– Что с ним? – прервал продолжительную паузу Борис.
Младший брат подхалимничал, может, в самом деле хотел понять, что происходит со Стефаном, но Марк ему не ответил.
Он вспомнил, что видел такое раньше, в детстве, и поразился, что забыл о прострациях Стефана. Казалось, это было так давно. В дальнейшем происходило много чего, что отвлекало Марка, Стефана от него стали прятать, со временем Марк перестал об этом думать, забыл, как забавляли его эти моменты в поведении Стефана, как он дразнил его, когда тот застывал подобно статуе, как пинал его и на какое-то время пугался, понимая, что Стефан ничего не чувствует и ему все равно, что Марк делает ему больно. Такие моменты испуга – если Марк вообще чего-то боялся – разжигали у него злобу, и он с остервенением издевался над Стефаном, пока не вмешивались взрослые.
Марк решил подождать, время еще было, но часа через два терпение истощилось. Борис что-то говорил ему, но Марк не слушал. Что дельного мог предложить братец? Ждать, тем более Стефана, уже было необычно для его натуры.
Мысль разожгла тлеющую злобу, Марк выругался. Какое-то время он сдерживался лишь из страха, что повредит Стефана настолько, что тот уже никак не поможет им. С каждой минутой делать это было труднее, и произошло то, что должно было произойти. Марк ударил Стефана. То ли физиономия Стефана ничуть не изменилась, то ли Марк нанес второй и третий удары очень быстро, Стефан повалился на бок, но внешне никакой реакции не последовало.
Марк встал над ним, заорал, пнул ногой в живот. Стефан смотрел в одну точку, не мигая. Марк занес ногу для второго удара и почувствовал, что его оттаскивают за руку. Борис, испуганный, но решившийся остановить брата.
– Что?
Борис выпустил его руку, отпрянул на шаг.
– Вдруг ты его убьешь?
Марк смотрел на него, и злоба, как ни странно, слабела, но согласиться с братом он не мог из чувства противоречия – он должен поставить его на место, даже если не прав. Марк решил послать Бориса куда подальше и стукнуть Стефана хотя бы еще пару раз, но он этого не сделал. Послышался шорох где-то в коридоре. Марк замер, прислушиваясь. Он не был уверен, что не ошибся: это могла быть игра воображения, звук, порожденный многочисленными сквозняками. Марк схватил ружье, рванулся к выходу. Неужели беглецы все еще здесь, где-то в «Космосе»?
Они ждали удобного момента, чтобы освободить Стефана! Они перехитрили Марка!
На пороге он замер, выглянул в коридор, убедился, что там пусто, это отогнало панику. Никто не планировал напасть на него, застать врасплох. Возможно, ему померещилось. Но прежнее состояние – сумасшествие и злоба – ушло, иссякло.
Марк прошел по коридору, заглядывая в ближние номера, прислушиваясь к окружающей тишине. Тихо. Марк вернулся назад, глянул на Стефана. Тот лежал на боку и напоминал манекен, не живого человека. Эта мысль вернула Марку эпизод из детства, когда дядя Иван притащил откуда-то манекен, но его быстро убрали – Марку понравилось лупить его, и взрослые этого не одобрили.
Марку оставалось лишь ждать, когда прострация Стефана закончится. Он прилег, не выпуская ружья, решил вздремнуть и первую половину ночи дежурить самому. Хотя он успокоился, что-то еще терзало его, и он не рискнул оставить на Бориса свою безопасность в темноте этого громадного здания. Он сказал брату, чтобы тот не вздумал присаживаться на подоконник или даже на пол.
– Еще раз уснем вместе, молись, чтобы ты вообще не проснулся: уничтожу.
– Нет, нет, я спать не хочу, не боись.
– Тебе надо бояться, придурок.
– Марк, я не засну, клянусь.
Последнее слово опять вернуло Марку частичку прошлого, когда дядя Иван говорил детям, что клясться нельзя. В последнее время любая фраза или действие возвращает памяти что-то из прошлого, что уже давно похоронено под грузом более свежих событий. С чего бы это?
В отличие от Ивана Марк не сказал Борису, что клясться нельзя. Беспокоило его иное.
– Если он очухается, – Марк покосился на Стефана, – сразу буди меня. Понял?
Борис подтвердил, что сделает это. Марк задремал – усталость брала свое.
Когда Борис поднял его, было темно, Стефан по-прежнему напоминал манекен, его дыхание улавливалось с трудом. Марк забеспокоился: не помрет ли идиот? Казалось, это лишь вопрос времени. Марк сомневался, что ранее его прострации длились так долго. Раньше они казались ему минутными. Или их продолжительность зависела от силы стресса? Сегодня Стефана напугали как никогда раньше. Мысль успокоила Марка. Очнется, никуда не денется.
Спустя час Марк почти не следил за Стефаном, прислушиваясь к ночи. Время перевалило за полночь, и Марк подумывал, не разбудить ли Бориса, когда произошло нечто немыслимое.
Стефан заворочался, закряхтел, перевернулся на спину, сел, глаза его моргнули, но по-прежнему, казалось, смотрели в никуда. Стефан встал на четвереньки, прополз, правой рукой сделал движение, будто держал в руке мелок или карандаш, начертал стрелку. Марк не сразу понял, что именно тот рисует – если бы движения Стефана не повторились, Марк ничего бы не понял. Но рефлекторные движения продолжились. Марк вытянул шею. Стефан чертил тремя пальцами, как если бы что-то держал в них, стрелку за стрелкой, пока не уперся головой в стену между окном и дверью.
