведущую роль играют некоторые лидеры партии нерусского происхождения, но преимущественно те, которые чувствовали себя также и партийными аутсайдерами.
Не одни русифицированные евреи способствуют укреплению красного патриотизма. Не меньшую, а потом и значительно большую роль в этом процессе играют представители других национальных меньшинств, порвавших со своей национальной средой. К ним в первую очередь принадлежат русифицированные кавказцы, грузины и армяне, такие, как Сталин, Орджоникидзе, Енукидзе, Микоян, Карахан, Мясников (Мясникян) и др. Именно грузин Сталин возглавил советскую национальную политику, именно он был душой создания СССР в 1922 г., именно он способствовал подавлению всех признаков национального сепаратизма, начиная с родной ему Грузии. Именно он первым в партии, еще до большевистской революции, о чем уже говорилось, провозгласил возможность независимого от Запада социалистического развития для России. Именно ему суждено было стать тем человеком, который, опираясь на красный патриотизм, примет национал-большевизм как политическую программу и воплотит его в жизнь, уничтожив полностью все старое поколение интернационально ориентированных большевиков. И это не случайно. Интернационализм как принцип, несмотря на все фактические отклонения от него, был настолько силен и неоспорим в партии, что любая попытка со стороны русского нарушить его именно как принцип, любая попытка провозгласить любую форму русского национализма тоже как принцип, а не как тактическое средство в политической игре встретили бы неизбежное сопротивление. Сталин как грузин не мог вызвать таких подозрений, и поэтому ему удалось в критический период сделать то, что не удалось бы другим.
На Сталина как именно на русифицированного грузина настойчиво указывает Роберт Таккер. Он настаивает на том, что Сталина ни в коем случае нельзя считать безличным государственным деятелем, действовавшим лишь в силу обстоятельств. По мнению Таккера, невозможно понять советскую историю, не осознав, что Сталин имел собственные политические взгляды или же предпочтения и даже, вероятно, собственную идеологию, весьма существенно отличающуюся от высказываемой им официально.
Но он не прокладывал путь по целине. Он шел в широком течении, возникшем сразу после революции, а если уже говорить о том, какой вклад в него внесли другие большевистские лидеры, то вряд ли кому Сталин обязан стольким, как Троцкому, Луначарскому и Радеку.
Ключевая роль национальных меньшинств в национальных течениях других народов наблюдается часто. Многие национальные течения возглавлялись людьми, не принадлежавшими по происхождению к той национальной группе, с которой они себя отождествляли.
В формировании немецкого национал-большевизма вначале первостепенную роль играет еврей Вольфгейм, а позже, начиная с 1923 г., Радек. Лидером румынской фашистской партии «Железная гвардия» оказался полуполяк Кодряну, лидером венгерского движения «Скрещенные стрелы» — армянин Салаши, а среди крайне правого движения в России можно насчитать много лидеров нерусского происхождения: В. Грингмут, Г. Бутми-де-Кацман, Л. Доррер, П. Крушеван, П. Булацель.
Это связано с особым социальным положением ассимилированных инородцев, которые в отождествлении с коренным национализмом часто ищут своего рода универсализм, которого они лишены в силу своей исключительности как меньшинства. Кроме того, такие ассимилированные элементы обладают в силу своего происхождения повышенной социальной мобильностью, которая позволяет им занимать господствующее положение в более инертной среде доминирующей группы населения.
ЕДИНАЯ И НЕДЕЛИМАЯ
Давление русской национальной среды на большевизм и желание приспособиться к реальным условиям страны, сохраняя в ней господствующее положение, начинает проявляться не только в форме красного патриотизма. Вопреки всем программным заявлениям большевиков оно быстро обнаруживается в отношениях русских и русифицированных нацменьшинств в партии к национальным окраинам. Это было вначале стихийным явлением, простым следствием доминирующего положения русских в стране, где русский язык, центральность русских, единство страны было чем-то само собой разумеющимся, результатом всех жизненных навыков, от которых отказываться можно было лишь усилием воли, постоянной напряженностью. Кроме того, сама функция русского языка как языка — посредника Российской империи сохранилась и в новых условиях. Это невольно вело к централизации всей жизни на русском языке несмотря на то, что формально все национальные культуры были уравнены.
