Идет охота на волков… — страница 13 из 49

Что все проходит вместе с ним.

В душе моей — всё цели без дороги, —

Поройтесь в ней — и вы найдете лишь

Две полуфразы, полудиалоги, —

А остальное — Франция, Париж…

И пусть мне вечер зажигает свечи,

И образ твой окуривает дым, —

Но не хочу я знать, что время лечит,

Что все проходит вместе с ним.

1968

Поездка в город

Я — самый непьющий из всех мужуков:

Во мне есть моральная сила, —

И наша семья большинством голосов,

Снабдив меня списком на восемь листов,

В столицу меня снарядила.

Чтобы я привез снохе с ейным мужем по дохе,

Чтобы брату с бабой — кофе растворимый,

Двум невесткам — по ковру, зятю — черную икру,

Тестю — что-нибудь армянского разлива.

Я ранен, контужен — я малость боюсь

Забыть, что кому по порядку, —

Я список вещей заучил наизусть,

А деньги зашил за подкладку.

Значит, брату — две дохи, сестрин муж — ему духи,

Тесть сказал: «Давай бери что попадется!»

Двум невесткам — по ковру, зятю — заячью икру,

Куму — водки литра два, — пущай зальется!

Я тыкался в спины, блуждал по ногам,

Шел грудью к плащам и рубахам.

Чтоб список вещей не достался врагам,

Его проглотил я без страха.

Помню: шубу просит брат, куму с бабой — все подряд,

Тестю — водки ереванского разлива,

Двум невесткам — по ковру, зятю — заячью нору,

А сестре — плевать чего, но чтоб — красиво!

Да что ж мне — пустым возвращаться назад?!

Но вот я набрел на товары.

«Какая валюта у вас?» — говорят.

«Не бойсь, — говорю, — не долла́ры!»

Растворимой мне махры, зять — подохнет без икры,

Тестю, мол, даешь духи для опохмелки!

Двум невесткам — все равно, мужу сестрину — вино,

Ну а мне — вот это желтое в тарелке!

Не помню про фунты, про стервинги слов,

Сраженный ужасной загадкой:

Зачем я тогда проливал свою кровь,

Зачем ел тот список на восемь листов,

Зачем мне рубли за подкладкой?!

Где же все же взять доху, зятю — кофе на меху?

Тестю — хрен, а кум и пивом обойдется.

Где мне взять коньяк в пуху, растворимую сноху?

Ну а брат и с самогоном перебьется!

1969

Ноль семь

Для меня эта ночь — вне закона.

Я пишу — по ночам больше тем.

Я хватаюсь за диск телефона,

Набираю вечное ноль семь.

«Девушка, здравствуйте! Как вас звать?» — «Тома».

«Семьдесят вторая! Жду дыханье затая…

Быть не может, повторите, я уверен — дома!..

Вот уже ответили.

Ну здравствуй, это я!»

Эта ночь для меня вне закона,

Я не сплю — я кричу: «Поскорей!..»

Почему мне в кредит, по талону

Предлагают любимых людей!

«Девушка, слушайте! Семьдесят вторая!

Не могу дождаться, и часы мои стоят…

К дьяволу все линии — я завтра улетаю!..

Вот уже ответили.

Ну здравствуй, это я!»

Телефон для меня — как икона,

Телефонная книга — трипти́х,

Стала телефонистка мадонной,

Расстоянье на миг сократив.

«Девушка, милая! Я прошу — продлите!

Вы теперь, как ангел — не сходите ж с алтаря!

Самое главное — впереди, поймите…

Вот уже ответили.

Ну здравствуй, это я!»

Что, опять поврежденье на трассе?

Что, реле там с ячейкой шалят?

Мне плевать — буду ждать, — я согласен

Начинать каждый вечер с нуля!

«Ноль семь, здравствуйте! Снова я». — «Да что вам?»

«Нет, уже не нужно, — нужен город Магадан.

Не даю вам слова, что звонить не буду снова, —

Просто друг один — узнать, как он, бедняга, там…»

Эта ночь для меня вне закона,

Ночи все у меня не для сна, —

А усну — мне приснится мадонна,

На кого-то похожа она.

«Девушка, милая! Снова я. Тома!

Не могу дождаться — жду дыханье затая…

Да, меня!.. Конечно я!.. Да, я! Конечно дома!»

«Вызываю… Отвечайте…» — «Здравствуй, это я!»

1969

Песенка о переселении душ

Кто верит в Магомета, кто — в Аллаха, кто — в Исуса,

Кто ни во что не верит — даже в черта, на́зло всем, —

Хорошую религию придумали индусы:

Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.

Стремилась ввысь душа твоя —

Родишься вновь с мечтою,

Но если жил ты как свинья —

Останешься свиньею.

Пусть косо смотрят на тебя — привыкни к укоризне, —

Досадно — что ж, родишься вновь на колкости горазд.

А если видел смерть врага еще при этой жизни —

В другой тебе дарован будет верный зоркий глаз.

Живи себе нормальненько —

Есть повод веселиться:

Ведь, может быть, в начальника

Душа твоя вселится.

Пускай живешь ты дворником — родишься вновь

прорабом,

А после из прораба до министра дорастешь, —

Но если туп как дерево — родишься баобабом

И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь.

Досадно попугаем жить,

Гадюкой с длинным веком, —

Не лучше ли при жизни быть

Приличным человеком?!

Так кто есть кто, так кто был кем? — мы никогда не знаем.

Кто был никем, тот станет всем, — задумайся о том!

Быть может, тот облезлый кот — был раньше негодяем,

А этот милый человек — был раньше добрым псом.

Я не люблю

Я не люблю фатального исхода,

От жизни никогда не устаю.

Я не люблю любое время года,

Когда веселых песен не пою.

Я не люблю холодного цинизма,

В восторженность не верю, и еще —

Когда чужой мои читает письма,

Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда — наполовину

Или когда прервали разговор.

Я не люблю, когда стреляют в спину,

Я также против выстрелов в упор.

Я ненавижу сплетни в виде версий,

Червей сомненья, почестей иглу,

Или — когда все время против шерсти,

Или — когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой, —

Уж лучше пусть откажут тормоза.

Досадно мне, что слово «честь» забыто

И что в чести наветы за глаза.

Когда я вижу сломанные крылья —

Нет жалости во мне, и неспроста:

Я не люблю насилье и бессилье, —

Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,

Досадно мне, когда невинных бьют.

Я не люблю, когда мне лезут в душу,

Тем более — когда в нее плюют.

Я не люблю манежи и арены:

На них мильон меняют по рублю.

Пусть впереди большие перемены —

Я это никогда не полюблю!

1969

«Ну вот, исчезла дрожь в руках…»

Ну вот, исчезла дрожь в руках,

Теперь — наверх!

Ну вот, сорвался в пропасть страх

Навек, навек, —

Для остановки нет причин —

Иду, скользя…

И в мире нет таких вершин,

Что взять нельзя!

Среди нехоженых путей

Один — пусть мой!

Среди невзятых рубежей

Один — за мной!

А имена тех, кто здесь лег,

Снега таят…

Среди непройденных дорог

Одна — моя!

Здесь голубым сияньем льдов

Весь склон облит,

И тайну чьих-нибудь следов

Гранит хранит…

И я гляжу в свою мечту

Поверх голов

И свято верю в чистоту

Снегов и слов!

И пусть пройдет немалый срок —

Мне не забыть,

Что здесь сомнения я смог

В себе убить.

В тот день шептала мне вода:

Удач — всегда!..

А день… какой был день тогда?

Ах да — среда!..

1969

К вершине

Памяти Михаила Хергиани

Ты идешь по кромке ледника,

Взгляд не отрывая от вершины.

Горы спят, вдыхая облака,

Выдыхая снежные лавины.

Но они с тебя не сводят глаз —

Будто бы тебе покой обещан,

Предостерегая всякий раз

Камнепадом и оскалом трещин.

Горы знают — к ним пришла беда, —

Дымом затянуло перевалы.

Ты не отличал еще тогда

От разрывов горные обвалы.

Если ты о помощи просил —

Громким эхом отзывались скалы,

Ветер по ущельям разносил

Эхо гор, как радиосигналы.

И когда шел бой за перевал, —

Чтобы не был ты врагом замечен,

Каждый камень грудью прикрывал,

Скалы сами подставляли плечи.

Ложь, что умный в горы не пойдет!

Ты пошел — ты не поверил слухам, —

И мягчал гранит, и таял лед,

И туман у ног стелился пухом…