– И тугие мозги, – пробормотала я, вспомнив встречу с новым начальником Скотланд-Ярда. – Интересно, что ему от нас нужно.
В глубине души я надеялась, что Эгельманн добыл сведения о сумасшедшей Леди и хочет поделиться. Но и то, и другое было маловероятно, а сама мысль о встрече – тошнотворна.
Графиня глянула на часы и засобиралась домой.
– Мне пора. Вечером званый ужин, за приготовлением которого надо проследить. Хотя бы чтобы не было пирожных! – Она поднялась и дружески потрясла мои руки. – Было приятно вас увидеть, надеюсь, из кабинета главы Скотланд-Ярда вы выйдете живой. – Она перевела взгляд на Нельсона. – Чего желаю и вам. И выньте голубиное перо из волос.
Графиня не любила, чтобы ее провожали, и я осталась на месте. Вскоре с улицы раздался цокот лошадиных копыт: кэб удалялся в сторону Кенсингтона.
– Моцарт? – Я подняла взгляд на Нельсона, протянула руку и вынула из его кудрей рыжее перо.
– Да, отправлял с ним письмо. – Падальщик уселся на место графини и взял пирожное; некоторое время скептично рассматривал его, потом понюхал и все же надкусил.
– Чаю? – вяло предложила я.
– Лучше кофе.
– Его нужно варить заново, а я ненавижу подходить к вашей плите лишний раз.
– Сварите над камином.
– Его нужно разжигать. Смиритесь и пейте чай. – Я налила ему из заварочного чайника и села. – А после встречи с Эгельманном понадобится что-то покрепче. Что он хочет?
– Он хочет, чтобы в Лондоне не осталось частных сыщиков, – устало отозвался Нельсон, придвигая к себе чашку. – Приглашает их в Скотланд-Ярд, ведет всякие разговоры… и в зависимости от этих разговоров не выдает лицензию.
– Вы хотели сказать «выдает или не выдает»?
– Я хотел сказать то, что сказал. Обычно не выдает. Из почти двухсот наших коллег ее получили пятнадцать. Поэтому, мисс Белл, вам повезло, что у вас есть другая работа.
– Полагаете, я разрешение не получу? – фыркнула я. – Не смешите. Скорее подобное может произойти с вами, учитывая, как вы вечно задираете нос.
– Не думаю, что ваш острый язык вдохновит Эгельманна больше, мисс Белл.
Я закатила глаза. Подобные перепалки стали уже обычным делом. Время покажет, кого Эгельманн выгонит, а может, обоих; ругаться с «великим сыщиком» было просто лень. Так что я мысленно пожелала ему если не отравиться, то подавиться, и стала допивать кофе.
В Скотланд-Ярде нас встретила гробовая тишина. Это было непривычно, стало почти жутко. Обычно, едва я заходила в здание, со всех сторон обрушивались звуки: полицейские из многочисленных отделов ходили, совещались, разговаривали. Падали документы, лаяли на псарне служебные собаки, кто-то двигал стулья и хлопал дверями, топал по лестницам, стучал форточками. Сейчас мне показалось, я попала куда-то, где все вымерли. Знавший меня дежурный констебль даже не начал обычной беседы, молча указал в сторону главной лестницы. Заметив недоуменный взгляд, он коротко пояснил:
– Индийский Тигр.
Падальщик, Волосатый Слон, теперь еще Тигр… почему мне везет на всякое зверье?
Поднимаясь на верхний этаж и идя по коридору, мы слышали из кабинетов только перешептывание, шуршание бумаги, щелканье печатных машинок. Нельсон шагал с невозмутимым видом, спрятав руки в карманы вылинявшей формы, и, казалось, не замечал ничего вокруг. Я чувствовала себя менее уверенно, поэтому сердилась. Еще хуже мне стало, когда навстречу вылетела всклокоченная Голдин Джонс – одна из моих коллег-леди, специалист по «деликатному» шантажу. Мы не были подругами, но особенно не конкурировали, и, едва взглянув на ее обычно безупречно накрашенное, а сейчас зареванное лицо, я протянула руку.
– Что?..
– Идиот! – рявкнула она и треснула по стене ногой. После этого она оттолкнула нас и решительно проследовала к лестнице.
Нельсон проводил ее взглядом, постучал и услужливо открыл передо мной дверь кабинета Эгельманна.
– Ну уж нет, если он швырнет топор, пусть попадет в вас.
Падальщик, хмыкнув, перешагнул порог первым.
С моего предыдущего визита здесь все изменилось. Прошлый шеф Скотланд-Ярда был склонен к излишествам: в его времена кабинет загромождали материалы многолетней давности, чучела убитых в Индии зверей, кресла, кадки с цветами. Пол покрывал ковер, стены украшали карты и картины. Сейчас все выглядело голым. Новый хозяин оставил только большую схему Лондона и некоторую часть собранной предшественником коллекции оружия. Паркет поскрипывал под ногами, сесть можно было лишь на два жестких стула, стоявших у массивного стола, где тоже царил порядок. Его нарушали только две стопки бумаг: одна, высокая, состояла из красных листов, а другая, тощая, – из бледно-зеленых.