Большое значение в централизации некоторых национальных районов имели национальные меньшинства, жившие там в рассеянии и ориентировавшиеся на центр, ибо только центр был для них достаточной гарантией сохранности. На Украине и Белоруссии такую роль играли евреи, составившие заметную силу в борьбе против украинского и белорусского влияния. Это обсуждалось, например, на XII съезде партии в 1923 г., где Бухарин обвинил русско-еврейскую по своему составу коммунистическую партию Украины в том, что она с «бешенством» борется против украинского национализма. На том же съезде крупный партийный работник, впоследствии секретарь ЦК партии Я. Яковлев (Эпштейн), назвал в своем выступлении русифицированных евреев «наиболее последовательными проводниками великорусского национального угнетения».
В Грузии и Азербайджане ту же самую роль играли армяне, составлявшие значительную часть населения столиц этих республик, Тифлиса и Баку. Для армян ориентация на Москву имела еще большее значение, ибо без ее защиты они могли оказаться в этих местах даже под угрозой физического истребления.
Хотя процесс интеграции Советской России проводился усиленно и сознательно самой Москвой, в первые годы советской власти, когда статус национальных окраин был значительно выше, чем позднее, центральные партийные органы иногда публично клеймили «великорусский шовинизм», старающийся подавить развитие национальных окраин. Так, в постановлении Х съезда партии в 1921 году говорилось, что «работающие на окраинах великорусские коммунисты, выросшие в условиях существования «державной» нации и не знавшие национального гнета, нередко преуменьшают значение национальных особенностей в партийной и советской работе либо вовсе не считаются с ними, не учитывают в своей работе особенностей классового строения, культуры, быта, исторического прошлого данной национальности, вульгаризируя таким образом и искажая политику партии в национальном вопросе. Это обстоятельство ведет к уклону от коммунизма в сторону великодержавности, колонизаторства, великорусского шовинизма».
Но это был стихийный демографический процесс, который вряд ли в большинстве случаев носил сознательный характер и против которого новая власть была бессильна.
Видный партийный руководитель X. Раковский (по происхождению болгарин) с горечью сказал в выступлении на XII съезде партии: «Если я возьму коммунистическую партию, то я не знаю, у какого процента среди нас залегло глубоко чувство интернационализма и у какой части с интернационалистическим чувством спокойно мирятся националистические».
В Советской России первых лет наблюдается еще один процесс, а именно присоединение к большевикам большого количества русских, которые, не имея ничего общего с коммунистической идеологией, рассматривали коммунизм как нечто тождественное России. Этот процесс главным образом происходит на национальных окраинах, и в особенности в мусульманских районах, где сама принадлежность к коммунистической партии означала некую принадлежность к России. Это была форма национальной самозащиты местного русского населения, которое таким образом хотело выстоять против враждебного отношения окружающих народов, формальный интернационализм, который также русские внешне разделяли, защищал их от обвинений в национализме.
Это обстоятельство отражено в решении Х съезда партии, в котором говорилось о «засоренности коммунистических организаций на окраинах», где к партии, в частности, «примазываются кулацко-колонизаторские элементы».
СВЯТАЯ СВЯТЫХ
Давление национальной среды, узость социальной базы привели к тому, что большевики стали довольно рано использовать русские национальные настроения в политических целях. В марте 1919 г. в Одессе, например, расклеивались прокламации, призывающие русских бороться с французами. «Как вам не стыдно идти вместе с французами? — говорилось в одной из таких прокламаций. — Разве вы забыли 12-й год?» Но такие явления в то время были еще достаточно случайными. Они не были результатом инструкций центра, скорее являясь местной инициативой, находясь, однако, в пределах допустимой партией политики. Первые признаки того, что большевистское руководство начало формулировать свое принципиальное отношение к политическому использованию русских национальных чувств, можно обнаружить весной 1920 г. Это было результатом слабости и неуверенности в момент начавшегося польского наступления. Призыв к русскому патриотизму был попыткой сплотить вокруг себя более широкие народные массы, а в особенности привлечь бывших белых в момент серьёзного кризиса. Таким образом, этот шаг был вынужденным. По-видимому, имело место какое-то обсуждение, причем совершенно очевидно, что против опоры на русский патриотизм раздавались сильные голоса. 18 мая 1920 г. главный редактор «Известий» Ю. Стеклов (Нахамкес) выступает за решительное использование русских национальных чувств. Интересно, что и он, будучи русифицированным евреем, был в партии чужаком, еще недавно являясь активным меньшевиком.