Губы и глаза Кита начали подергиваться – с какой-то судорожной несогласованностью. Он и подумать не мог, что такое может случиться с ним. Я понимала, каковы сейчас его чувства.
– Как ты можешь… – простонал он.
«Очень жаль, – подумала я, – к сожалению, после всего случившегося я не стала любить тебя меньше. Я стала меньше верить тебе, меньше понимать тебя и с большей охотой готова причинять тебе боль, однако любовь осталась неизменной. Я даже не представляла, что такое возможно… А ты представлял, Кит?»
Я подавила желание объясниться, осознав всю бесполезность каких-либо объяснений.
– Как ты можешь спокойно сидеть тут и заявлять о твоем намерении разрушить все, чего мы добились? – Его голос прозвучал глухо, хрипло. – Наш брак, нашу фирму…
– Мне нужно, чтобы ты прочитал кое-что. – Я достала из сумочки письмо и положила его на стол перед ним. – Мне хотелось, чтобы ты ознакомился с этим до Селины Гейн. Как только ты дашь свое «добро», я подсуну письмо под дверь ее номера. Она тоже живет здесь. Знал ли ты об этом?
Кит медленно покачал головой. Его удивленно расширяющиеся глаза бегали по строчкам написанного мной послания.
Я опасалась, что мне трудно будет связно изложить эту историю, но оказалось, что более легких писем я еще не писала. Я предположила, для удобства осуществления своего замысла, что Селина Гейн невиновна, и объяснила ей все, что могла объяснить: обнаружение ее адреса в навигаторе мужа, мои подозрения и страхи, то, как они вынудили меня поджидать возле ее дома и следить за ней, как, оглядываясь назад, я пожалела, что струсила и прямо не поговорила с ней. Мне подумалось, что если б Селина сама попала в такую страшную и непонятную ситуацию, как я, она предпочла бы именно такое завершение: откровенное письмо с объяснениями и извинениями одного ни в чем не виноватого человека другому.
Я не тратила время, озадачиваясь тем, в чем следует признаться, а о чем лучше умолчать, и не скупилась на информацию, поведав гораздо больше того, что доктору Гейн нужно было знать, – даже то, что я тоже остановилась в «Гарден-хаус», хотя мой номер находился в другом крыле здания. «Мне жаль, если вам покажется, что я опять выслеживаю вас, – пояснила я. – На самом деле это не так. Я выбрала этот отель, поскольку запомнила его название, а это случилось только потому, что я звонила вам сюда. В идеале, я могла бы проявить тактичность и выбрать другой отель, но не смогла: мои силы истощены, вместо жизненного тонуса во мне образовалось нечто вроде глубокой долговой ямы».
Хаотично вспоминая отрывки письма, по мере того как Кит читал его, я пришла к выводу, что славно постаралась в плане разумного описания событий. Будь я на месте Селины Гейн, то согласилась бы встретиться и поговорить со мной.
Кит уронил листы на стол. Медленно, словно ему было невыносимо тяжело встречаться со мной взглядом, он поднял голову.
– Итак? – спросила я.
– Ты предложила купить ее дом.
– Да.
– Ты сошла с ума? Усугубилась в своем безумии? Пишешь, что готова предложить запрашиваемую цену – миллион двести тысяч фунтов. Ты не можешь позволить…
– Твоя информация устарела, – сообщила я ему. – На сегодняшний день просят уже миллион. Тебе не кажется, что ей, должно быть, отчаянно хочется продать его, раз всего за неделю она так резко снизила цену?
– Поэтому ты предлагаешь ей больше денег, хотя она просит уже меньше, – Кит обхватил голову руками. – Все равно у тебя их нет, и ты не сможешь их занять. Ничего не понимаю, Конни. Помоги мне разобраться!
– Скорее ты смог бы помочь мне разобраться, – невозмутимо парировала я. – Теперь мне нужна всего лишь правда. И меня больше не волнует, какова она. Действительно не волнует. Какой бы скверной она ни оказалась, даже если она страшнее того, что я могу вообразить. Меня уже не волнует наш брак…
– Премного благодарен.
– …не волнует, убил ли ты кого-то – сам или с помощью Селины Гейн. Я не хочу даже привлекать полицию – вот насколько мне стало все равно. Меня волнует только мое собственное положение – мне самой необходимо знать, что именно произошло в моей жизни.
– Прекрати.
– Извини, если огорчила тебя, – сказала я, – мне просто хотелось, чтобы ты понял, как все может быть просто: ты можешь просто сказать мне правду. Скажи мне, Кит, что происходит. Тогда я не стану подсовывать это письмо под дверь номера Селины Гейн…
– Конни… – Перегнувшись через стол, он схватил меня за руки.
– Скажи мне!
Я заметила, как менялось выражение его глаз: к страху примешивались оттенки осознания, размышления. Но преобладал, по-моему, страх.
– О боже, Кон… я не представляю, как…
Я ждала, боясь шелохнуться, на тот случай, если Кит передумает. Услышу ли я в итоге правду?
– Как мне убедить тебя? – произнес он уже более твердым голосом. – Я ничего не знаю. И ничего не делал.
«Нет. Ты не представлял, что такое возможно, – мысленно возразила я. – Я дала тебе шанс, но теперь все кончено. Ты опять предпочел уклониться».
– Неужели ты не веришь мне?! – воскликнул он.
– Да, не верю…
На меня вдруг навалилась такая всепоглощающая тоска, что ненадолго я потеряла дар речи. А чего ты ожидала – полного признания?
