– Простите, – вздохнул я. – Вы правы. Просто наша дружба давно… остыла.
– Дружбе, да и любому общению, это свойственно временами. Не переживайте.
Она улыбнулась шире, начала есть хлеб и замолчала. Я смотрел на свою чашку с кофе. Странно… что-то необычное исходило от этой женщины: то отталкивающее, то располагающее. Я никак не мог определиться, как отношусь к ней, но одно понимал отчетливо: опасность где-то близко. Неужели все же от нее? Или… Нет.
Окна брызнули осколками. Люди закричали, некоторые, защищая головы, бросились на пол; другие вскочили. В первый миг я подумал, что произошел сход с рельсов, но почти сразу заметил: вровень с поездом неслась воздушная гондола. Гондола, обитая железом.
Кто-то уже истошно вопил.
Вооруженные люди в темной одежде, с закрытыми тканью лицами, появились быстро и бесшумно. Я сосчитал – четверо. Четверо сипаев изучали лица; угрожающий блеск клинков заставил моментально сесть двух поднявшихся было мужчин, на одном из которых была форма Легиона. Я по-прежнему стоял и, к удивлению своему, видел: старая графиня тоже стоит.
Сипаи смотрели на нас. Я смутно догадывался, кого они ищут, и оказался прав. На плохом английском один потребовал:
– Все на пол, кроме, – взгляд остановился на моем лице, – тебя.
Откуда они узнали о вещи, оставленной в купе? Выяснять было некогда, я лишь кивнул. Люди вокруг опускались на колени, потом ложились и как будто стараясь сжаться. Этих нескольких секунд было достаточно, чтобы вспомнить, сколько патронов в моем револьвере. Как только последние пассажиры – женщина с ребенком – легли на присыпанный осколками пол, я взвел курок, вздернул оружие, развернулся и сделал четыре выстрела.
Упали двое; двое других бросились. Я выстрелил снова и попал одному в правое предплечье, он отступил. Второй атаковал тальваром, и когда я увернулся, лезвие с пугающей легкостью разрубило стол. Лихорадочно оглядевшись, я схватил трость графини – не частично деревянную, как у Лоррейн, а металлическую. Следующий удар я принял на нее.
В Легионе мне редко приходилось сражаться, а если приходилось, то с использованием огнестрельного оружия. Фехтовать я почти не умел и получил рану в предплечье при следующем броске сипая. Его напарник, пришедший в себя и перекинувший тальвар в левую руку, подступал, зажимая меня в ближний угол. Кровь заливала рубашку, стекала по ладони и делала пальцы липкими. Я по-прежнему сжимал трость графини в другой руке. Я благодарил судьбу уже за то, что лишь немногие из чертовых индийских дикарей умели обращаться с револьверами. Иначе у меня не было бы шанса вообще.
Когда клинок взметнулся снова, устремляясь ко мне, прогремело два выстрела. Первый выбил оружие из руки ближнего сипая, второй добил его раненого товарища. Бросаясь на обезоруженного индийца, я успел заметить: графиня I., стоя на коленях и цепляясь за стол одной сухощавой рукой, держала в другой «кольт» – один из тех недавно вышедших в продажу «малышей», которые легко умещались даже в дамском ридикюле. Ее палец все еще был на спуске, она внимательно следила, как я пытаюсь прижать противника к полу. Когда мне удалось это, я спросил:
– Кто тебя послал? Зачем?
Сипай выругался на своем наречии и забился. Я ударил его, но, не потеряв сознания, он подался вперед и толкнул меня в грудь. Тут же из глаз посыпались искры. Лобовая атака. Предсказуемо. Графиня выстрелила и промазала: молочник, каким-то чудом не разбившийся раньше, разлетелся осколками в десятке дюймов от сипая. Уже оказавшись на полу, я видел, как индиец бежит к выбитому окну и ожидающей его гондоле. Там наверняка были и другие. Сейчас они ворвутся, а у меня уже нет сил… На этой мысли мои глаза закрылись. Последнее, что я успел ощутить, – поезд дернуло назад.
Оказалось, я потерял сознание лишь на минуту или полторы: когда мокрый платок коснулся лба и я открыл глаза, люди еще только поднимались на ноги. Поезд остановился; вся посуда лежала черепками, в которых матово отражалось солнце. Чьи-то дети плакали, мужчины успокаивали испуганных жен, несколько человек бежали из вагона – видимо, сообщить о случившемся. Впрочем, в этом не было необходимости: я сомневался, что преследующая поезд гондола осталась незамеченной, хотя все и произошло очень быстро, за жалкие три или четыре минуты.
Несколько сопровождавших поезд полицейских ворвались в вагон и начали градом сыпать вопросы. Где они были раньше? Я прикрыл глаза, но, едва графиня снова попыталась протереть мне лицо, поднял здоровую руку в запрещающем жесте.
– Отойдите.
– Мистер Сальваторе…
Я посмотрел в ее испещренное морщинами лицо и покачал головой.
– Дамы вашего возраста нечасто стреляют даже в наше время. Кто вы, графиня?
Не отводя глаз, она тихо ответила:
– Поверьте, что бы вы ни подумали, это не так. Я на вашей стороне.
– А на чьей же я? Откуда вам это знать?
Она ждала. Но объясняться с ней я не собирался. Сев, я лишь с расстановкой произнес:
– Я понятия не имею, что нужно от меня этим людям. У меня нет ни золота, ни секретных чертежей, ни тайн. Я простой эксперт, работающий в полиции.
