Она обернулась к Финисту, но не спросила ни о чем, не поторопила. Если б она хоть слово сказала, он не смог бы перебороть себя. Но она молчала, даже глаза отвела, и Финист шагнул к алтарю – как на казнь. Так не стоит ли опустить на него не ладонь, а голову?
Слова пришлось выдавливать, как гной из раны.
– Была девица, – заговорил он, глядя на пальцы, распластанные по черному камню. – Невеста. Как звали – не помню. Когда Навь только коснулась нашего края, ломая и пожирая его, когда лес стал еще не весь мир, а его граница, я охотился – и попал в ловушку. По самонадеянности – думал, в любом лесу не заплутаю, думал, нет меня сильнее, пока небо над головой вижу. Но я ошибся. Ветви скрыли небо, корни оплели ноги, паутина запеленала так, что крыльев не расправить. Их я боялся лишиться больше всего. И я предложил сделку лесу – самую первую сделку, и она дала Нави силу быстрее нас поглотить. Я отдал ей имя невесты. Она обещала ничего не жалеть ради меня, и я решил, что и жизни она ради моих крыльев не пожалеет.
Камень под ладонью оставался едва теплым. Финист перевел дыхание.
– Я не жалею, что заключил сделку, не жалею, что накормил Навь – она все равно бы нас пожрала всех, рано или поздно, обратила б в своих тварей. Не жалею, что потом всеми правдами и неправдами искал путь в мир живых, не жалею, что отдал глаза лесу и стал его тварью. Жалею, что тогда, в самый первый раз, я отдал ее имя. Я хотел бы помнить ее. Помнить, что она действительно была.
Финист прикрыл глаза, прислушиваясь к себе, но внутри было тихо. Словно буря, что сотни и сотни лет бушевала внутри, наконец улеглась. Алтарь исчез. И кровь с него исчезла, и Финист смотрел на ладони, на ровные человечьи ногти, а не желтоватые загнутые когти, лишь отдаленно напоминающие птичьи.
И ему было страшно.
– Идем. – Она так и не взглянула на него, старательно отводила глаза. Мост под ногами сделался каменным полотном, устойчивым и надежным, как и сотня мостов впереди. – Мы почти справились. Пора встретиться со Змеей.
Ступор длился не более двух секунд, а дальше словно сжатую пружину отпустили. Злость хлестнула по спине плетью, и кровь отозвалась жаром, разгоняясь все быстрее и быстрее. Марья стиснула пальцы и быстро осмотрела комнату – ей нужно было оружие. Если с Андаром что-то плохое – кристалл ведь не стал бы кровоточить просто так, верно? – значит, ей точно нужно оружие.
Но мечи и топоры на стенах даже выглядели неимоверно древними и неимоверно тяжелыми, и раз за разом взгляд словно сам по себе останавливался на кремниевом ноже на полу. Он звал и манил, стоило ненадолго прикрыть глаза, и можно было различить его зов – тяжелый, глубинный, отдающийся дрожью в желудке.
Марья облизала губы: решение пришло слишком быстро, чтобы быть верным. Она перебросила браслет на левую руку, правую снова обмотала куском шторы и только после этого подхватила нож. Он лег в ладонь легко и удобно, Марья кожей чувствовала все неровности на рукояти, словно и не было грубой и толстой ткани, которая змеиным хвостом волочилась следом.
Она еще успела подумать, что совершает ужасную ошибку, а после бросилась вниз, перескакивая через ступеньки. С каждым шагом кристалл на груди теплел, а кровь все быстрее и быстрее стекала по телу.
Все действительно пошло не по плану.
Когда Марья добежала до зимнего сада, кристалл уже жегся угольком, и ей приходилось кусать губы, чтоб не подвывать от боли. У верхних ступеней стеклянной лестницы она замерла в тени, присматриваясь к тому, что творится внизу.
И у нее волосы на затылке зашевелились.
Андар замер, стиснутый незримыми оковами, и личина сползала с него по частям. Зрелище было отвратительным – половина лица еще была Марьи, но вторая половина оплыла воском, повисла на челюсти лохмотьями, открывая глаз и скулу Андара. Он молчал, плотно сжав губы, только глаза – жуткие, разные глаза – следили за тем, кто ходил вокруг него кругами.
– Продолжишь молчать, и я отдам тебя старшей. – Марья еще не видела его за раскидистыми каменными цветами, что тревожно покачивали соцветиями на тонких стебельках, только слышала голос, растягивающий шипящие и свистящие звуки. – Думаю, она легко выпотрошит тебя и вытащит, куда ты дел ее бесценную сестрицу.
Среди зелени мелькнуло что-то яркое, и Марья прищурилась, пытаясь разглядеть того, кто мучил Андара.
– Неужели ты думал, что, пробравшись сюда под маской однажды, ты сможешь повторить этот фокус?! А мне ведь стоило насторожиться раньше и изловить тебя раньше, маленький воришка, еще когда гости заладили, что мертвая служанка вернулась! Но умненький воришка не попадался мне на глаза…
Он шагнул вплотную к Андару, и Марья едва задавила крик, узнав Альберта.
Альберта ли?
Приказчик сейчас был мало на себя похож. Изменились и голос, и повадки, и что-то во внешности – жутко, неуловимо. Словно стал выше, тоньше и гибче и теперь лишь отдаленно походил на человека. Марья шагнула ближе к перилам, пытаясь разглядеть получше, у самого лица качнулась ветка малахитового папоротника, скрипнула – тихо, едва слышно, но Альберт уловил и тут же развернулся всем телом, вскинув плоское белое лицо, на котором раскаленным золотом горели змеиные глаза.
