Невольно я усмехнулся: конечно, она выбрала это сама. Не церемониться с собой, играть по правилам мужчин, слышать все, что слышат они, и принимать вместе с ними все решения. Собравшись, я наконец произнес – особенно четко и громко:
– Итак. Как вы поступите, если она рассмеется вам в лицо и попытается вас убить? Вы отпустите ее? Вы четко сказали, что не желаете полиции.
Ответа не было.
– Что вы сделаете, Моцарт?
Очень медленно он произнес:
– Я беру с собой револьвер. Больше она никого не убьет. Я обещал, что с завтрашнего дня мы не доставим вам проблем. Я держу обещания.
– Прекрасно. Это я и хотел услышать. А… вы, мисс Белл?
Она вскочила, хромая, бросилась к двери и захлопнула ее за собой. Я знал точно: она даже не плачет, для этого у нее не осталось сил. Кристоф посмотрел ей вслед.
– Для любимого человека довольно жестоко.
– Любимому человеку не врут, – отрезал я. – Друзьям тоже.
– Всегда был против женщин-сыщиков, – пробормотал Эгельманн. – Что ж, мистер Моцарт, думаю, мы договорились. Я сделаю то, о чем вы просите.
Он взял себя в руки, говорил сухо и деловито. Я знал: начальник Скотланд-Ярда уже сочиняет слова, которые услышит сегодня ночью каждый из членов Кабинета Министров. Приблизившись к Артуру, Эгельманн хлопнул его по плечу.
– Я думаю, вы сможете выбрать… то, что подойдет. Правильно? Хотелось бы посвящать в детали поменьше людей, даже наших.
Токсиколог кивнул; он по-прежнему был бледен. Я его понимал: предстояла отвратительная работа. Начальник Скотланд-Ярда же просто расцвел.
– Артур, мы победим. Осталось последнее усилие.
Как же легко оказалось свить из него веревку! Мысль заставила усмехнуться. Чертов Моцарт прекрасно знал, что делает и кого с кем сводит. Дружба, нелепая привязанность, граничащая с помешательством. Из-за нее Лори приняла сторону этого психопата, из-за нее Эгельманн собирается завтра рисковать головой и ставить под удар Лондон. Дело вовсе не в бомбах на мосту, нет… бомбы – лишь неприятное дополнение.
Отвращение поднималось с каждой секундой. Старая графиня неотрывно смотрела на меня водянистыми и в то же время пристальными глазами, с издевательским беспокойством.
– Зря обидели девочку. На ней просто нет лица.
– Вам ли говорить мне такое? – как можно учтивее поинтересовался я. – Вы сами устроили так, чтобы мы встретились, сами толкнули ее ко мне в постель, а теперь…
Слова – горькие, злые, – срывались с губ одно за другим. Я даже не понимал их смысла, я словно опять стал вспыльчивым юнцом и ненавидел себя за это. Сдержанность изменила мне, я сжал кулаки и знал, что губы свело в неестественную усмешку. Я ничем не отличался от Кристофа – такой же влюбленный идиот. А она стояла против меня, седая, спокойная и улыбающаяся.
– Вы ошибаетесь, мой блистательный детектив. Единственный, кто был во всем этом плане случайностью, – вы. Вас никто не ждал. То, что вы остались с ней, было более чем неожиданностью… и для меня приятной. Поверите вы или нет, но я люблю мисс Белл.
– Не поверю, – глухо отозвался я. – Вы играли ею как куклой.
– В этом есть зерно правды. – Она смиренно потупилась. – Но из всех, кем мы играли, играть ею было особенно неприятно.
Это стало последней каплей.
– Значит, вам неприятно… – глухо прошептал я, делая к ней шаг.
Придушить старую курицу. Просто свернуть шею ей, а потом мальчишке, который так и остался мальчишкой, – с мальчишеским гонором, эгоцентризмом и наивностью. Никто не успеет меня остановить. Пятна гнева поплыли перед глазами, я почти взвыл.
– Нехорошо, мой мальчик? – Графиня все так же усмехалась. – Вам стоит меньше нервничать, или к моим годам наживете изжогу. Кстати… если говорить об играх, то и вы отличились. Сначала спасли женщину и разделили с ней дом, теперь отвернулись. Вы думаете о законе, о справедливости, не даете шанса Фелис. А… она?
Слова напомнили пощечину, такую влепила однажды Лори. В них уже не было ни насмешки, ни превосходства. Графиня смотрела мне в глаза и молчала. Она выиграла. Они оба выиграли.
– Я найду ее, – тихо произнес я. – Мы уходим.
Я направился к двери, ведущей в коридор. Все это время я ощущал спиной взгляд Кристофа. Наверное, при других обстоятельствах этот человек застрелил бы меня прямо сейчас: я заставил его раскрыть карту, которую он раскрывать вовсе не планировал. Но когда я оглянулся, мальчик держал в руках шкатулку, лицо его было отрешенным. Шкатулка открылась, заиграла знакомая музыка. Я тихо спросил:
– А что это, мистер Моцарт?
– Кусочек того общего сочинения. Фрагмент, где часть одного переходит в часть второго. Красиво, верно? Самое красивое всегда получается, если создаешь это с кем-то близким. Неважно, что – книгу, музыку, расследование, жизнь.
Две фигурки встретились среди шестеренок и повернули друг к другу головы. У меня они никогда не встречались. Я отвернулся и вышел.
