Ксенократические государства не знают проблемы народности – связь с народом поддерживают «местное самоуправление», князьки, феодалы и т. п. Отсюда возникает русский соблазн решить проблемы потери связи власти с народом по ксенократическому западному образцу путём введения «демократии» (этот соблазн характерен как для конца долгого государства Петра, так и для финала последовавшего долгого государства Ленина-Сталина). Однако – и потому мы заключаем в данном контексте термин «демократия» в кавычки – у нас нет тех социальных персон, которым адресованы демократические формы распределения власти в обход государства. Вместо демократии в России закономерно реализовалось народовластие.
IV.3. Фаза третья. Государство Ленина – Сталина: СССР
Третье долгое русское государство, Ленина – Сталина, впервые и в русской, и в европейской, и в мировой истории поставило задачу учреждения народовластия и создания народного государства, что подразумевало полное устранение элит. В создаваемую конструкцию народ был включён не как верующий, а как трудящийся. Теократия вернулась в негативном варианте церкви безбожия. Народовластие осуществлялось коммунистической политической надгосударственной монополией. Народное государство (оно же – реальный социализм) выстраивалось из материала самого народа (для чего его пришлось просветить и модернизировать по аналогии с модернизации элиты Петром I) и создавалось как система народного жизнеобеспечения.
Задача стратегической обороны в советский период решила отложенный германский вопрос: германский милитаризм был полностью ликвидирован.
Первоначальный соблазн использовать Россию как стартовый плацдарм мировой революции очень быстро был осознан как утопия и преодолён Сталиным ещё в 30-е при подготовке к продолжению мировой войны. Россия вернулась на путь имперского развития, правда, не успев (или не сумев) вернуть в свой состав окраину, поднявшуюся к национализму. Сборка СССР произошла за счёт политической монополии, сверх-власти. Что привело к отпадению окраины после прекращения государства Ленина – Сталина и самоликвидации КПСС.
Третья русская Смута – «перестройка» и 1990-е годы – фактически повторила внешнее управление, отведанное нами при первой Смуте: на смену полякам XVII века пришли американцы века XX и их западная клиентела. Чтобы иметь экономику, нужны капитал, ресурсы и труд. Если есть второе и третье, но не хватает первого – капитала (а это не просто финансы, это технологии и компетентность, это наличные средства производства, это рынки сбыта), то внешний иностранный капитал сделает всё, чтобы получить наши ресурсы и труд даром. Мы же решили, что он облагодетельствует нас вместо того, чтобы ограбить. Решению этой последней задачи – ограблению – будет подчинена и направленная на нас вся последующая западная политика грубого давления и/или (смотря по обстоятельствам) обмана, потакающего внутреннему предательству.
При коммунистах-большевиках мы жили под тиранией научной церкви без Бога. Причём господствовало не развивающееся знание – с ним тирания не справилась, – а его состояние, фиксированное на момент революции и даже ранее. Народовластие в реальности становится властью коммунистической партии, не ограниченной ничем, кроме коммунистической морали. Политическая монополия партии выше всякого возможного государства, в том числе и того, которое она сама строит. Теократия возвращается в радикальном негативном варианте человекобожия.
Коммунисты при поддержке крестьянского народа (девять десятых населения России) победили слабую и хилую русскую «буржуазию», не способную ни к какому правлению. Что неудивительно – русские купцы и промышленники снесли самодержавие исключительно с меркантильными целями (чтобы самим определять таможенные тарифы). Никакой политической концепции у них не было заготовлено. Общество (интеллигенция) было охвачено социалистическим энтузиазмом, крестьяне жили при фактическом социализме общинного земельного уклада, управления и мирового суда. Первыми шагами Временного правительства стали взаимоисключающие действия – решение продолжить войну и одновременно разрушить армию.
Однако политическая монополия, власть единой субъективной воли, конструирует новое народное государство, лишённое пока суверенитета, но не по внешним, а по сугубо внутренним причинам. Государство рассматривается как система жизнеобеспечения всего народа, воспроизводства жизни. Образование, медицина, жильё, минимальное, но гарантированное обеспечение едой, одеждой, отдыхом. Доступная – и великая – культура. Лишних людей нет. Каждый имеет право на жизнь. Но эта жизнь должна служить народному государству. Служба же вознаграждается социальным подъёмом.
Народ организуется через веру в безбожие (то есть в самого себя, в «человека») и через труд. Крестьянскую трудовую нравственность заменяет и вытесняет искусственно сформированная советская трудовая мораль. Собственность на средства производства действительно отменяется – в отличие от государства и семьи, хотя того тоже требовал марксизм. Создаётся народный траст, где учредитель и контролёр – партия, а управляющий – народное государство. Ресурсы и капитал в трасте называют «народным достоянием».