– О, а вот и настоящая юная госпожа Марья! – Альберт улыбнулся во все зубы, и Марье показалось, что клыки у него тонкие и длинные – змеиные. – Вижу, пока я ловил мелкого воришку, упустил вора настоящего. И так вы отплатили за мое гостеприимство? Сбежали, выставив меня в дурном свете перед дорогой родственницей – я ведь обещал ей вашу безопасность! – нашли пособника, разорили мою коллекцию! Такое ли поведение приличествует благородной девице?!
Прятаться больше не имело смысла, и Марья медленно пошла вниз, не спуская настороженного взгляда с Альберта. Головоломка сложилась легко: и его змеиные глаза, и тонкие зубы, и каменный приказчик с человечьими зрачками, и оговорка про его родственницу…
И зачем ему потребовался этот маскарад со спящим поместьем?
– Во-первых, – Марья выпрямилась и развела плечи, гордо вскинула подбородок, – я не благородная. Во-вторых, с твоей коллекцией действительно некрасиво получилось: Финист начал, я закончила. – Она взмахнула ножом, и ткань по-змеиному прошелестела по ступеням. – Но увы, жертвы редко сочувствуют своим тюремщикам, даже если те сами не в восторге от своей роли. И к слову о вашей коллекции. – Марья спустилась и встала напротив Альберта, с замиранием сердца заметив, каким же жутко высоким он стал. Она продолжила улыбаться, и даже голос не дрогнул от страха. – В-третьих, я выполнила свою часть сделки и раздобыла браслет…
Браслет предостерегающе кольнул запястье, и Марья поморщилась: помню, мол.
– Но о какой благодарности может идти речь, – тихо и вкрадчиво продолжила она, – если вы и не собирались выполнять свою?
Полоз широко и сладко улыбнулся, протянул тонкую белую руку.
– Отдай мне браслет, юная госпожа Марья, и я, так и быть, отпущу тебя и твоего друга.
Андар забился в невидимых путах, яростно блеснули его глаза. Марья знала, что он кричал бы, если б мог, – не верь ему, не слушай его, убегай прочь! Но теперь она сама решала, что делать.
В конце концов, у нее был план.
– Ну так отпусти его сначала. Или ты думаешь, я поверю тебе после того, как ты уже пытался меня обмануть?
Альберт лениво шевельнул кистью, а Андар дернулся, свалился на пол, словно мигом разжались тиски, державшие его на ногах.
– Не оскорбляй меня, моя юная госпожа, если сама не знаешь, о чем говоришь. Я вернул бы твою сестру в ее тело. Но моя ли вина, что нечему уже возвращаться? Мы не обговаривали, какой она должна вернуться.
Марья дернулась, как от пощечины, и все спокойствие с нее как волной смыло. Кровь вскипела, и монстр рванулся с привязи, прорычал ее голосом:
– Так забирай свой браслет! – Резкое, хлесткое движение – и черная цепь разорвала сумрачный воздух зимнего сада, обвила Полоза, жадно захлестнула его шею, и под ней тут же налились синяки, темные с нездоровым желтым окаемом. – Мы не обговаривали, каким я тебе его передам!
Гнев отступил, довольный монстр снова свернулся на цепи, а Марья едва сдержала отчаянный, полный боли стон – своими же руками она уничтожила свой план, свой прекрасный план, своими же руками выбросила единственный шанс помочь сестре.
И напрасно.
Полоз зашипел гневно, глаза засветились еще ярче, и от него волной раскатился жар. Человечья кожа сползала с него, обнажая крупную блестящую чешую, а сам он раздувался и раздувался, пока не сгорбился под самой крышей зимнего сада. Каменные цветы беспомощно хрустели под его боками, крошась на части, а Марья пятилась, боясь хоть на секунду отвести взгляд от огромного змея.
– Глупая девчонка. – Теперь человечья речь скорее угадывалась среди шипения, но каждое слово словно перед глазами выжигало, хоть отворачивайся, хоть глаза закрывай. – Неужели ты думаешь меня этим удержать? О, поверь мне, стоит цепи лопнуть, и я найду способ превратить твою жизнь в муку так, чтоб Змея не вмешалась!
Марья заставила себя ухмыльнуться, хотя больше хотелось убежать с воплями и что-нибудь разбить, чтоб выплеснуть злость из-за собственной глупости. Она все испортила, опять все испортила.
– Ну-ну, пока цепь явно крепче!
И тут одно из звеньев со звоном лопнуло.
Цепь не распалась, нет, остальные витки только сильнее сжались, заскрипели по чешуе, но ясно было – рано или поздно Полоз все-таки пересилит браслет. Андар, с трудом встав на ноги, подскочил к Марье, потянул ее прочь, к лестнице, но змей тут же качнул гигантской головой, зашипел, и из распахнутой пасти заструился прозрачный яд, разъедая каменные плиты.
– Куда-то собралась, моя юная госпожа? Нет уж, навечно со мной останешься, в камень облаченная в моей коллекции! Обещаю, на самом видном месте поставлю, чтоб каждый день любоваться! А вот дружка твоего, воришку мелкого, заживо проглочу – в самый раз на завтрак!