Идеология русской государственности. Континент Россия — страница 16 из 29

III.5.1. Конституция РСФСР 1918 года

Как мы уже писали (см. II.3.2.1), советское государство с самого начала было проектом. Причём проектом даже не государства или страны, а будущего человечества. И более того, проектом, к участию в осуществлении которого открыто и явно призывались пролетарии всех стран. И вообще все, кто по своим убеждениям захотел бы присоединиться.

Конечно, такой проект должен быть провозглашён для всеобщего сведения. И описан так, чтобы всё в нём было понятно, ведь каждый участник проекта должен был к нему примкнуть осознанно, по собственной воле. Поэтому рождавшееся советское государство было обречено на конституцию. Неудивительно, что уже в январе 1918 года III Всероссийский съезд Советов принял решение о подготовке конституции. А ведь едва прошло два месяца после взятия большевиками власти в столице России, и до утверждения этой власти во всей стране оставались годы! И через полгода (10 июля) она была принята.

Современная исследовательница-филолог с нескрываемым изумлением обнаруживает в тексте первой советской конституции то, чего там, как ей казалось, не может и не должно быть, – будущее время:

«Сложность модального статуса текста Конституции 1918 г. – в соединении модальности долженствования и возможности, выраженной глагольными предикатами в формах будущего времени, а также конструкциями с именем существительным задача в значении ‘план’, ‘планируемые действия’»[279].

И приводит примеры:

«Основная задача рассчитанной на настоящий переходный момент Конституции Российской Социалистической Федеративной Советской Республики заключается в установлении диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства в виде мощной Всероссийской Советской власти… (ст. 9)».

«Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика ставит своей задачей предоставить рабочим и беднейшим крестьянам полное, всестороннее и бесплатное образование (ст. 17)».

И тому подобные.

А ещё её ставит в тупик экстерриториальность ряда положений:

«Ставя своей основной задачей уничтожение всякой эксплуатации человека человеком, полное устранение деления общества на классы, беспощадное подавление эксплуататоров, установление социалистической организации общества и победы социализма во всех странах… (ст. 3)».

Всё это решительно противоречит всем цитируемым ею общепринятым (то есть правоведческим) определениям конституции. Но мы-то уже знаем, что конституция – акт не правовой, а идеологический. Так что тут всё в порядке. Другое дело, что это проектное и идеологическое значение оказалось явно выражено уже в самом первом конституционном акте советской власти. Что прямо указывает на главное новшество, внесённое большевиками в российский конституционный процесс: это больше не «подравнивание» под прогрессивное человечество, не следование каноническим образцам, а творческое проектирование будущего. Небывалого будущего, которое не является слепком с чужого прошлого и обусловлено лишь волей персоны власти и её знанием о человеке, обществе и государстве. Знанием нового для такой ситуации типа – научным знанием. Это знание гласило: будущее человечества – это социализм. С этим уже почти все в мире были согласны, ещё немного – и стали согласны все – сразу после Великой войны. Но воли к этому будущему никто, кроме большевиков, в себе не нашёл. Что стало на многие десятилетия неизбывным вызовом остальному «цивилизованному человечеству».

Важно понимать, что советская власть устанавливалась в классовом обществе, что приводило к переводу классовой борьбы из состояния, непосредственно не наблюдаемого, обнаруживаемого лишь путём научного исследования, в открытое противостояние. Ради будущего «устранения деления общества на классы, …установления социалистической организации общества» (ст. 3) устанавливается «диктатура городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства в виде мощной Всероссийской Советской власти в целях полного подавления буржуазии» (ст. 9). То есть во всё ещё классовом обществе силовым путём меняется расстановка сил: прежние формы дискриминации, создающие предпочтения для эксплуататорских классов, заменяются противоположными формами дискриминации, прямо ущемляющими их. А именно:

• «эксплоататорам не может быть места ни в одном из органов власти» (ст. 7);

• «Республика лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые пользуются ими в ущерб интересам социалистической революции» (ст. 23). В частности, лишались избирательных прав (были лишенцами) лица, прибегающие к наёмному труду с целью извлечения прибыли, живущие на нетрудовые доходы, занимающиеся торговлей и коммерцией; монахи и духовные служители; служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений (ст. 65);

• «финансовая политика… способствует основной цели экспроприации буржуазии и подготовления условий для всеобщего равенства граждан Республики в области производства и распределения богатств[280]. В этих целях она ставит себе задачей предоставить в распоряжение органов Советской власти все необходимые средства для удовлетворения местных и общегосударственных нужд Советской Республики, не останавливаясь перед вторжением в право частной собственности» (ст. 79).