– Тогда прекрасно, – наконец удалось сказать мне. – Раз ты не желаешь сказать правду, мне придется выяснить ее самой. И это письмо мне поможет.
– Поможет? – Смешок Кита поразил меня. Как он умудрился вместить в него столько ярости? – Извини, неужели ты подразумеваешь здесь какую-то логическую связь? Как, интересно, вывалив все наши страдания незнакомке и предложив купить невероятно дорогой дом, ты сможешь приблизиться к этой правде?
– Может, и не смогу.
– Чего ты рассчитываешь добиться этой писаниной? – Кит ударил по письму тыльной стороной ладони.
– Возможно, ничего. Я писала его, не заблуждаясь по поводу того, что мне пришла в голову великолепная идея и что она обязана сработать. – Если бы я не настолько выдохлась, то могла бы попытаться показать мужу, как далеко за последние шесть дней ушла от царства победных возможностей и позитивных вариантов. – Я поступаю так только потому, что это единственная идея – единственный способ продвинуться вперед, который я сумела придумать, сознавая, что полиция не собирается заниматься этим делом.
К нам направился официант. Кит остановил его взмахом руки, наглядно изобразив предупреждающий знак «стоп».
– Нам нужно только, чтобы нас оставили в покое, – резко заявил он.
Несколько бизнесменов за соседним столиком обернулись и удивленно взглянули на нас. Один даже приподнял брови.
– Наверняка я знаю только две вещи, – спокойно заметила я, придерживаясь запланированного сценария. – Под названием «Дом» в твоем навигаторе хранился адрес дома одиннадцать по Бентли-гроув. А также, что в гостиной этого дома находилась убитая женщина. Объяснить это я не могу. Ты говоришь, что тоже не можешь. Что же остается? Если я хочу докопаться до правды, то мне необходимо выяснить об этом доме гораздо больше того, что мне известно сейчас. – Я пожала плечами. – И покупка стала единственным планом, который я смогла придумать. Не затрудняйся напоминать, насколько невероятно то, что он сработает, – это я уже знаю. И также знаю, что при покупке дома выясняются всевозможные подробности, которые никак иначе не выяснить: запах тухлятины в сушилке, секретный сейф под половицами в спальне…
– Конни, ты не можешь позволить себе купить дом одиннадцать по Бентли-гроув.
– Нет, могу. Или, вернее, мы можем. Мне нужно твое содействие, и тебе придется помочь мне. Если ты откажешься, завтра же я начну бракоразводный процесс. Или в понедельник – в первый же рабочий день. Я также с легкостью покину «Нулли», но не соглашусь продать свою половину этого бизнеса. Я стану твоим худшим ночным кошмаром: равноправным партнером, полностью устранившимся от дел. Я отлично знаю, как превратить твою жизнь в ад и угробить твою драгоценную фирму. Не советую заблуждаться, думая, что мне такое не под силу.
Я впервые в жизни слышала столь впечатляющее, оглушительное молчание. Другие посетители ресторана о чем-то говорили – я видела движения их губ, – но все звуки поглотила глухая чернота в моей голове, порожденная ужасающим, невыразимо ужасающим взглядом Кита.
Прошло две или три минуты. Мы оба точно окаменели.
– В кого же ты превратилась? – наконец нарушил он молчание.
– В того, кто готов сражаться за свои интересы, – сообщила я. – Итак, ты согласен помочь мне?
– Как?
– От тебя требуется лишь подписывать документы, которые я буду тебе предъявлять.
– А меня не собираются ознакомить с генеральным финансовым планом?
Опасно ли мне посвящать его в детали?
Я сделала глоток воды из стакана, вдруг занервничав, словно сидела перед учителем математики, готовым оценить мое домашнее задание.
– В сложившемся положении ты прав – мы не можем позволить себе купить дом одиннадцать по Бентли-гроув. Мы не продаем наш дом – он еще даже не выставлен на продажу. Даже если мы выставим его завтра, на него вряд ли своевременно найдется надежный покупатель. Теперь, когда запрашиваемая цена за дом одиннадцать на Бенли-гроув снизилась до миллиона, его продажа – вопрос нескольких дней. Маркетинговый ход – снижение цены – обеспечивает быструю продажу. Причем дом находится в одном из самых престижных районов Кембриджа. Почти не сомневаюсь, что сделка будет заключена в понедельник к вечеру.
– Могу ли я впрыснуть немного реализма в твою фантазию? – поинтересовался Кит. – Даже если нам удастся волшебным образом сотворить покупателя, мы никак не сможем получить за нашу «глубинку» больше трехсот тысяч. Так что миллионная покупка нам по-прежнему будет не по карману.
– С нашими доходами и прибылями от «Нулли», мы сможем взять кредит – по моим прикидкам, от восьмисот до девятисот тысяч. Не в банках «Галифакс» или «Нат-Вест», конечно…
– Тогда у кого же?
– Есть множество частных банков, которые спят и видят, как бы ссудить нам кучу денег в залог нашего бизнеса и наших личных счетов. А прибыли «Нулли» за последние два года, по-моему, резко возросли. Мне придется увеличить планируемые прибыли на текущий и следующий годы на эквивалентные суммы, и тогда банк, увидев эти цифры, подумает: «Отлично, никакого риска», – а это сделать довольно просто. Я не вижу причин для отказа в ссуде, если банк получит в качестве обеспечения прибыли «Нулли» и дом одиннадцать по Бентли-гроув.