Повешенный, карта, которую я нашел в книге и о которой забыл со всей этой тигриной охотой. Прямо посреди двора Скотланд-Ярда, в самом безопасном после Тауэра и Букингемского дворца месте Лондона. Лоррейн подошла ближе.
– Это мистер Блэйк.
Вокруг росла толпа полицейских и экспертов, встревоженных шумом. Кто-то наконец отобрал свисток у часового и начал задавать вопросы. Голос юноши дрожал, он старался не смотреть на мертвого.
– Я был в другой части территории. Возле морга и судебно-медицинской лаборатории. Клянусь, когда я уходил от фонаря, его не было! А когда вернулся…
– Сколько занимает полный обход, если считать отсюда? – поинтересовался Нельсон, изучая пространство вокруг.
– Двадцать минут. Я прошел четыре прилегающих двора. Правда, немного задержался, вроде бы слышал за оградой шум.
– Дин, – тихо позвала Лоррейн. – У вас всегда выставляют одного часового?
– Да, – отозвался Соммерс. – Это простая формальность, у нас никогда ничего не случалось. Я уверен, это из-за…
– Леди?
– Она не хотела, чтобы он…
Дальнейшее я не услышал: люди, окружавшие нас, продолжали гомонить. Несколько уже приближались, собираясь снять труп с фонаря, но Нельсон остановил их.
– Подождите, я не изучил следы.
– А кто дал вам полномочия? Вы кто? – тут же возмутился один из полицейских.
– Это Герберт Нельсон, – прошипел другой и совсем тихо добавил: – Падальщик. Мистер Я-во-все-сую-свой-нос. Смотрите, доигрался и получил по морде.
Нельсон либо не услышал, либо счел момент неудачным для выяснения отношений; отойдя, он принялся изучать снег, и Лоррейн присоединилась к нему.
Я присмотрелся к листам бумаги, залитым кровью. Чудом некоторые слова еще можно было прочесть, и я спешно начал подбирать страницы.
– Признание, смотрите. Он пишет про Джонсона, и…
– Скорее всего, его принесли сюда мертвым. – Лоррейн снова приблизилась ко мне. – И… освежеванным. Он успел немного окоченеть. Кровь все еще идет лишь из-за положения тела, и уже несильно.
– Пятна тянутся до бокового входа, их частично замело, – добавил Нельсон. – Какой же я идиот, что даже не предположил… Мисс Белл?
Лоррейн неотрывно смотрела на лист, который я не успел поднять. Он отличался от других: его испещряли ноты. Лист пострадал особенно сильно, пропитался кровью так, что бумага казалась красной. Фамилии композитора не значилось.
– Мисс Белл! – повторил Герберт.
Глаза Лоррейн закатились. Она, выронив трость, начала падать. Мы поддержали ее, и она обвисла на наших руках. Падальщик удивленно поднял брови.
– Боится нот? У такой особы это более ожидаемо, чем страх вида крови.
Я не знал. За знакомство с Лоррейн я не видел, чтобы она лишалась чувств. Сейчас, глядя то на белое лицо, то на окровавленные ноты, то на повешенного, я испытал почти суеверный ужас. Все не просто шло не так. Все будто вывернулось наизнанку.
– Думаю, следствие напряжения последних дней, – стараясь убедить скорее себя, произнес я. – Мисс Белл все же женщина. И…
– Дайте пройти! – Двор потряс чей-то рык. – Какого дьявола здесь происходит?
От ворот спешил человек, одетый в подбитый мехом плащ и грубые шнурованные штаны. Жесткие рыжеватые волосы, отросшие и спутанные, напоминали гриву. Чеканя шаг тяжелыми сапогами, мужчина сжимал и разжимал смуглые кулаки. Я потерял дар речи: это был Томас. Тот, чью рану я зашивал под Калькуттой.
– Мистер Эгельманн… – с ужасом прошептал кто-то за моей спиной.
Новоприбывший внимательно изучал присутствующих. Под хищным взглядом некоторые начали пятиться и, невнятно ссылаясь на дела, расходиться. Лишь несколько мужчин, которые, судя по форме, относились к высшему руководству, остались и даже приблизились. Один прокашлялся и подал голос:
– Надеюсь, с вашим вступлением в должность подобного не повторится, сэр…
– Да, Барри, я позабочусь.
С этими словами «мистер Эгельманн» сразу начал «заботиться»: вынул из-за сапога нож с костяной рукояткой. Полицейский рядом закашлялся снова, теперь от ужаса.
– Что вы…
Мужчина метнул нож в бечеву, стягивающую лодыжки мертвеца, и тот рухнул на снег.
– Мистер Эгельманн!
– Как вышло, – низкий голос зазвучал почти приторно, – что именно в последний день вашего пребывания на посту главы Скотланд-Ярда случилась такая неприятность?
– Не знаю. – Барри прокашлялся в третий раз, но, надо отдать ему должное, расправил плечи, а не сжался. – Никто ничего…
– Ясно, что никто и ничего, – бесцеремонно оборвали его. – Можете идти, я еще с вами поговорю. И пришлите людей, чтобы мясо, – сапог брезгливо поддел тело, – убрали.
Полицейские, как мне показалось, выдохнули. Некоторые удалялись почти рысью; Барри наоборот шагал медленно, оборачивался два или три раза, беззвучно шевелил губами. Эгельманн наконец обратил внимание на нас: оглядел Нельсона, все еще поддерживавшего Лоррейн, Дина, изучавшего труп, и, наконец, остановился на мне.
