– Диана… – он суматошно соображал, как успеть все в краткие сроки.
– Что? Говори, что у тебя на уме.
– Мне надо… просмотреть тетрадь. Всю. Может, ты поищешь припасы? Если они тут есть. Я постараюсь быстро… И помогу к тебе.
Диана помедлила.
– Хорошо. Читай… Только я проверю эти закутки гораздо быстрее, чем ты разберешься с этим, – она кивнула на тетрадь, но улыбнулась. – Ладно, я пошла…
Он ощутил, будто в чем-то виноват перед ней, провожая взглядом, усилием воли вернулся к тетради.
«В Прежней Жизни, как мы ее называли еще до Потопа, после Великого Холода, когда мы ютились в каком-то подземелье и еще не знали, что можно заснуть и не проснуться, многие задавались вопросом, что есть Судьба человека? Предначертано ли то, что с ним произойдет, или же он сам выбирает путь, порождает обстоятельства и подминает под себя неведомый Рок? Или истина, как говорят (и утверждали многие великие умы прошлого), где-то посередине?
И здесь вам лучше не задерживаться. В первом помещении справа от входа в шкафах спрятан трос. Если вы закупорите выход и спуститесь вниз, те, кто придут за вами, решат, что вы спрятались в крепости…»
Слабость в ногах вынудила Адама опереться руками о стол. Он не понял сначала, что за звук слышал поблизости, оказалось, это его собственный стон. Он выпустил тетрадь из рук, болезненно сглотнул, поморщившись, как человек, внезапно глубоко порезавший палец. Адам огляделся. Тамара по-прежнему рассматривала что-то за окном. Нина не двигалась в своем укрытии под тканью. Диана вышла из помещения возле выхода, быстро зашла в другое.
Адам перевел взгляд на тетрадь, вчитался в последние строки, зажмурился, мотнул головой. Открыл глаза, снова прочитал. С тихим стоном он отступил от стола, глянул в сторону дверного проема, где исчезла Диана.
– Диана! Иди сюда!
Что-то в его голосе вынудило девушку выскочить в проход. Она испугалась.
– Что с тобой?
Ондатра склонилась над сестрой, вгляделась в ее лицо. Та лежала на полу и тяжело дышала. Казалось, воздуха у нее осталось лишь на какое-то время, как в баллонах скафандра, после чего останется лишь умереть от асфикции.
– Ондатра!
Она оглянулась через оконный проем на Ястреба, отмахнулась, состроив гримасу. Старик стоял в лодке с Кроликом, готовым к отплытию. Рядом находилась лодка с Коршуном на веслах. Сыновья – несмотря на свои габариты – напоминали грустных зверьков, лишившихся дома. Понурые, растерянные, все трое ждали ее, но она лишь сейчас смогла переговорить с умирающей наедине.
– Ты меня хорошо слышишь? – Ондатра склонилась еще ниже. – Оставить тебе ту ампулу Ястреба? Это средство никогда не портится. Минута мучений и – все.
Старуха на полу улыбнулась, слабо качнула головой.
– Спасибо, сестра. Обойдусь…
Ондатра поморщилась, хотя пыталась совладать с выражением лица.
– Зачем тебе… мучиться? Мы обе знаем: ты остаешься, чтобы умереть. Да и мы… никогда уже не возвратимся.
– