– Да, – согласился Комботекра, – возможно. Но, Конни, вы должны понять, что…
– Я понимаю: это ничего не доказывает. А в полиции Кембриджа знают?
– Не уверен. Вероятно, нет. Лоррейн Тёрнер случайно упомянула об этом мне, рассказывая о той драгоценной карте… ее беспокоило, что нечто столь ценное осталось в пустом… то есть в безлюдном доме. По словам Лоррейн, доктор Гейн почти ничего не взяла с собой. Мебель, книги, компакт-диски…
– А она не сказала Лоррейн, почему уехала?
– Нет. И Лоррейн побоялась спросить. Решила, что такой вопрос неуместен.
Я залпом выпила воду.
– Вы должны были сообщить об этом в полицию Кембриджа.
– А какой смысл?
– Если они проведут исследование ковра, то могут найти следы крови или ДНК.
– Конни, они не будут ничего делать. Нет никаких доказательств. Странно, согласен, что Селина Гейн спешно уехала из своего дома, но люди то и дело ведут себя странно. Парня, с которым я общался, констебля Гринта, вполне удовлетворило то, что сообщила ему Лоррейн.
– Тогда он – хреновый сыщик! Видеосъемку виртуального тура проводила сама Лоррейн, верно? Менее всего он должен был верить ей на слово. А общался ли он с Битерами или с Селиной Гейн? Что если история той рождественской елки выдумана?
– Подумайте, что вы говорите, и вы осозна́ете, что из этого следует, – посоветовал Сэм. – Вас послушать, так Лоррейн Тёрнер тянет на психотическую убийцу, которая убивает своих жертв в тех домах, что пытается продать, а потом помещает в Интернете видеосвидетельства с их трупами. Такое вам кажется вероятным?
– Почему вы упомянули о жертвах во множественном числе? Может, есть всего одна жертва: увиденная мною женщина? Кстати, любое преступление, описанное таким скептическим тоном, кажется невероятным. «Как, неужели он растворял всех своих жертв в ванне, полной кислоты?», «Да неужели он расчленял трупы молодых мужчин и хранил их в своем морозильнике?»
– Вы читаете много криминальной хроники? – спросил полицейский.
– Вот еще, нет, конечно! – невольно рассмеявшись, ответила я. – Подобные истории известны всем. Это общеизвестные факты. Вы уже, небось, вообразили, что я сдвинулась на почве патологической кровожадности? А вдруг одержима как раз Лоррейн Тёрнер, или Селина Гейн, или даже обе они вместе? Почему идея фикс могла появиться только у меня?
Потому что ты, идиотка, вопишь об этом во весь голос в многолюдной столовой!
– Я ответил на ваш вопрос, – спокойно заметил Сэм. – А вы намерены ответить на мой?
Откуда он знает, что я рассказала далеко не все? Из-за нашей с Китом ссоры? Не мог он подслушать нас? Он стоял слишком далеко.
– Я разговаривал с Элис Бин, – добавил Комботекра.
Я постаралась не показать своего огорчения. Элис принадлежала только мне: порой мне казалось, что она – все, что у меня осталось, единственный человек, на которого я могу положиться во всех своих душевных и насущных проблемах. Как посмел Сэм соваться в мою личную жизнь? И почему Элис не сказала, что разговаривала с ним?
– Вы же сообщили мне, что Элис посоветовала вам связаться с Саймоном Уотерхаусом, – продолжил свои пояснения мой собеседник, – но вы ведь не звонили ей в субботу ночью или утром, верно? Вы не сообщили ей, что видели женский труп.
Это было так: я виделась с ней позже, в субботу, и все рассказала.
Сэм ждал.
– Вы правы, – признала я, – в субботу утром, когда я разговаривала с вами, она еще ничего не знала.
– Следовательно, она должна была предложить вам связаться с Саймоном по какой-то другой причине.
Я хранила молчание.
– Мне было бы весьма полезно услышать, какова же эта другая причина, – настаивал детектив.
– Не такая уж она другая… В общем, да, но… эти причины взаимосвязаны. Обе связаны с домом одиннадцать по Бентли-гроув, – сообщила я и глубоко вздохнула. – Вы помните январский снегопад?
– Да, я уж опасался, что он никогда не кончится, – кивнув, сказал Сэм. – Подумал даже, что начался тот самый новый ледниковый период, который упорно предсказывают некоторые климатологи.
– Шестого января я отправилась в «Комбингам» купить десять мешков угля. Киту нравится живой огонь, но у нас как раз запасы закончились, и сам он не мог съездить… работал в Лондоне. Вы можете удивиться, почему я не поехала в ближайший автосервис, но Кит считает, что хороший уголь только у Гамми в «Комбингаме». Имя у него на самом деле другое, но все зовут его попросту Гамми. Я слегка побаиваюсь этого мрачного типа; может, он редко улыбается из-за острой нехватки зубов, но Кит упорно твердит, что у него самый хороший уголь. Сама я в качестве угля ничего не смыслю, да и не думаю, что стоит спорить по столь ничтожному поводу.
Полицейский улыбнулся, хотя ему не следовало бы этого делать. История-то была далеко не радостная.
– Я отправилась на машине Кита, она полноприводная, и на ней безопаснее ездить по снегу, чем на моей. До этого я ни разу не ездила к Гамми прежде – в смысле, одна не ездила. А моя способность к ориентированию на местности безнадежно нулевая, поэтому я воспользовалась навигатором в машине Кита.