Светильник мерцал лишь на углу коридора. Там начиналась крытая галерея, соединяющая особняк с чем-то вроде летнего флигеля. Скудный свет падал из больших окон, от этого пол будто заледенел. Мертвый дом графини I. казался со стороны нормальным, так же, как призраки при первом невнимательном взгляде могут показаться живыми. Если, конечно, они существуют.
– Лори!
Тишина. Я пошел вперед, вслушиваясь в каждый звук. Я боялся услышать плач, но приближаясь к повороту, все отчетливее понимал: не услышу. Дом скрипел и вздыхал во сне, половицы под ногами казались вздымающейся грудной клеткой. На миг почудилось, что за спиной кто-то стоит, но, обернувшись, я увидел лишь портрет. Вольфганг Моцарт улыбался из овала посеребренной рамы. Пальцы касались клавиш клавесина, в тени у окна была еще фигура или просто странная тень. Я отвернулся и пошел дальше.
Лори сидела в нише меж двумя рыцарями – нелепыми пережитками прошлого, которыми многие богатые британцы до сих пор украшают особняки. Ее силуэт скрывала густая темнота, мутный лунный луч лежал только на носках сапог. Когда я приблизился, она не подняла головы. Я присел на корточки напротив, и свет упал на мое лицо и руки.
– Нам пора. Идем.
Она не двигалась. Я коснулся ладонью ее плеча.
– Скоро ты забудешь это как кошмарный сон.
– Нет, Нельсон. Не забуду.
Глаза, ясные и спокойные, встретились с моими. Даже сейчас она бросала вызов, наверняка не могла забыть, что там, на холме Знаний, я отвернулся. А я не мог забыть того, что только что изменил себе. Сдался ради чужой любви, в которую не верил. Но в свою я не верить не мог. Я на секунду зажмурился и вновь взглянул на нее.
– Прости. Никто ни о чем не узнает. Все будет так, как решил твой друг.
Губы Лори задрожали.
– Он больше не мой друг, Герберт. Друзья не врут.
– Как угодно. Эй… не плачь. Прошу тебя.
Но слабость уже прошла. Лори только устало потерла лоб, прежде чем сказать с неожиданным спокойствием:
– Она умрет, Нельсон. Так или иначе, она завтра умрет.
– Но…
Она покачала головой, по-прежнему вжимаясь в стену так, будто хотела слиться с тенью и спрятаться от меня.
– Я должна была уговорить мать пригласить ее в то лето. И ничего бы не случилось!
…Она продолжала говорить, быстро и лихорадочно, едва ли обращаясь ко мне. Как и все, она судорожно цеплялась за собственные ошибки, чтобы хоть как-то объяснить себе, почему теперь ничего не изменить. Наконец я прижал палец к ее губам.
– Леди была такой, Лори. Она хотела этого.
– Ты не знаешь! – Она повысила голос, готовая закричать. Но я кивнул.
– Ты права. Я ее не знаю. И тебя не знаю.
Она взглянула расширившимися от удивления глазами; я не опустил головы. Лори сморщилась, будто все же собираясь плакать, но снова справилась, лишь устало спросила:
– Что тебе нужно? Ну что? Ты уже все решил! И… когда все кончится, я съеду от тебя. Мне надоело играть в веру, будто у нас может быть что-то общее.
Я оцепенел. Я знал, что могу ее потерять, но не был готов к подобному разговору сейчас. Я знал также, что жизнь уже не будет прежней – до встреч на кухне, до ненавистного запаха табака и корицы, до стука трости о деревянный пол. До утренней улыбки. И до этих острых слов. Гроза преступного мира.
Подаваясь ближе, я крепко стиснул ее предплечье.
– Не нужно. Я решил, что буду на той стороне, где будешь ты.
Кривая усмешка появилась на ее губах.
– Ты рехнулся? Это ведь не твой метод. Ты обычно прешь против.
– Ты могла не заметить. – Я пожал плечами. – Но я уже давно не пру против тебя.
Она по-прежнему усмехалась и по-прежнему злилась. А я просто поцеловал ее, рывком притягивая к себе, в тусклый луч лунного света. Пора было смириться: нам не из чего было выбирать, кроме одного – быть вместе или нет. И в ту минуту мы оба выбрали первое.
Пэтти держала в руках что-то, аккуратно обернутое в тряпицу. Экипаж, сорвавшийся с места, она проводила испуганными глазами, потом снова посмотрела на нас.
– Даже не хочу знать, чем вы занимались. Но у меня для тебя нехорошая новость, братец. – Она чуть отвернула ткань. – Твоему голубю кто-то сломал крыло.
Падальщик быстро поднялся на крыльцо и забрал птицу у сестры. Лицо у него было бледным, но не дрогнуло, когда он посмотрел на встопорщенные рыжеватые перья.
– Моцарт… – пробормотал он. – Чертова сука.
Я тоже поднялась и остановилась рядом.
– Я помогу тебе его перевязать.
Мысленно я сжималась, ожидая и боясь вспышки гнева; я слишком устала, чтобы защищаться. Герберт мог винить меня и имел такое право, потому что все, связанное с Фелис, обошло бы этот дом стороной, если бы здесь не поселилась я.
– Справлюсь сам. – Нельсон покачал головой. – Тебе лучше отдохнуть.
Он гладил кончиком пальца свою птицу – белый, усталый и злой, но по-прежнему держащий себя в руках. Встретив мой взгляд, он улыбнулся и первым прошел в дом. Не раздеваясь, вместе с голубем скрылся в комнате, наглухо запер дверь. Пэтти посмотрела ему вслед, потом развернулась ко мне.