У русского государства не было ни того исторического времени и предпосылок, ни ресурсов, ни культуры для сколько-нибудь похожего воспроизводства византийской «симфонии» государства и церкви – сложной, исторически эволюционировавшей системы их взаимоотношений, в которой басилевс считался покровителем и защитником православных всего мира, а значит и их царём. Мы никогда не собирались подчиняться Византии и быть её частью. Нам было чуждо папство, считавшее себя мировой властью, свободной от любых государственных рамок. Поэтому осмысление и преодоление теократической идеологии является одним из ядерных процессов становления русской государственности в первой её фазе.
Государство, основанное Иваном III и просуществовавшее в его модельных проекциях до Алексея Михайловича Тишайшего включительно, прошло через кризис власти и раскол веры, пережило смену династии Рюриковичей на династию Романовых. Его радикальная реформа была вызвана наступлением Нового времени в Европе, давшего Западу в руки оружие научного знания в военной сфере и хозяйстве.
Первая русская Смута – кризис власти государства Ивана III, вызванный продолжением стремительного расширения территории и после ухода основателя, правившего 43 года. Система государственного управления стала несоразмерна масштабам и целям развития государства. Поэтому Иван IV Грозный – народный царь – опирается непосредственно на население и борется с боярами. Не он последний. Преодоление Смуты стало возможным благодаря наличию государства и объединяющей народной роли церкви, призвавшей к защите отечества от польских захватчиков.
Михаил Романов, избранный народом царь, опирался в правлении на своего отца, патриарха Русской православной церкви, также именовавшегося государем. Отец научил Михаила править. Так теократическая концепция была реализована по-русски ситуативно, прагматично и конкретно, но без ответа на вопрос о развитии отношений государства и церкви в будущем.
Теократические претензии русской церкви, не имеющей ещё ясных богословских представлений и руководимой во многом личными амбициями патриархов в вопросах власти, выразились в концепции «Москва – Третий Рим», к которой Иван III был нейтрален – его насущные проблемы лежали в иной плоскости. А вот Алексей Михайлович Тишайший – благоволил. И рассчитывал даже на возвращение Константинополя в лоно православия (так в поле зрения нашей политики появились впервые Проливы). Что было чуждо церковной верхушке – она полагала Третьим Римом саму Москву, местные московские обычаи и сложившиеся обрядовые традиции. А также решительно противилась секуляризации церковных (прежде всего монастырских) земель и светскому суду над иереями по делам, выходившим за пределы церковного канона. Но если от Монастырского приказа Алексея Михайловича Тишайшего она смогла отбиться, то решить свою собственную задачу – провести исправление книг и литургии для соответствия их амбициям вселенского православия по-русски, Третьего Рима, теократического идеала РПЦ – оказалась не в состоянии.
Свершился раскол – конфликт веры и церкви, несоразмерной и не готовой к масштабам государственного проекта и исторической (социокультурной) ситуации. Раскол поставил точку в вопросе о теократической концепции развития русского пространства. Русское византийство оказалось невозможным. Государственное развитие опередило церковное. К великому счастью, Смута не совпала с расколом, опередила его, что открыло русскому государству возможность исторического выживания.
Войдя в раскол, Русская православная церковь утратила идеологическую инициативу, тем самым уступив государству первенство в вопросе власти, освободив его от необходимости считаться с собой политически. Государство Петра Великого воспользовалось этой ситуацией в полной мере, введя наш, русский вариант государственного управления церковными делами на англиканско-протестантский манер, тем самым избежав русской реформации, а также освободило от церковных ограничений всю сферу образования и освоения нового знания. Что, с другой стороны, позволило самой церкви наконец-то сосредоточиться на недостающих ей богословских основаниях, решительный прогресс в развитии которых привёл к появлению в России начала XX века – конца государства Петра Великого – религиозной философии, потенциально способной охватить общество и вернуть вере авторитет в глазах нового, просвещённого народа.
IV.2. Фаза вторая. Долгое государство Петра I Великого
Пётр Великий сделал государственную власть полностью светской, открыв дорогу просвещённому правлению и государственному аппарату управления европейского типа. Через столетие петровские коллегии будут превращены Александром I в почти уже современные министерства.
Стратегическая линия защиты православных при этом была продолжена – от польского ига освобождены и присоединены к империи Украина и Белоруссия. Позже от турецкого ига освобождены Балканы: Сербия, Греция и Болгария.
При Петре I империя достигла своих стратегических пределов, не дойдя до Босфора и Дарданелл на Западе, но выйдя к океану и Китаю на Востоке. Ясно обозначилось ядро империи, и её окраина – там, где граница «дышит».