Эти меры были временными и впоследствии были отменены (см. ниже).

Но нам следует сказать ещё о двух важных особенностях этой конституции, оказавших влияние на всю последующую историю.

Советское государство учреждалось как инструмент — инструмент мировой пролетарской революции. В этом качестве оно должно было удобно лежать в направляющей его руке. Это проливает дополнительный свет на природу сверх-власти и её отличие от власти в обычном смысле слова. Власть, рождающаяся и реализующая себя в государстве, ставит перед собой задачи, неотделимые от его сохранения, укрепления и, возможно, экспансии. Сверх-власть ставит перед собой задачи, значимые лишь для неё самой; государство сохраняют, пока оно для этого полезно, а иначе им можно и пожертвовать (к чему мы позже вернёмся). Хотя всемирная революция и была со временем снята с повестки дня, сам этот служебный, зависимый характер советского государства сохранился до самого его конца. Его преодоление стало первой задачей постсоветского периода.

Вторая часть наследия, доставшегося нам от первой советской конституции, это федерализм.

Историческая Россия – по самому способу формирования её территории и народа – никогда не имела признаков федерации. Такие признаки возникли лишь с появлением в составе Российской Империи окраин, имевших государственную предысторию: царства Польского, княжества Финляндского (на основании династической унии) и протекторатов[281] – Бухарского эмирата и Хивинского ханства (см. II.4.4.7). И к этому обстоятельству нам предстоит вернуться ниже.

Тем не менее начиная к конституции 1918 года Россия получает в своём названии (РСФСР) слово «федеративная», остающееся в нём и сейчас. Как мы уже писали (см. II.3.2.2.6), это было «изобретение» Я. Свердлова (председательствовавшего в комиссии по составлению конституции), возможно инспирированное его заокеанскими покровителями в видах последующего расчленения России. Конституция не только объявила Россию федерацией национальных республик (ст. 2), но и предоставила право участия на федеративных началах также и «автономным областным союзам, отличающимся особым бытом и национальным составом»[282] (ст. 11). В глазах тех из соратников[283], что сочли возможным согласиться с этим, такое новшество объяснялось тем, что революционные процессы-де на территории страны развивались децентрализованно, по-разному в разных регионах и приводили подчас к провозглашению «государств». Так, уже 20 ноября 1917 года съезд народов Поволжья принял решение о предстоящем провозглашении Идель-Уральской республики в Казанской, Уфимской губерниях и некоторых сопредельных им территориях. 28 ноября 1917 года был провозглашен Башкурдистан (с января следующего года – Малая Башкирия). Вот такие-то новообразования и предлагалось интегрировать в «федерацию». На деле, конечно, большевики старались препятствовать таким начинаниям. И способ принятия конституции РСФСР был избран унитарный – Всероссийским Съездом Советов без подписания какого-либо общего «федеративного» договора. Вхождение республик в состав РСФСР происходило по-разному: с Малой Башкирией был подписан двусторонний договор (после чего она стала называться Автономной Башкирской Советской Республикой, впоследствии БАССР), Туркестанская Советская Федеративная Республика, провозглашённая 30 апреля 1918 года, объявила себя частью РСФСР (Автономной Туркестанской Республикой[284]) в одностороннем порядке, а Татарская АССР была учреждена в 1920 году декретом ВЦИК и Совнаркома РСФСР. В дальнейшем все решения о создании автономий принимались только так – органами власти РСФСР.

Условность и искусственность оставшегося в основном на бумаге «федерализма» позволили Сталину в 1936 году воспрепятствовать превращению ТАССР и БАССР в союзные республики. Они же, как мы полагаем, были и в числе факторов, предотвративших распад России в начале 90-х.

