– Я не говорил с Селлерсом. К телефону подошел Гиббс.
Гиббс. У Чарли возникло ощущение, будто незримая рука сжала ее горло, так крепко сжала, что и не пикнешь. Если уж на то пошло, то, вероятно, так лучше. Человеческое благоразумие запускает внутреннюю тормозную систему, дабы страдалицы не выли волком на протяжении всего их медового месяца.
Именно Крис Гиббс четыре года тому назад произнес роковые слова, поставившие крест на ее честном имени. Он, и только он видел выражение ее лица, когда до нее дошло, что она натворила, и с того момента ее жизнь начала рушиться – публично, при свете дня, до полного дерьмового обнажения. Вероятно, Гиббс даже не подумал об этом, не осознал, что стал свидетелем разрушения самого ценного для Чарли понятия: собственной достойной самооценки. И Гиббс ни в чем не виноват – он лишь сообщил сведения, обнаруженные им по ее же собственному заданию. Рассуждая логически, она понимала, что он не сделал ничего плохого, но тем не менее чувство досады на него не проходило. Он созерцал сцену ее унижения, стоя в первом ряду, лицом к лицу с ней.
– Ты говорил, что собираешься звонить Сэму, – произнесла Чарли.
– У него отключен мобильник. – Наклонившись вперед, Саймон заглянул ей в лицо. – В чем дело? Не смотри так. Я словом не обмолвился про Оливию. Ты же слышала наш разговор – только про Конни Боускилл. Мы с Гиббсом вообще не разговариваем на личные темы.
А ты ни с кем не разговариваешь на личные темы.
– Так ты битый час болтал с Гиббсом о вымышленных трупах на вебсайтах по продаже недвижимости и даже не удосужился упомянуть о том, что они с моей вероломной сестрицей, постаравшись на славу, испоганили и нашу свадьбу, и медовый месяц? – вспыхнула Чарли.
Ее супруг вставил телефонную трубку Доминго обратно в базу.
– Они ничего не испоганили, – возразил он, – кроме их собственных отношений, а это уже их личные дела.
– Нынче ты запел по-другому! Вчера вечером ты говорил, что всегда думал о дне нашей свадьбы, как о…
– Нет, это ты так говорила. И еще приписала мне свои же чувства… в итоге, подразумевая, что…
– А разве ты не расстроился? Это же был день нашей свадьбы! Они не имели никакого права отпраздновать его подобным мерзким образом.
Протиснувшись мимо Чарли, Саймон вышел в залитый солнцем сад.
– Никто, кроме нас тобой, не в силах, черт побери, испортить нашу жизнь! И если ты не хочешь погубить свой медовый месяц, прекрати болтать о преждевременном возвращении домой.
– То есть… тебя смущают две проблемы, и ты не намерен разобраться ни с одной из них!
– Меня смущают?
Уотерхаус откинул со своего пути ветвь раскидистого дерева. На его жену обрушился оранжевый дождь цветочных лепестков, и она смахнула их с лица.
– Не ты ли говорила вчера вечером, что потеряла к ним обоим всяческое уважение? – насмешливо поинтересовался Саймон.
– Думаешь, я лгала? – спросила Чарли, быстро догнав его. – А ты, видимо, уже простил эту парочку?
– Не мое дело прощать или не прощать их. Да, мое мнение о них изменилось далеко не в лучшую сторону. Гиббс женат, Лив собирается замуж. Им не следовало так поступать.
– Что-то я не услышала в твоих ответах Гиббсу того, что твое мнение о нем ухудшилось.
– А разве ему нужно мое мнение? – Саймон присел на ступени плавательного бассейна, погрузив ступни в воду. – Мое мнение неизменно останется при мне.
Чарли зажмурилась. Все ее слова как об стенку горох. Ее муж с Гиббсом будут продолжать жить так, словно ничего не случилось, – болтать о работе, поносить Пруста, выпивать вместе в «Бурой корове». Неужели она ожидала, что Саймон будет отстаивать свою точку зрения? Перестанет общаться с Крисом, пока тот не извинится и не пообещает оставить Лив в покое?
Как и все в полицейском участке Спиллинга, Гиббс знал, что случилось на вечеринке по поводу сорокалетия Селлерса. Он знал, что Саймон и Чарли удалились в укромное местечко, а потом Уотерхаус передумал и сбежал, оставив дверь нараспашку и обнаженную Чарли на полу. Стейси, жена Селлерса, стояла рядом на лестничной клетке с тремя подругами и все видела. На работе Чарли отшучивалась от любых упоминаний о том эпизоде, а за стенами участка вообще никому об этом не рассказывала. Даже Лив ничего не знала. Пока.
– Я не верю в правомерность коллективной ответственности, – заявил Саймон. – Да, Гиббс изменяет Дебби. Он давно знаком с Лив. Сколько раз они бывали вместе с нами в «Бурой корове» без Дебби или этого зануды Дома Лунда? Это могло случиться в любой момент – вовсе не обязательно, что это случилось именно в день нашей свадьбы.
– А если Дебби выяснит, что мы знали и не сказали ей? – спросила Чарли.
Прикрыв ладонью глаза от солнца, Уотерхаус взглянул на нее.
– А с чего вдруг нам говорить ей? Это абсолютно не наше дело.
С тем же успехом можно пытаться объяснить инопланетянину, по какой орбите крутится планета Земля. Чарли глубоко вздохнула.
– Лив – моя сестра. Если их связь откроется, все подумают, что я на ее стороне.
