— Подарок госпоже моего сердца.
— Вы с ума сошли! — Гневный румянец залил щеки Лары. — Что вам угодно?
— Любви, царица моих грез. Я видел много девушек в вашей стране, но я выбрал тебя. Ты сама — драгоценность. Эта кожа, похожая на перламутр морских раковин, эти волосы, словно тончайшие золотые нити, и глаза, в которых гневно плещет морская синева… Сапфиры… Я знаю толк в дорогих вещах… — Он медленно приближался, подступая вплотную.
— А я — в правилах приличия! Отойдите, мистер нахал! — Она сбросила с подставки на пол оказавшуюся под рукой вазу с цветами. Но не сумела вовремя увернуться.
— Это большая ошибка, — араб крепко обнял ее. — Ты поймешь, как ошибалась. В этой дикой стране нет никого, кто мог бы поспорить со мной в искусстве любви. — Крепкие, сильные и одновременно гибкие пальцы пробежали по ее позвоночнику, губы прильнули к шее…
Еще переполненная ощущениями поцелуев Пламена, Лара закинула голову, теряя волю к сопротивлению. Она пришла в себя от требовательных ласк. Чужие, жадные руки срывали с нее одежду. Лара рванулась, упав на диван, потом на ковер, но так и не высвободилась от могучих объятий. Этот «повелитель» не собирался отступать. Клочья разорванных кружев валялись среди рассыпанных роз, сопротивление девушки лишь сильнее разгорячало Мухаммеда.
— Отпусти! — закричала она. — Тебя посадят в тюрьму!
Мужчина смеялся, тихо, сладострастно. Сжав руки Лары, он целовал ее грудь.
— Ты будешь очень довольна, беби…
— Спасите! — что есть духу вопила Лара по-английски, вспомнив о слугах араба. Больше ничего она сделать уже не могла. Но слуги исчезли — дом казался пустым. Крепко зажмурившись, Лара вцепилась зубами в плечо насильника.
С оглушительным хлопком распахнулась рама стеклянной стены, сквозняк загасил свечи, некто с воплем: «Дерьмо!» — отбросил араба в сторону и, подхватив Лару, потянул ее за собой.
— Нет! — успела пискнуть девушка. Ладонь зажала ей рот, а знакомый голос шепнул:
— Бежим скорее! Здесь много слуг. — Пламен накинул на плечи Лары джинсовую куртку. На его шее болталась камера. Они выскочили через окно на балкон и успели спуститься по стволу дикой яблони вниз, когда в гостиной зажглись люстры и раздались мужские голоса, быстро и возмущенно тараторившие по-арабски.
На диком пляже, залитом лунным светом, было пустынно. Утихшее море ласково играло чешуей лунной дорожки. Пахло водорослями, ночными цветами и юным счастьем.
— Это судьба. Судьба, что ты оказался рядом! — стоя в воде, Лара остужала горевшие ноги — она не привыкла ходить босиком, а удирать пришлось без обуви.
— Я убью мерзавца! — Пламен озабоченно крутил свой аппарат. — Не судьба — счастливый случай. Я давно снимаю «скрытой камерой» тайную жизнь этого сатира. Притаился на балконе — и вдруг такое шоу! Зачем ты пришла к нему?
— Перепутала! Ты же обещал мне сюрприз.
Пламен вскочил, шагнул в воду, крепко сжал ее плечи и заглянул в лицо. Лара опустила веки, протянув ему приоткрывшиеся губы. Пламен подхватил се на руки и унес к песчаной полосе у круто поднимавшегося утеса.
Под яркими южными звездами, среди шелеста и шепота южной ночи, Лара стала женщиной.
— Обичам те, — серьезно сказал Пламен. — Очень сильно люблю.
— Я тоже. Я тоже люблю тебя, — прошептала Лара. — Я выучу болгарский. Наши дети будут говорить на всех языках сразу.
— А ты — ты станешь самой лучшей женой на свете, моей главной моделью, моей единственной любимой. Ведь мы все можем! Можем, да, можем? — Приподнявшись на локтях, он тревожно заглянул в самую глубину ее расширившихся зрачков…
У скамеек, окружавших теннисный корт, после посиделок распивавших здесь пиво чехов валялись бутылки. Стекло звякнуло под ногой Зиновия, он споткнулся, успев заметить лавку, на которую довольно точно приземлился. Когда на него не смотрели посторонние, он был не так уж нелеп. И не так некрасив. Высокий лоб и крупный нос выглядели значительно в темноте, подсвеченной голубым неоном редких фонарей. За кустами, окаймлявшими спортзону, тихо шумел прибой. Зиновий отряхнул с брючин засохшую глину и протер носовым платком стекла очков, затем уставился на площадку теннисного корта, возле которой сидел. Поле корта мгновенно превратилось в шахматное, на нем обозначились фигуры, вступившие в сложные взаимоотношения. Они стали миром Зиновия, в котором ему, только ему принадлежали полномочия верховного главнокомандующего. Он не слышал, как на диком пляже колокольчиком рассыпался девичий смех и мужской голос с мягким акцентом шептал и шептал что-то, прерываясь на долгие многозначительные паузы…
…Шум карнавала угасал. Опустела танцплощадка, молодежь разбрелась компаниями и парочками продолжать свой праздник до утра.
— Никто не видел Анжелу? — спохватился уже собравшийся уходить Сашка. Сбросив серебряные пиджаки, вся команда «Радуги» влезла в привычные тенниски и джинсы.
— Ее мужик из обкома кадрил, — сообщил патлатый ударник.
— Когда?
— Я пошел в клуб переодеваться, она уже выходила с сумкой и в своем платье. А этот, как его, Паламарчук рядышком поджидал. Хохоталка — с похмелья не опишешь.