Стефан развернулся, пополз назад – глаза были закрыты, – завалился на бок, затих. Марк запомнил направление, которое указывали невидимые и несуществующие стрелки, глянул на Стефана.
Он спал. Это была не прострация, но сон, крепкий, нормальный сон, как у Бориса. Комнату наполняло дыхание двух спящих.
В дальней спальне пентхауса, откуда просматривалось северо-западное направление – путь со стороны Башни, Адама сменила Тамара. Адам обнял ее, похлопал по спине, поцеловал в щеку – вид у Тамары был измученный.
Адам надеялся, что их след для Марка потерян навсегда, но решил, что надежнее неделю-другую контролировать подступы к высотке – к их новому дому. Диана с ним согласилась, и они решили, что кто-то постоянно будет следить за этим направлением. Задание не было тяжелым: Адам заметил, что новый вид, к которому он не привык, развлекает, и ожидание, слежка не становятся тягостной работой. Благодаря низким окнам во всю стену шириной можно сидеть в удобном кресле и просто смотреть. И кто-то должен дежурить по той причине, что они все могут заснуть и не проснуться. Появление на новом месте само по себе принесло стресс, даже если никто из них не чувствовал дискомфорта, они не могли рисковать. Это не считая вероятности, что поблизости окажутся другие люди: кто знает, не проявят ли они враждебности, застав беглецов врасплох?
Адам подумал о прочитанных книгах. Он все лучше понимал людей, что населяли Землю в Мире До Воды. Страх. Стремление к безопасности. Защитить от внешнего воздействия себя, своих детей, близких. Быть может, это не тот стержень, вокруг которого крутилась жизнь в прошлом, но это был один из самых важных моментов.
Из закоулков памяти появились незначительные реплики отца, смысл которых сводился к определенному совету. Осторожность вне пределов Башни, и чем дальше от своего дома, тем сильнее. Отец говорил это не прямо, он вплетал нужные фразы в кружево беседы, и лишь спустя время до Адама доходило, что отец предупреждал его. Попав в новое жилище, Адам вспомнил несколько подобных разговоров, понял, что это не случайность, не просто забота о детях, это говорилось намеренно, по некой системе, намеками. Вопрос лишь в том, почему отец не заговорил об этом прямо?
У Адама не было ответа. Возможно, он его получит, если расшифрует цифры в цвете, но его пугала предстоящая работа, даже мысль о ней, об этих бесконечных исписанных листках, когда цифры начинают расплываться, двоиться и возникает желание поспать, чтобы отключиться от этой бессмысленной интеллектуальной гонки.
Адам подождал, когда Тамара сядет в кресло, потрепал ее по волосам, выдавил улыбку. Перед тем как уйти, еще разок окинул взглядом панораму. Погода выдалась облачной, и шпиль Башни увидеть было нельзя. Вчера, когда закатное солнце освещало окрестности, они втроем – Нина осталась внутри пентхауса – смотрели вдаль, на призрачный шпиль, пока видимость не ухудшилась, стирая их родной дом. Диана быстро вытерла слезу, но Адам заметил, хотя не подал вида. Хорошо ли то, что они смогут иногда видеть шпиль Башни? Не лучше ли было найти место, где уже ничто не сможет бередить душу? Но сейчас что-то менять неразумно.
Адам повернулся, отступил от окна, по инерции оглянулся. Ощущение, что где-то между домами что-то мелькнуло, было ложным, сейчас он был в этом уверен, но в том, что ему что-то померещилось вчера, во время его смены, уверенности не было. Вчера он привстал с кресла, прижался биноклем к самому стеклу. Это мог быть какой-то плавучий обломок, который попал в поле зрения из-за того, что его резко подбросила одиночная волна. Ему хотелось убедиться в этом в бинокль, но он опоздал, и с этого момента беспокойство усилилось: не следят ли за ними посторонние? Или поблизости есть кто-то, но беглецы из Башни пока не обнаружены местными обитателями?
Адам нахмурился. Хорошо, что двери в пентхаус по-прежнему крепкие, запираются и вход находится под контролем.
– Тамара, только не уходи, не предупредив. Позови сначала меня, ладно? – Он помедлил, положил рядом с ней бинокль. – Мы должны знать, если Марк найдет нас.
Тамара что-то пробурчала, что могло сойти за согласие. Адам ощутил странное, необъяснимое беспокойство, но больше ничего не сказал, покидая комнату. Ему нужно заняться шифровками, сейчас самое важное.
Тамара медленно оглянулась. Адам дверь не закрыл, но ее никто бы не увидел, кроме как из дверного проема. Тамара опять посмотрела вдаль, вздохнула. Она выглядела подавленной и если смотрела вдаль, лишь потому, что надеялась увидеть шпиль Башни. Тщетная надежда уменьшалась с каждой минутой по мере приближения сумерек.
Тамара сидела, глядя в никуда, вспоминая Башню, прежнюю жизнь, родителей. Перед глазами задерживался образ Марка. Марк в кожаной безрукавке на голый торс. Марк бросает камни из Башни, соревнуясь с Адамом и дядей Грэгом, его потный торс блестит каплями, если солнечный луч попадает на него. Марк спит, раскрывшись по пояс. Марк обмывается в самом нижнем незатопленном месте Башни, вода стекает по его спине и ягодицам, и Тамара, затаившись, не дыша, подглядывает за ним. Она вновь чувствует то давнее возбуждение, напугавшее и восхитившее ее одновременно. Марка, злого, сыплющего проклятиями, схватив за руку, отводит отец, Адам смотрит им вслед, напряженный и расстроенный, и Тамара переводит взгляд с брата на Марка, она растеряна и вот-вот заплачет.