– Вот тогда ты и скажешь им то, что говорила мне вчера вечером: что ты больше никогда не захочешь видеть жирную, распутную физиономию этой изменницы.
– Я так говорила?
– Дословно, – ответил Саймон. – И не представляю, кто мог бы усомниться в тебе.
Чарли испытывала неловкость от того, что ей напомнили, как она отозвалась о своей родной сестре. Но кто в этом виноват? Кто вынудил ее сказать это?
– Дебби пользуется популярностью, – озабоченно произнесла она. – Она дружит со всеми женами наших ребят – с женами Мейкина, Злосника, Эда Батлера… Дебби стала объединяющей силой этой… сети. Они с Лиззи Пруст вместе ходят в бассейн фитнес-клуба «Волна». Если бы это случилось со Стейси Селлерс, я не стала бы особо переживать – все считают, что она сдвинута на почве секса. И ей не надо мучиться с ЭКО, ей не пришлось пережить чертову пропасть злосчастных выкидышей. Ты помнишь, мы все подписывались на поздравительной открытке с пожеланиями удачи, перед тем как Дебби поимела свою первую… гормональную штуковину?
– Увы, я не смог втиснуть свою подпись, – кивнув, сказал Уотерхаус. – Свободного места не осталось.
Чувствуя, что начинает дрожать, его супруга обхватила себя руками.
– Саймон, ведь все на работе возненавидят меня. Мне уже пришлось однажды пройти через…
– Единственным человеком, ненавидевшим тебя четыре года тому назад, была ты сама.
– Кажется, припоминаю, что меня в этом поддержала вся бульварная пресса, – с горечью выдавила Чарли. – Я не выстою еще раз, Саймон… не переживу, если все опять ославят меня как злодейку.
– Чарли, ни в «Сан», ни в «Мейл» никого ни капельки не интересует ЭКО нашей Дебби.
– А вдруг Дебби все узнает, они с Гиббсом разбегутся, а Лив станет новой миссис Гиббс? Миссис Зейлер-Гиббс, учитывая ее чертовы удвоенные претензии…
– Ты совершенно напрасно взвинчиваешь себя.
– Я выхожу с работы, а она уже поджидает его после смены на парковке в своей машине. От нее ведь нигде не спрячешься. Она еще может перебраться в Спиллинг. – Чарли содрогнулась. – Ты думаешь, ничего подобного с ней не произойдет? Но она же не случайно завела шашни с Гиббсом!
– Надеюсь, – хмыкнул Саймон. – Случайно хренов Гиббс может травмировать кого угодно.
– Моя жизнь всегда казалась ей интереснее, чем ее собственная – вечно она слонялась вокруг да около, ожидая, что я приглашу ее на наши сборища. И тут она увидела свой шанс и воспользовалась им – теперь она в нашем кругу. Остается только исключить из него Дебби. Она получила доступ и больше не нуждается во мне.
На это заявление не последовало никакой реакции.
– Эй, скажи что-нибудь! – возмущенно воскликнула Чарли.
Ее муж задумчиво смотрел на воду.
Она вспомнила его последнее высказывание. Прежде он ни разу не использовал слово «хренов» в сексуальном контексте. Никогда.
– Саймон? – позвала она.
– Прости, что?
– Ты не слушаешь меня?
– Я предугадал все, что могу услышать: некто особенно склонен усугубляться в страданиях. И этот некто готов на любые жертвы, создавая благоприятные условия для дурного настроения и заставляя окружающих скатываться в него же.
Чарли попыталась спихнуть мужа в воду, но он воспротивился, завладев ее запястьями. Пришлось уступить – он был гораздо сильнее.
Через пару секунд мир восстановился, будто ничего и не случилось. Чарли устроилась на ступенях рядом с любимым.
– Ты не слушал, потому что думал о сумасшедшей Конни Боускилл с ее дурацким навигатором и убийственными страшилками, – сказала она. – С тем же успехом сейчас ты мог бы быть в Спиллинге.
– У меня появилась одна версия.
Чарли издала стон.
– Не о Конни Боускилл – о тебе, – продолжал полицейский. – Именно ты хочешь вернуться. Тебе хочется, чтобы Лив узнала через твоих родителей, что мы слиняли отсюда после четырех дней. Символический смысл этого очевиден: она звонит сюда, а на следующий день медовый месяц обречен – однозначно. Романтические мечты разбиты вдребезги, сериальное представление о глубочайшем несчастье…
– О нет, прекрати!
– И пожизненная вина твоей сестре обеспечена.
– Могу я задать тебе один вопрос? – срывающимся голосом произнесла Чарли. – Почему ты женился на мне, если думаешь, что я такая стерва?
На лице Саймона отразилось искреннее удивление.
– Я так не думаю, – возразил он. – Просто тебе не чуждо ничто человеческое, только и всего. У каждого из нас бывают дерьмовые мысли, каждый из нас способен на скверные поступки.
Чарли хотелось еще услышать от него, что между ее дерьмом и дерьмом Лив есть существенное различие, что дерьмо ее сестры в сто раз дерьмовее. Но по многолетнему опыту она знала, что Саймон Уотерхаус никогда не говорит того, что тебе хочется услышать.
Он прищурился. Его сосредоточенный взгляд переместился на супругу, словно он вдумчиво пытался запомнить выражение ее лица.
– Категории людей… вот с чего мы начнем. Допустим, ты помещаешь изображение трупа на вебсайт, то есть либо ты – убийца…