– Вы подозрительно меня рассматриваете, мистер… как вас?
– Артур Сальваторе, – отозвался я, тоже не сводя с него глаз. – Мы знакомы.
В ответном взгляде что-то отразилось, но тут же померкло. Тонкие губы растянулись в довольно отталкивающей усмешке.
– Серьезно? Не думаю, что забыл бы ваше лицо, если бы посещал гостиные и салоны, где такие встречаются. Вы довольно смазливы… как и ваш приятель в форме Легиона.
Я опешил. Нельсон, как ни странно, не повел и бровью, только глухо хмыкнул и без особых церемоний хлопнул Лоррейн по щеке.
– Проснитесь. У нас гости.
Эгельманна он игнорировал. Я тоже не успел ответить: тот уже говорил с Дином.
– Констебль…
– Соммерс.
– …Соммерс. Забыли, что на нашу территорию не стоит пускать частных сыщиков? Они губительно сказываются на климате и, судя по этому трупу, приносят беды. Жду отчет. Во всех подробностях.
– Простите. – Констебль напрягся. – Отчитываюсь я лишь перед руководством.
Эгельманн улыбнулся, но в улыбке опять не было ничего хорошего.
– Трогательная замедленность мышления. Так вот, мистер Соммерс, почистите на досуге уши. Я новый шеф Скотланд-Ярда. И теперь я сделаю все, чтобы преступники не приносили сюда, – он снова пнул распростертое на снегу тело, – такие подарки. Жду.
Он подобрал нож – я успел заметить на клинке резьбу – и направился к главному зданию. Сделав шаг, я снова позвал его:
– Томас!
Он обернулся. Я не сдержал торжествующей улыбки: своего имени он не называл и сейчас здорово себя выдал.
– Так вы точно уверены, что мы не знакомы?
Он ускорил шаг. Я вздохнул и вопросительно взглянул на Дина.
– Что за…
– Не знаю. – Тот мрачно смотрел в спину своего нового начальника. – Какой-то солдафон. И за какие заслуги…
– Уничтожил группировку индийских сепаратистов, – тихо сказала Лоррейн. Она уже пришла в себя и теперь стояла рядом с фонарем, тяжело опираясь на него затянутой в перчатку рукой. – Мистер Сальваторе… – Она с отвращением глянула на нотный лист. – Бога ради, уберите. Об Эгельманне я читала в газете… мерзкий тип. Артур, откуда вы-то его знаете?
Неожиданно для самого себя я замялся. История про странного человека, прячущего лицо, начинала казаться мне плодом воспаленного воображения или какой-то дьяволовой шуткой. Может, ее частью был и новый шеф полиции? Я неопределенно пожал плечами.
– Мельком видел в Индии. Давно. Неважно.
Дин, взяв Артура, отправился составлять рапорт. Вопросов по-прежнему было больше, чем ответов, но Соммерс собирался, изучив бумаги, разобраться без моей помощи. Даже с пробитой головой и порцией яда в крови он соображал намного лучше меня.
Мы с Нельсоном вернулись в особняк Беллов – отчитаться и обработать раны. Дома нас неожиданно встретила только Молли. Едва увидев разбитое лицо Падальщика и мои исцарапанные, уже начавшие опухать руки, – видимо, одно из растений, сквозь которые мы лезли, было ядовитым, – она выронила метелку и схватилась за сердце.
– Боже, что…
– Мы нашли ее убийцу, – тихо произнесла я.
– Ох, мисс Белл. Господи, помилуй.
– Принеси антисептик из моей комнаты. Пузырек на подзеркальнике, с темной жидкостью. Где все?
Горничная вдруг опустила глаза и затеребила передник.
– Хелену ведь хоронят сегодня. И я думала, вы…
– О нет, – только и выдохнула я. Ноги подкосились. – Как я… почему мать мне…
– Не знаю, мисс. – Служанка с тревогой смотрела на меня. – Леди Белл говорила всем.
Меня мутило, мышцы ломило от усталости. При мысли о дороге до кладбища и стоянии на холоде под укоряющими взглядами тошнота усиливалась. И все же… Она была почти добра ко мне. Она не вычеркнула меня из своей жизни. А еще, живя в нашем злом мире, она любила и верила в сказки. Уже этого было достаточно, чтобы мне хотелось проводить ее в последний путь.
– Черт. Черт, черт!
Чьи-то руки вдруг легли на мои плечи; я вздрогнула, но не нашла даже сил отстраниться. Помогая мне снять пальто, Нельсон сказал:
– Меня это не касается, но, по-моему, вы достаточно сделали для сестры. Может, навестите ее позже, когда возле могилы не будет моря искреннего сочувствия?
В словах «искреннее сочувствие» почудилась насмешка. Наверно, она и была: в наших кругах похороны – условный ритуал. Фраза «Ох, дорогая, мне жаль», например, произносится от трех до шести раз, и к ней неизменно прилагается скорбное сдвигание бровей. При этом большая половина гостей смутно помнит имя умершего. Не удивлюсь, если кто-то перепутает Хелену с Джейн, или Лидией, или со мной. Ведь мы все похожи.
Вздохнув, я кивнула и попросила Молли:
– Вскипяти воду или, если она есть, принеси. И повязки. Они в нижнем ящике моего шкафа в коробке. Идемте, мистер Нельсон. – Я жестом пригласила его следовать за собой. – Как вы?
– Ничего, что вызывало бы тревогу на вашем лице.
Я фыркнула.