III.5.2. Конституция СССР 1924 года

Создание Союза Советских Социалистических Республик знаменовало новый этап воссоздания исторического русского государства и новый способ государственного строительства.

Территория РСФСР, заявленная на момент её учреждения, включала большую часть территории Российской Империи, кроме Привислянского края (Польши) и Финляндии, воспользовавшихся предоставленным правом на самоопределение, а также Украины, части Белоруссии и Закавказья[285]. Однако и на этих последних территориях были провозглашены независимые советские республики: Белорусская (2 января 1919 года), Украинская (10 марта 1919 года), Азербайджанская (28 апреля 1920 года), Армянская (29 ноября 1920 года), Грузинская (25 февраля 1921 года), Абхазская (4 марта 1921 года). 12 марта 1922 года закавказские республики объединились в Федеративный Союз Социалистических Советских Республик Закавказья.

Все эти процессы шли под непосредственным руководством РКП(б). Хотя некоторые её региональные организации (например, азербайджанская) были переучреждены под национальными названиями, на единство политической воли это не влияло.

В начале 1922 года по завершении гражданской войны и прекращении иностранной интервенции партия решительно заявила о необходимости объединения всех советских республик. Мотивы такого решения были очевидны:

• необходимость выживания во враждебном окружении, а значит, обороны всего контролируемого пространства консолидированными силами и под единым руководством. Ясно, что восстановление единой территории в пределах, защитимость которых исторически доказана (см. IV.1), было важным условием выживания;

• необходимость всемерной концентрации производительных сил, понёсших огромный ущерб в период Гражданской войны.

Ключевым стал вопрос о способе объединения, при обсуждении которого в специально созданной комиссии ЦК обнаружились два принципиально разных подхода. Первый, сформулированный Сталиным, предусматривал вступление всех советских республик в состав РСФСР на правах автономий. Очевидной основой этого замысла было восстановление имперского единства России. Альтернативный подход, предложенный Лениным, предполагал создание объединения разнородных государственных организмов, принципиально открытого для присоединения вновь возникающих советских государств. Он должен был обеспечивать неограниченное расширение советского пространства в ходе мировой социалистической революции.

Сопоставляя эти подходы с историческими прецедентами, нетрудно обнаружить, что линия Сталина принципиально продолжает путь собирателей Российского государства, а линия Ленина вполне аналогична стратегии Наполеона, вовлекавшего в орбиту своей сверх-власти возникающие «республики-сёстры».

Задумаемся, однако, какой из этих планов был практически осуществим?

Вспомним, что революционные процессы в Российской Империи были круто замешаны не только на крестьянском, но и на национальном вопросе. Не вдаваясь в обсуждение причин его остроты, скажем лишь, что различные формы национальной дискриминации, безусловно, существовали и определение империи как «тюрьмы народов» в революционной среде не только не оспаривалось, но и использовалось в пропагандистских целях. В этих условиях любое появление призрака империи в послереволюционном обществе способно было поставить крест на любой попытке объединения уже возникавших национальных государств. Тем более что государства эти создавались сначала именно националистическими партиями и движениями (Мусават, Дашнакцутюн, Грузинская СДП, ОУП, УСДП и пр.), а их советизация и большевизация потребовали значительных усилий.

С другой стороны, социализм рассматривался как желанное будущее всеми, включая и эти националистические группы. К тому же курс на продолжение мировой революции в этот момент разделялся практически всеми большевиками. Поэтому возобладал ленинский замысел создания полноценной федерации – союза суверенных государств на основе договора между ними. Проект по-своему разумный, ясный и не беспрецедентный.

30 декабря 1922 года I Всесоюзный съезд Советов утвердил Договор об образовании Союза Советских Социалистических Республик, согласованный накануне делегациями от съездов Советов четырёх республик: РСФСР, УССР, БССР и ЗСФСР. Он стал основой и составной частью первой конституции СССР, единогласно принятой 31 января 1924 года II съездом Советов.

Вышеприведённые мотивы создания союза изложены в Декларации об образовании СССР, ставшей преамбулой конституции. Но первым делом эта Декларация провозглашала, что «государства мира раскололись на два лагеря: лагерь капитализма и лагерь социализма», в этой действительности формулируя задачи нового государства:

• «уничтожить в корне национальный гнет, создать обстановку взаимного доверия и заложить основы братского сотрудничества народов»;

• послужить «решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику».

Именно в такой последовательности. Поскольку устранение любого намёка на неравенство участвующих в этом процессе народов было признано необходимым предварительным условием объединения.

Но, по сути, конституция СССР 1924 года учреждала вовсе не просто какое-то новое государство, она учреждала мировой лагерь социализма, зародыш Мировой Социалистической Советской Республики и – ради этого – Советский Союз, который должен стать его центром кристаллизации, обрастающим «социалистическими советскими республиками как существующими, так и имеющими возникнуть в будущем», пока чаемое не свершится.

И ради этого делалось всё остальное:

• граждане союзных республик обретали единое римское гражданство СССР, которым вознаграждались присоединившиеся пролетарии всех стран. Какие права оно им даёт и какие обязанности на них возлагает, конституция умалчивала[286];

• особым конституционным органом признавалось объединённое государственное политическое управление (ОГПУ), организующее «революционные усилия союзных республик по борьбе с политической и экономической контр-революцией, шпионажем и бандитизмом», хотя его председатель входил в Совнарком (правительство) лишь «с правом совещательного голоса»;

• в руках союзных органов власти концентрировались все жизненно важные полномочия: внешние сношения, право войны и мира, оборона, пути сообщения, связь, деньги и кредит, планирование экономики и иностранные инвестиции, бюджет и налоги, юстиция, трудовые отношения, меры и веса… И венец всему: «Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР[287] имеет право приостанавливать или отменять декреты, постановления и распоряжения Президиума ЦИК’а Союза ССР, а также С’ездов Советов и ЦИК’ов союзных республик и других органов власти на территории Союза ССР». Не нравится – уходи: право выхода из Союза конституцией гарантировалось. Но перед лицом сокрушительной угрозы куда вы денетесь?

Эта предельная централизация, концентрация всех признаков государства на уровне Союза обнаруживала в проекте СССР политически неизбежный компромисс между линиями Ленина и Сталина: возможность империи, скрытую «в порах» орудия мировой революции.

И с этого момента роль носителя исторической преемственности государства переходит от РСФСР к СССР, конституируя именно его как Россию советской эпохи.

III.5.3. Сталинская Конституция СССР 1936 года

Смысл и основания принятия этой конституции современникам, похоже, были ясны безо всех рассуждений, кои последуют ниже. Но переживание текущего момента давно миновало, и без рассуждений не обойтись.

Хотя почувствовать это переживание нам нетрудно: мировая революция не состоялась, мы остались одни, наедине со всем враждебным миром. Равное по силе экзистенциальное переживание западный мир испытал после Великой войны, но оно было противоположным по модальности. После недолгой эйфории от победы Запад оказался во власти ужаса от пережитого; желание любой ценой избежать его повторения надолго стало там доминантой общественного сознания, демобилизующей волю к сопротивлению. Во многом из-за этого гитлеровский рейх потом так легко овладел Европой.

А в Советском Союзе все понимали – враждебный мир неизбежно обрушится на нас. Нам придётся ему противостоять. И следует решить, в каком качестве это делать.

Вне перспективы мировой революции СССР больше не был зародышем Мировой Социалистической Советской Республики. Но должен был оставаться лагерем социализма. Поэтому лагерь следовало укрепить, а социализм – построить. Это означало, что цель предыдущего конституционного проекта не может быть достигнута.

Но следовало по крайней мере завершить решение задач прежнего проекта, не обусловленных его главной целью. Так появилась доктрина построения социализма в отдельно взятой стране, утверждённая в 1925 году XIV съездом ВКП(б). Именно этот момент следует считать началом подготовки нового конституционного проекта.

Для консолидации многонационального народа нужно было на деле продемонстрировать, что с национальным угнетением покончено, все народы нашли достойное место в братской семье. Решению этой задачи была посвящена программа упорядочения федеративного устройства СССР (1929–1936), в ходе которой были учреждены, восстановлены, упразднены или изменили свой статус многие союзные республики и автономии. В результате этого все народы СССР, претендовавшие на государственный статус, его получили.

Обобществление и монополизация всех сфер народного хозяйства, означавшие в тогдашних представлениях его «перевод на социалистические рельсы», также были осуществлены (см. II.3.3.3).

Основные контуры нового проекта проявлялись постепенно, в процессе их отстаивания и превращения в общепартийный консенсус в ходе дискуссий и борьбы с «уклонами» (см. II.3.2.6). Но в голове его инициатора – Сталина – они, думается, уже сложились к моменту смерти Ленина.

Консолидированное государство, противостоящее посягательствам многочисленных врагов, должно утверждать историческую неизбежность своего существования. И видеть основания этого в самом себе, а не в целях, выходящих за его рамки и не нуждающихся в его сохранении по своём достижении.

Тезис первый: Такое государство мы привыкли называть империей.

Таким оно виделось Сталину и раньше, ещё при подготовке первой конституции.

Римская империя (как до неё и республика) обозначала себя формулой SPQR – Сенат и римский народ. В ней сенат с той или иной мерой условности обозначал персону власти. И пока империя не отказалась от двуединства этой формулы, она жила и процветала. В последующих империях акцент всё более переносился с народа на персону власти – до полного забвения народа. Великая война, ликвидировавшая самые могущественные империи предыдущей эпохи, вынесла исторический приговор: империй, не опирающихся на народ, а использующих его, больше не будет!

Тезис второй: Новая империя должна быть народной.

Новая империя должна в глазах всего мира и собственных граждан не уступать своим врагам в том, что они считают важным. Они считают важными гражданские и политические права. Но стать народной новая империя сможет, только если докажет своим гражданам, что стремится к тому же, что и они.

Тезис третий: Новая империя даст гражданам те же гражданские и политические права, что своим гражданам дают её враги. Но гарантирует также права социальные и экономические, в чём враги своим гражданам отказывают.

Права граждан защищает и обеспечивает государство. Если государства не станет, всех гарантированных им прав они лишатся. Граждане могут ответить на это, только приняв на себя важные для государства обязанности. Когда государству угрожают враги, его защита становится главной и неоспоримой обязанностью граждан. Воспитывать у них сознание этого – важнейшая задача государства.

Тезис четвёртый: Новая империя вменяет своим гражданам обязанности, уклонение от которых является преступлением.

Для воплощения проекта, выраженного вышеприведёнными тезисами, 7 февраля 1935 года ЦИК СССР создал Конституционную комиссию под председательством Сталина. Впоследствии тов. Бухарин утверждал, что является основным автором конституции. Если считать автором текста того, кто расставил правильные слова в правильном порядке, то он, возможно, был прав. Николай Иванович был грамотным, образованным человеком, пользовавшимся авторитетом в партии, – разумно было подбор слов доверить ему. Но автором идеологического документа, каковым является конституция, следует считать того, кто определил его содержание. Поэтому правы те, кто назвал конституцию 1936 года сталинской.

Её называли также Конституцией победившего социализма, но и это неверно: что социализм в СССР победил и в основном построен, было заявлено ещё в 1934 году на пресловутом «Съезде победителей» – XVII съезде ВКП(б). В конституции про это нет ни слова, что правильно, потому что это уже состоялось, а конституция – она про будущее.

Проект конституции был опубликован для всенародного обсуждения, в котором приняло участие 75 млн граждан, внёсших более миллиона предложений (многие из них были в проект внесены). Конституция была принята VIII Всесоюзным чрезвычайным съездом Советов 5 декабря 1936 года.

Она провозгласила народное государство: «Вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся» (ст. 3).

Она наделила его граждан общепринятым набором гражданских прав (ст. 125–128), всеобщим, равным и прямым избирательным правом (ст. 134), гарантированно свободным от любых цензов и ограничений (ст. 135). Тем самым был положен конец диктатуре пролетариата с её классовой дискриминацией и провозглашена будущая социальная однородность советского общества, в котором весь народ – это трудящиеся (ст. 3, ст.134). Будущая, потому что место ограничений политических прав по формальным признакам занятий и социальной принадлежности (в том числе бывшей) заняло общепринятое во всём мире ограничение: «лиц, осужденных судом с лишением избирательных прав» (ст. 135). Тем самым окончательную очистку советского общества от чуждых ему и враждебных элементов должно было осуществлять правосудие. Этот шаг некоторые деятели партии считали преждевременным, и нам остаётся лишь гадать о роли, которую сыграла эта конституционная норма в запуске «большой чистки» 1937 года.

Беспрецедентным стало провозглашение конституционных гарантий экономических и социальных прав граждан: на труд, отдых, материальное обеспечение в старости, в случае болезни и потери трудоспособности, образование, защиту материнства и детства (ст. 118–122).

Одновременно были объявлены обязанности граждан (ст. 130–135), среди которых защита отечества провозглашалась «священным долгом каждого гражданина СССР, нарушения которого… караются по всей строгости закона, как самое тяжкое злодеяние» (с. 135). Причём обязанность трудиться не обусловлена конституцией, это моральный долг каждого (см. II.3.2.3).

Тем самым конституция 1936 года учреждала народную империю, которая (в сопоставлении с известными словами Александра III) могла опираться только на собственный народ, в котором черпали свою силу и армия, и флот.

Оставалось разобраться с ролью партии.

Сверх-власть коллективной персоны – большевистской партии – стала бесспорным фактом. Это не могло остаться за рамками конституции. И она провозгласила: «Гражданам СССР обеспечивается право объединения в общественные организации…, а наиболее активные и сознательные граждане из рядов рабочего класса и других слоев трудящихся объединяются во Всесоюзную коммунистическую партию (большевиков), являющуюся передовым отрядом трудящихся в их борьбе за укрепление и развитие социалистического строя и представляющую руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных»[288] (cт. 126). Тем самым конституция поместила партию в сферу общественной самоорганизации граждан, вынеся её таким образом из сферы государственных отношений.

Однако народное сознание всё равно уже сфокусировало своё представление о власти партии в лице вождя, «народного царя» – Ленина. Было ясно, что это представление – важнейший фактор консолидации народа, который нужно закрепить, сделать постоянно действующим. Способ это сделать известен со времён Римской империи: императора обожествляли, чтобы всем было очевидно – его власть и воля присутствуют везде и всегда. Поэтому «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой», и всякий может в этом убедиться, придя в мавзолей. Вопрос оформления преемственности власти позже также был решён: «Сталин – это Ленин сегодня»[289]. Чем было предрешено посмертное помещение Сталина в тот же мавзолей. Не может ускользнуть от внимания, что римский образец был воспроизведён с буквальной точностью: первым (посмертно) обожествлён был Цезарь – основатель нового государственного устройства (ещё консул и диктатор, а не царь и не император).

Итак, СССР, согласно конституции 1936 года, трансформировался в народную империю, основанную на социалистических общественных и экономических отношениях и возглавляемую народным монархом, преемственность власти которого определяется партией, выражающей волю народа.

И этот проект был успешно реализован, принеся плоды в виде Великой Победы и последующих политических, социальных и экономических достижений.

III.5.4. Конституция СССР 1977 года

Подготовку новой Конституции в 1962 году начала Конституционная комиссия Верховного Совета СССР под руководством Хрущёва. Её проектным замыслом первоначально было построение коммунизма, провозглашённое XXII съездом КПСС и положенное в основу принятой на нём новой программы партии. Примечательно, что именно эта «хрущёвская» редакция Конституции имела шанс не только стать de facto проектно-идеологическим актом, но и быть провозглашена таковым. В записке ЦК КПСС к её разработке говорилось: «Сталин, обосновывая проект Конституции 1936 года, говорил о коренном различии между Конституцией и Программой партии, что Конституция отражает то, что добыто и завоевано, а Программы провозглашают то, что предстоит сделать. Этот взгляд нельзя признать правильным. Между Конституцией Советского государства и Программой КПСС не может и не должно быть такого разрыва. Фиксируя достигнутые народом завоевания, Конституция одновременно должна показывать и перспективу развития социалистического общества и государства к бесклассовому коммунистическому обществу»[290]. При этом у Хрущёва и его идеологических советников[291] была, похоже, внятная и логически последовательная концепция перехода к коммунизму, имевшая солидное теоретическое обоснование. Коммунизм понимался ими как прямое непосредственное народное правление, осуществлявшееся единой системой Советов народных депутатов, полностью контролирующих исполнительную власть и опирающихся на разнообразные формы «коммунистического самоуправления» с передачей общественным организациям ряда государственных функций во всех сферах жизни. Поэтому в проекте 1964 года речь шла уже об «общенародном государстве», «народных советах» и имелась отдельная глава «Прямое непосредственное народное правление».

Концепция закономерно предполагала даже прочную связь партии с государством. Проект Конституции в редакции 1964 года гласил: «Политическую организацию советского общества составляет Советское социалистическое общенародное государство. <…> Коммунистическая партия Советского Союза – партия всего народа – является руководящей и направляющей силой советского общества и государства» (ст. 4)[292]. Здесь КПСС (как партия всего народа) прямо определялась как институт народовластия, при этом её сверх-власть трансформировалась в государственную власть. Можно предположить, что именно такая перспектива не устраивала тогдашних оппонентов Хрущёва в руководстве партии, видевших в этом «волюнтаризм». А вменённая ему «утопичность» проекта построения коммунизма состояла, в нашем понимании, всего лишь в нереальных сроках его реализации. Возможно, это была последняя попытка вернуть марксистско-ленинской идеологии её научные основания, и в этом состоял исторический смысл хрущёвского правления (см. II.3.4.1).

После отставки Хрущёва, отстаивавшего этот замысел, и особенно после событий 1968 года в Чехословакии, которые новые руководители КПСС не без основания восприняли как попытку на деле осуществить непосредственное народное правление, проект Конституции был надолго заморожен.

Именно эти события стали точкой невозврата, после которой догматизм в советской идеологии воцарился безраздельно и окончательно, что и предрешило самоликвидацию политической монополии КПСС и крах советского проекта (см. II.3.4.5).

У тех же, кто возглавил идеологическую работу партии при новом руководстве, возник ряд фундаментальных трудностей, связанных с тем, что непосредственное народное правление было снято с повестки дня, в остальном же реальный коммунизм был de facto уже построен (см. II.3.4.1), а что ещё следует достроить до его «полной реализации» – было неясно.

Всё это побудило разработчиков Конституции принять техническое решение, по существу вернувшись к вышеупомянутой сталинской концепции[293]. Было признано, что разработка и реализация проекта будущего – это прерогатива партии и что проект этот уже нашёл определённое воплощение в Программе КПСС. Нужно просто установить связь между этими документами.

Поэтому в преамбуле новой Конституции достигнутое состояние общества было названо «развитым социализмом» и указано, что «Высшая цель Советского государства – построение бесклассового коммунистического общества, в котором получит развитие общественное коммунистическое самоуправление».

А поскольку всё остальное про это сказала и должна была ещё сказать партия, в Конституцию была включена статья 6:

«Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу.

Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества[294], линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма.

Все партийные организации действуют в рамках Конституции СССР».

Эта формулировка недвусмысленно выносила проектную функцию за рамки Конституции и вместе с самой партией – за рамки государственного устройства вообще[295]. С партией от этого ничего не произошло – она осталась, как и была, персоной сверх-власти, стоящей вне и над государством. Но вот Конституция, утратив своё основное назначение, уже не была Конституцией.

Пикантная деталь состояла в том, что партия, в своё время приобретшая политическую монополию благодаря сознательному применению научного знания к социально-политической практике, громко заявила об этом как раз тогда, когда подлинно научное основание её власти иссякло, а знание сменилось догмой. И как раз это обстоятельство не позволило партии справиться с проектированием дальнейших перемен в советском обществе и государстве. Но, громко заявив об этом своём предназначении, партия подставилась, дала повод возложить на неё всю полноту ответственности потом, когда её бессилие стало очевидным. Организационно это выразилось в отмене статьи 6, что было равносильно упразднению всей политической Конструкции СССР и предрешило его исчезновение.

С момента принятия Конституции 1977 года СССР остался и без Конституции, и без источника развития, продолжая существовать лишь по инерции. Можно было бы удивиться, что инерции хватило ещё без малого на полтора десятка лет, если не понимать, что стойкость этой инерции была обусловлена коренными чертами советского народного государства, прочно встроенными в него при реализации предыдущего проекта и сохраняющимися по сей день.

III.6. Постсоветский конституционализм