– И узнали, что он не ездил на машине в Лондон? – предположил Сэм.
– Нет, в Лондон он никогда на ней не ездил. Обычно он оставлял машину на парковке в Роундесли, но в тот день с утра было слишком скользко для езды по проселочным дорогам. Пескоразбрасыватели еще не проехали. Так что Кит пешком добрался до Роундесли-роуд и на автобусе доехал до станции.
Лучше б он поехал на машине. Лучше б его машина простояла на той привокзальной парковке, а не торчала возле нашего дома, соблазняя меня более безопасной ездой.
– Я купила уголь. И, вероятно, смогла бы найти дорогу домой, но мне не хотелось случайно заблудиться, поэтому я решила действовать наверняка и вновь воспользовалась навигатором. И тогда я выбрала кнопку «Дом»… – Глубоко вздохнув, я собралась с силами. – Сначала я заметила информацию о времени поездки: два часа семнадцать минут. А потом уже прочитала этот чертов адрес.
Сэм понял. Я поняла по его лицу, что он понял.
– Понятие «Дом», с точки зрения навигатора Кита, означало дом одиннадцать по Бентли-гроув в Кембридже, а вовсе не коттедж «Мелроуз» в Литтл-Холлинге. – Слезы сами брызнули у меня из глаз. Мне не удалось сдержать их. – Простите. Я просто не могу… не могу поверить, что спустя шесть месяцев я все еще рассказываю эту историю, не понимая, что она означает.
– Почему вы не рассказали мне этого в субботу утром? – спросил Комботекра.
– Боялась, что если я расскажу вам все, вы не поверите в мою историю с женским трупом. Если б вы узнали, что я уже одержима этим одиннадцатым домом по Бентли-гроув…
– А вы одержимы?
Есть ли смысл отрицать это?
– Да. Безусловно.
– Из-за того, что он значился в навигаторе Кита как его домашний адрес?
Я кивнула.
– И вам хочется знать причину? Вы спрашивали его?
– Едва он вернулся домой. Он сделал вид, что не понимает, о чем я говорю. Отрицал, все отрицал. Заявил, что никогда не заносил в навигатор никакого домашнего адреса – ни нашего, ни кембриджского, и что он вообще о нем никогда не слышал. Мы крупно поссорились… и надолго. Я не поверила ему.
– Понятное дело, – согласился Сэм.
– Он же сам купил новый навигатор… кто еще мог ввести туда адрес, кроме него? Так я и спросила его, а он ответил мне: «Разве это не очевидно? Должно быть, его ввела ты». Я не поверила собственным ушам. Какого черта мне понадобилось вводить этот адрес?! А если даже я это сделала, зачем мне понадобилось обвинять Кита?
– Конни, постарайтесь успокоиться, – сказал полицейский, похлопав меня по руке. – Может, хотите какой-то другой напиток?
Я хочу другую жизнь… любую другую, кроме нынешней, с любыми другими проблемами, кроме моих собственных.
– Да, воды, пожалуйста, – всхлипнув, ответила я, вытирая слезы. – Можете попросить их налить полный стаканчик на сей раз?
Через пару минут Комботекра вернулся с большим полным стаканом. Я с такой жадностью заглатывала воду, что у меня защемило грудь.
– Вы подозреваете, что Кит завел в Кембридже вторую семью? – прямо спросил Сэм.
– Да, это первое, что пришло мне в голову. Двоеженство. – Ну вот, я впервые произнесла это слово, даже с Элис мне удавалось избегать его. – Это звучит мелодраматично, но так ведь бывает? Мужчины действительно склонны жить на два дома.
– Да, бывает, – согласился мой собеседник. – Впрочем, подозреваю, что некоторые женщины склонны к тому же. Вы говорили Киту о ваших подозрениях?
– Он отрицал это… абсолютно, полностью отрицал, всё. Он отрицал это все шесть месяцев. Я не поверила ему, и человеческое непостоянство стало причиной очередных ссор. Я не доверяла ему так, как он доверял мне.
– Так он поверил, когда вы сказали, что не вводили тот адрес?
– Он перенес обвинения на мою семью… мою маму, Фрэн, Антона… Напомнил мне о многочисленных случаях, когда тот или иной из них заходил в наш дом, где свободно лежал его навигатор.
– Кто такие Фрэн и Антон? – спросил Сэм.
– Моя сестра и ее сожитель.
– Кит был прав? Мог ли один из ваших родственников ввести этот адрес?
– В принципе, могли, но они этого не делали. Я досконально знаю моих родственников. Мой папа пребывает в ужасе от любых современных устройств и техники, он отказывается признавать существование цифровых аудиоплееров и электронных книг, не воспринимает даже DVD-плееры. Совершенно невозможно, чтобы он вообще увидел и опознал навигатор. Фрэн и Антон для этого слишком порядочные, и вообще у них не хватило бы воображения. Моя мать могла бы, но… уж поверьте мне, она ни за что не внесла бы такой адрес в навигатор Кита.
«Она предпочитала гасить, а не разжигать страсти, – подумала я, – и тревожно напрягалась, меняя тему всякий раз, едва речь заходила о Кембридже: об университетских состязаниях по гребле или о Стивене Хокинге[24]