Церковный раскол, которым завершилось существование долгого государства Ивана III Великого, лишил церковь народного авторитета. Долгое государство Петра Великого народным не было – оно преобразовывало только элиту. Разрыв с народом, получившим оружие и боевой опыт в ходе Первой мировой войны, привёл государство Петра Великого к финалу и второй русской Смуте февраля-октября 1917-го.
Пётр оформляет русскую империю и заставляет признать её – и внутри страны, и вовне. Побеждена обладательница сильнейшей армии Европы – Швеция. Дальше на нас будут наваливаться только скопом под предводительством узурпаторов: Франции, Германии, США.
Пётр заимствует из Европы естественные науки и инженерное дело. Модернизация по необходимости принудительная. Страна сопротивляется. Такая же будет и при Сталине, но уже не в отношении «верхов», а в отношении «низов». Усилий Петра – как и всех его преемников до Николая II включительно – хватит только на правящие сословия, на элиты. Народ этим преобразованием не был затронут ввиду суровой необходимости концентрировать усилия и ресурсы. Но также от недостатка политического воображения и доверия народу.
Впоследствии Великая реформа – отмена крепостного права – окончательно закрепит фактическое положение: одно государство, две социальные системы. Каждая – со своей моралью и верой (если учесть, что в народе ведущей духовной силой осталось старообрядчество). Закладывается конфликт между государством и народом.
Пётр ставит государственную бюрократию на фундамент научного знания и коммерции. Создаётся вполне современный государственный аппарат управления. В его рамках уходящее боярство и приходящее дворянство становятся служилым сословием, пусть и не хотят этого. Против своей служилой роли дворянство будет бунтовать – вынудив Петра III и Екатерину II Великую на указы «О вольности дворянской», устроив мятеж Николаю I, восходящему на престол. Закладывается конфликт между правящим классом и госаппаратом, бюрократией.
Пётр окончательно определяет отношения государства и церкви – государство выше церкви, управляет её делами и защищает её. Церковь обслуживает государство лояльностью подданных. Теократия времён государства Ивана III полностью преодолена. Тем самым Пётр осуществил протестантскую инъекцию в русскую культуру, а православие подтолкнул к восхождению на вершины мировой богословской мысли. Кроме русской литературы, живописи и музыки рождается и русская – первоначально христианская – философия.
Долгое государство Петра Великого расширяется до стратегических пределов и даже дальше – в Аляску и Калифорнию. Эти пределы определимы только опытным путём. Образуется окраина империи – в дополнение к её ядру. На Востоке мы закрепляемся на берегу Тихого океана. Попытка Англии и Франции захватить Крым и Камчатку в ходе Крымской войны пресекается. Но спустя полвека мы не сможем освоить Маньчжурию и потеряем Порт-Артур – арендованный порт и военную базу. Намеченный теоретически на западном направлении стратегический предел – проливы – остаётся недостижимым. Александр III доходит до него, останавливается непосредственно перед ним и поворачивает назад. На этом прожект Третьего Рима полностью исчерпывает себя, теперь уже чисто политически (в плане теократии он исчерпал себя ещё при жизни Петра). Однако мы ещё берёмся защищать православных сербов – и государство Петра Великого гибнет на полях Первой мировой войны, вылившейся для нас в революцию февраля 1917-го.
Разрыв государства (госаппарата, духовенства, аристократии, образованных слоёв, предпринимателей – во всех отношениях между ними) и народа (крестьянства, «вооружённого» лошадью и плугом на общинной земле, втайне исповедующего старообрядчество) становится критическим. Проблема народности обнаруживается как главная проблема империи Петра Великого и ведёт к её крушению. В этот момент и вера, и власть рушатся одномоментно. Великая удача XVII века с несовпадением Смуты и раскола не повторяется. Возникает великий западный соблазн считать Россию погибшей. Так же считает и изгнанная из России элита. На этом соблазне строится вся политика Запада в отношении России в XX и XXI веках.
Государство Петра так и не решилось «тронуть» народ – от греха подальше. Когда народ получил оружие и боевой опыт на полях величайшей человеческой мясорубки, которой не было ранее в истории, он сам «тронул» власть и государство. После непродолжительной второй Смуты – буржуазно-демократической анархии февраля-октября 1917 года – большевики эффективно возглавили этот процесс, предъявив исторически новое основание власти – научное знание, отрицающее всю предшествующую социальную структуру как своим содержанием, так и самим фактом своего применения и статуса. Новая власть претендует на тотальные масштабы не только в пространстве, но и во времени. Ведь речь идёт об управлении историческим процессом.