При этом само государство, его аппарат создаётся из народа. Конечно, не обходится без старых кадров, но вся их деятельность подчинена переделке в бюрократию народного, крестьянского материала. Именно это народное чиновничество сегодня вспоминается ностальгически. Месткомы, профкомы, горисполкомы, собесы и пр. При всех их недостатках, бичуемых сатирическим журналом «Крокодил»… Ведь были неотделимые от этих институтов директора, академики, инженеры, врачи, учителя, генералы, космонавты, писатели, актёры, спортсмены… И потом, никакая автоматизированная система обслуживания не заменит человека, будь он трижды тупица и сволочь. Но с ним возможен разговор. А автомат тебя – при смене настроек – отключит без лишних сантиментов, и звать будет некого.
Народное государство невозможно без трансформации самой народной массы, без её модернизации. Значительная её часть воспользовалась «социальным лифтом». Возникает «народная политика». Люди критикуют друг друга, пишут доносы, вступают в неведомую для них ранее политическую борьбу, и всё это происходит в массовых масштабах. «Народную политику» власть оформляет как репрессии, тем самым вводя в некоторые рамки, всемерно удаляя от её первоначальной формы – гражданской войны на истребление правящего класса.
Следствием русского народовластия становится радикальная национализация окраины. Там, где церковь не была русской (как в Грузии), не была православной (как в Армении, странах Прибалтики) или вообще не преобладало христианство (как в Азербайджане и Средней Азии), возникают нерусские народы, претендующие на создание или восстановление национальной государственности. Поэтому бывшая окраина империи была сплочена и прикреплена к бывшему ядру империи не столько государственными формами союзного договора, сколько монопольными средствами надгосударственной власти. Вместе с русскими они «идут к коммунизму», лишь пока действует коммунистическая русская сверх-власть.
Германский вопрос не был решён Россией в Первую мировую. Он остался отложенной проблемой. Великобритания сделала всё, чтобы Гитлер напал на СССР. Для этого под видом «политики умиротворения», оказавшейся, видите ли, неудачной, Гитлеру отдали Чехословакию, которую перед тем успокоили обещанием защиты. Без чехословацкой военной промышленности блицкриг против Советской России не просматривался даже в теории. Впоследствии Гитлер позволил британцам эвакуировать войска из Дюнкерка – странный способ вести войну, не правда ли? Польша страстно желала похода на восток вместе с немцами – и могла бы пойти, как пошли Болгария, Румыния и Венгрия. Но польский гонор толкал на выдвижение Гитлеру условий. За эту несоразмерность амбиции и амуниции Черчилль прозвал довоенную Польшу «польской гиеной».
Коммунисты вместе с народом как единое целое побеждают Германию. Немецкий вопрос окончательно решён. Проект Бисмарка ликвидирован. Германия демилитаризована, военная сила больше не будет основой её государства, теперь две Германии – национальные региональные государства под внешним управлением. Не империя даже в проекте. Только хозяйственные организмы.
Коммунистическая надгосударственная власть в СССР окончательно признаётся народной – этому служат и кадры партии, выдвинутые за три десятилетия из народной среды, а не из элит бывшей царской империи. Народовластие партии приобретает единый стиль с народностью государственного аппарата.
После войны вопрос о коммунизме распадается на две слабо связанные утопии. Во-первых, будет ли реальный коммунизм внутри СССР? И во-вторых, будет ли весь мир всё-таки двигаться к коммунизму? «Социалистический лагерь» охватывает значительную часть мира и состоит из довольно разнородных элементов. Охвачены коммунистической верой (но и интересом к народному государству) Китай, Вьетнам, Северная Корея. Идёт борьба со США за Латинскую Америку и Африку. Ведётся война за Афганистан. Сфера советского контроля в Европе занята скорее реальным социалистическим строительством, но коммунизм обосновывает власть над ней, превращая её во вторую (помимо наших собственных национальных республик) окраину имперского русского ядра.
Таким образом, коммунистическая светская вера (утопия), будучи основанием власти как внутри страны, так и вовне, не позволяет свернуть к реальному социализму как самодостаточному социальному проекту. Но этот последний внутри страны требует от коммунистической догматики проектной конкретики, которая в условиях власти утопии невозможна.
Последняя попытка на практике продолжить строительство коммунизма стала одновременно попыткой преодолеть догматизм, овладевший к тому времени коммунистическим учением, вернуть ему первоначальный творческий, научно обоснованный характер. К тому же она оказалась несовместимой с сохранением сверх-власти, политической монополии партии, требовала ее слияния с