— Директор ужин для хозяев устраивает. Затащили, видать, нашу птичку для музыкального сопровождения, — прокомментировал событие тощий клавишник.
— Разберемся, — пообещал, стиснув кулаки, Сашка. — Не ждите меня.
Пружинистым шагом индейца он последовал к зданию клуба. Здесь было темно. Лишь на втором этаже в распахнутом окне банкетного зала горел свет и колебалась пышная тюлевая занавеска. Там звучала магнитофонная запись, заглушавшая голоса. «Ты — моя мелодия…» — пел Магомаев с большим вдохновением.
Для парня, выросшего в южном городке, ничего не стоило забраться по кривому стволу акации, доходившему почти до окна. Кое-что ему удалось рассмотреть. Прямоугольный стол, накрытый с ресторанной щедростью и сервисом: серебряные жерла шампанского и воронки белых салфеток стояли торчком среди блюд и салатниц, полных всяческой, декорированной зеленью вкуснятины. Раскрасневшийся Федоренко что-то громко говорил иностранцу и болгарке, указывая на стол. Чиновные дамы и господа, вернее товарищи, начали рассаживаться, засуетились официантки в белых наколках и передниках. Федоренко огляделся, ища кого-то взглядом, за ним, переглядываясь, загалдели остальные — увы, высокого гостя, товарища Паламарчука Роберта Степановича, в зале не оказалось.
Сашка чуть не взвыл. Больше всего ему хотелось запустить в окно увесистый булыжник, а потом отыскать мерзкую изменницу с ее высокопоставленным блядуном и выколотить из гада всю спесь! А потом… Потом плюнуть в размалеванную рожу изменницы и навсегда исчезнуть с ее пути. От жалости к себе Сашка едва не расплакался. Он слез с дерева, нарочно обдирая кожу о ствол, пытаясь заглушить этой болью невыносимую боль внутри. Ведь он любил ее! Со школы, с первой встречи. Как привороженный, как маньяк… Они оба верили, что предназначены друг для друга, когда слушали музыку, разучивали песни, выступали в ресторанах перед пьяными рожами, а потом неслись на мотороллере по спящему городу. Чтобы в дощатом «замке» Анжелы торопливо сорвать одежду и броситься друг к другу. Собственно… Если честно, это случалось все реже и реже. И как-то не так, по-другому. Анжелу, наверно, сглазили, или ее околдовала красивая жизнь, текущая, как река, в широком русле курортной зоны. Она вдруг заговорила о своем будущем, о жажде богатства и славы, о том, что не хочет прозябать всю жизнь в «обслуге».
Последнее время Анжела даже не старалась скрывать от Саши, что они — временные любовники, связанные деловым партнерством, а ей необходим настоящий влиятельный покровитель или муж, способный вырвать ее из трясины городка. Иногда Саше казалось, что Анжела специально распаляет его ревность, порой же он с предельной ясностью осознавал: все давно кончилось, пора решительно разорвать едва удерживающую их связь. Но как это сделать, когда она стоит рядом в своих сверкающих брючках, жаркая, желанная, сливающаяся воедино с его музыкой, отдающаяся ей? Она поет для него!
«Для кого? Для кого так потрясающе пела сегодня эта вертлявая стерва?» — задал себе вопрос Сашка, остановившись посреди темной аллеи. Ему ответили звон цикад и отдаленная матершина на вполне понятном родном языке. Скрипнув зубами, гитарист шагнул в темноту.
Снежина лежала у себя в номере, читая толстую книгу. Это был роман Митчелл «Унесенные ветром» на английском языке. Дело шло с трудом. Но сна не было ни в одном глазу, а телевидение давно прекратило работу — население СССР должно ложиться спать до полуночи. Болгарская красавица с удовольствием думала о том, что до отъезда осталось всего пять дней.
Ей удалось деликатно улизнуть с директорского банкета, сославшись на головную боль. Американец проводил ее до номера, намекнул на кофе, но послушно удалился, получив однозначный отказ. Пламен и Лара куда-то запропастились. Впрочем, Снежина догадывалась куда — эти двое давно мечтали о близости. Она терялась в сомнениях по поводу перспективы русско-болгарской пары. Лара — дочь замминистра, к тому же девушка строгих правил. Вероятно, ей нужен хороший муж. Нетрудно представить, что претендентов на эту роль достаточно. Лара выбрала обаятельного фотокорреспондента Бончева, наверняка клявшегося ей в самых возвышенных и пылких чувствах. Бедняжка здорово просчиталась, позволив себе потерять голову.
Пламену уже двадцать шесть, позади череда бурных романов, впереди планы на контракты в Европе или Америке. Бончев далеко не в восторге от культурной политики социализма. Он видит себя в составе хорошей рекламной фирмы западного образца, знаменитым мастером, делающем снимки для «Плейбоя» и самых престижных журналов. Но парень хорош и опытен в любви. В любом случае — Лара запомнит эту ночь и может не опасаться последствий. Здесь, в СССР, в смысле секса — полная темнота. Девушки даже стесняются говорить о контрацептивах, а мужчины, похоже, вовсе ограничивают себя в удовольствиях. Наверняка и красавец Нептун — грубоватый мужлан, не посвященный в тонкости эротических игр. Вспомнив Антона, Снежина фыркнула и обратилась к воспоминаниям о трех днях любви, которые провела в горах с Мирчо. Это произошло прошлой зимой, и с тех пор она думала лишь о том, как повторить свидание. Сильный, изощренный в интимных ласках любовник, он был старше ее на четверть века! Сколь нежной, бережной и бурной была его страсть! Тело Снежины превращалось в драгоценный инструмент, из которого Мирчо мастерски извлекал симфонию наслаждений. Стоило постараться, чтобы заполучить в мужья этого мужчину…