– Артур, я знаю о вас и ваших друзьях все, и я прошу…
– Что знаете? – Я понимал, что говорить таким тоном со старыми дамами недопустимо, но не мог сдержаться. – Вы работаете на кого-то? Кто подослал вас? Кто научил владеть оружием? Зачем вы наняли Лоррейн, если сами умеете защитить себя?
Она мягко приподняла руки, будто капитулируя.
– Вы просто переволновались, вы ранены. Позвольте мне объяснить. Человек, интересы которого я представляю…
Она была права. Рана болела все сильнее, накопившаяся многодневная усталость тоже не придавала ни сил, ни ясности ума. Но я отчетливо понимал: рядом кто-то, кто очень хочет, чтобы я поверил во все, что услышу. И я знал, что лучший вариант сейчас – ничего не слышать. Выдохнув через нос, я твердо произнес:
– Ваш человек ничего не получит, во всяком случае, от меня. И обещаю, Лоррейн все узнает, едва я прибуду в Лондон. Лучше не попадайтесь ей на глаза. Она ненавидит лгунов.
Ставшая привычной улыбка графини стерлась. Ее сменила снисходительная усмешка.
– Не сомневайтесь, Лори узнает. И вы тоже, глупый мальчик. В свое время.
Видя, что полицейские приближаются, графиня поднялись и отступила. Губы ее были сжаты в нитку, пальцы комкали платок с такой силой, будто она хотела его порвать. Вода капала на дорогие туфли. Молоденький безусый констебль вопросительно взглянул на нее.
– Вы знаете этого мужчину?
Она равнодушно покачала головой.
– Просто завтракали вместе. Его ранило, когда эти страшные люди на нас напали. Какой ужас, даже на поездах уже стало опасно путешествовать!
Она прижала руку ко лбу в театральном жесте, который, однако, показался театральным только мне, а у юноши вызвал сочувственную улыбку.
– Увы, леди, такое случается.
Графиня вновь мельком глянула на меня и произнесла:
– Разболелась голова, пожалуй, пойду прилягу.
Полиция сразу потеряла к ней интерес. Двое направились в сторону по-прежнему жавшихся к стенам людей, двое пошли ко мне. Поезд тронулся; я отчетливо услышал короткий гудок, а потом звенящая тишина заполнилась ритмичным постукиванием. В разбитых окнах замелькала зеленая полоса леса, теперь казавшегося враждебным и опасным.
Мне помогли подняться и задали тот самый вопрос, которого я боялся:
– Пассажиры рассказали, как все произошло. Что эти люди от вас хотели? Вы связаны с ними?
Графиня лгала, значит, буду лгать и я. Зажимая кровоточащую рану, я изобразил самое спокойное и непонимающее выражение лица, на какое только был способен.
– Может, месть? Я работаю в Скотланд-Ярде.
– Вот как? – Старший из полицейских нахмурился, переглянулся с напарником, будто делая какое-то ожидаемое заключение. – Интересно. Вам нужна медицинская помощь, сэр, прошу пройти с нами в пятый вагон. Кстати, мы уже недалеко от Кале. Если я понимаю правильно и вы – Артур Сальваторе, то вас встретят.
Томас. В очередной раз выкинул что-то, чего я не ждал. Решил перехватить меня на пути в Лондон. Я уже не мог понять, радоваться или злиться.
– Сначала проверю вещи. Пройдете со мной до купе?
– Юргинс, проводи мистера Сальваторе, – отдал распоряжение старший.
Констебль кивнул и пошел следом. Впрочем, времени можно было и не тратить. Окно оказалось цело, купе не тронуто. В моих вещах не копались, тетрадь не искали. Тогда… зачем эти люди напали на поезд? И… кто в действительности их прислал?
Ночь прошла в бессмысленных поисках; мы не обнаружили железных кораблей. Верфи и доки встречали либо тишиной, либо бранью рабочих. План Эгельманна не удался, мы никого не застали врасплох. Промозглый рассвет уже близился, небо светлело. Туман наконец отступил, день обещал быть ясным. Но я хотел одного – проспать его.
Все, кто участвовал в ночном рейде, возвращались в Скотланд-Ярд. Усталые, злые, сонные лица мелькали в коридоре и во внутреннем дворе. Джил тоже выглядела скверно: волосы грязные, под глазами круги. Она даже не болтала; сейчас все ее внимание было приковано к раскаленной керосинке. На ней мы пытались согреть маленький чугунный чайник, один из тех, что в холодные зимние ночи брали с собой обходчики.
Я немного злился: она ухитрилась опоздать. Правда, Лоррейн опаздывала чаще и сильнее, но все же… Лори я готов был многое прощать.
– О чем думаешь? – Джил посмотрела на меня; я поспешно покачал головой.
– Ни о чем. Ну как тебе работа констебля?
– Терпимо. – Она вяло махнула рукой. – Почти как на вокзале, только люди из себя больше корчат. Один твой Нельсон…
– Он не мой, – перебил я.
– …и эта Синий Гриф, – как ни в чем не бывало продолжила Джил, – сразу видно аристократку.
Я молчал. Разговор в кабинете Эгельманна прошел почти спокойно, без повышенных тонов. Правда, начальник Скотланд-Ярда не сразу смирился с тем, что ему более ничего не удастся скрыть от Падальщика, да и сам детектив, похоже, не горел желанием выкладывать все, что удалось узнать в клубе. Мы крайне неохотно обменялись информацией. Я сомневался, что обещание работать вместе, которое Эгельманн и Нельсон дали друг другу, будет исполняться в точности.