Эгельманн стоял, упираясь ладонями в столешницу и глядя на нас поверх этих стопок. Действительно, тигр в засаде. Волосы у него были всклочены, лоб измазан чернилами, в глазах я не видела ничего хорошего. Кажется, новый начальник успешно разгреб старые завалы, выявил зарытые проблемы, и едва ли это улучшило его настроение. Иначе он не вытянул бы на свет старую инициативу о лицензировании частных сыщиков. Я уже догадывалась, что именно было в красной стопке, – отказные. Значит, в зеленой…
– Садитесь, мисс Белл, мистер Нельсон, – предложил Эгельманн.
Я опустилась на стул и тут же спросила:
– Были новости о Леди?
– О выдумке? – Он приподнял брови. – Нет, ничего. Как видите, у нас сейчас совершенно иные проблемы с… – он осекся, – впрочем, не важно, по крайней мере, сейчас. Итак. – Эгельманн с хрустом размял пальцы. – Как вы, вероятно, понимаете, я позвал вас с теми же целями, с какими приглашал всех детективов Лондона.
– То есть, чтобы развалить нашу систему? – не удержалась я. – И оставить этих людей без заработка?
Эгельманн вздохнул и взял в руки красный и зеленый листы, на которых я отчетливо увидела пустые графы. Некоторое время он созерцал их, потом ответил:
– Во-первых, мисс Белл, я не заметил никакой системы, пока изучал то, что вы называете частным сыском. Зато заметил множество мелких преступников, разгуливающих на свободе только из-за того, что кое-кто… – Едкий взгляд на меня, потом на Нельсона, – пользуется их информацией и закрывает глаза на… ерунду вроде карманных краж. Это скоро будет исправлено. Поймите, мисс. – Он чуть нахмурился. – Если бы ваша несуществующая система действительно была опорой и помощью Скотланд-Ярду, это исключило бы саму возможность существования людей, подобных Леди.
– Которая выдумка, – протянул Нельсон.
– Это уже другой разговор, и я не уверен, что он будет с вами.
Я насторожилась. Так-так, значит, Эгельманн не такой дурак, каким кажется. Он выискивает помощников, чтобы поймать эту странную женщину, если, конечно, она существует.
– Что касается заработков, – тем временем продолжил глава Скотланд-Ярда, – не будьте наивной. Большинство этих людей имеют другие профессии или, по крайней мере, достаточно образованны, чтобы не умереть с голоду. К тому же, – он усмехнулся, – я сократил часть некомпетентных полицейских. И жду пополнения из ваших рядов.
– Вы искренне полагаете, что кто-то из тех, кого вы оскорбили, вернется сюда зачем-либо, кроме как плюнуть вам в лицо? – саркастично поинтересовался Падальщик.
Эгельманн окинул его снисходительным взглядом.
– Сами увидите. Четырнадцать прошений о приеме у меня уже есть. Департаменту уголовных преступлений нужны свежие силы. Кстати, не желаете?
– Не желаю, – ответили мы нестройным дуэтом.
– Что ж. В общем-то, к вам у меня нет особых претензий. Кроме того, мисс Белл, что, если вы еще раз принесете опиум в ваше заведение, его закроют.
– Откуда вы…
Он хмыкнул: черта с два скажет, конечно же. Взяв зеленый лист, он размашисто вписал туда мое имя и грохнул печать.
– Выдохните. – Сверкнув глазами, Эгельманн принялся за второй лист и написал там имя Нельсона. – До поры до времени.
Мы переглянулись: все прошло слишком просто. Но, как выяснилось, мы ошиблись.
– Взамен моей лояльности вы должны попробовать разобраться со «сладким делом». Агенты не могут ничего обнаружить в кондитерских, один уже отравился сам. Дело принимает нешуточный оборот: вчера пострадала дочь графини Рочестер, если вам о чем-то говорит это имя.
Имя говорило мне о многом. Восьмилетняя Кити Рочестер не только принадлежала к семье одного из членов Парламента, но и прославилась как виртуозная скрипачка. Она и играла, и сочиняла музыку. Кити выступала в крупных музыкальных академиях, поражая воображение профессоров, и удостоилась в «Дэйли Ньюс» титула «новый Моцарт». Титула, который, возможно, чуть ее не убил.
– Что вы предлагаете? – Нельсон, прищурившись, взглянул в окно. – Нет гарантии, что мы справимся.
– Постарайтесь.
Это был опасный вопрос, но я его задала:
– Она стоит за этим? Вы получали новые карточки или письма?
– Да, – помедлив, ответил Эгельманн. – То есть не я, а владельцы кондитерских. Обычно за день до того, как кто-то в их заведении умрет. Вначале это воспринимали как розыгрыш, теперь уже серьезно. Некоторые не открывали заведения в «назначенный» день, но тогда отравления происходили на следующий.
– Устраивали облавы?
– Устраивали. И предварительные обыски помещений, включая складские. Ничего.
– Интересно… – произнес Нельсон. – Еще что-то о ней?
Я ожидала, что Эгельманн уйдет от ответа, но он неожиданно кивнул.
– Целый ящик дел, раскрытых и не раскрытых за последний год. Все объединяет две детали: оставленные на месте преступления красные карточки с вензелем и то, что подозреваемые по делу либо гибли, либо исчезали.
– Позволите взглянуть?
Он кивнул снова и ответил вполне миролюбиво:
– После «сладкого» дела выпишу допуск в архив. Буду рад получить какие-нибудь ответы, пока же надеюсь на помощь. Происходящее чревато массовой паникой. Это все.
Разговор был вроде бы окончен. Я кивнула и поднялась.
– В таком случае…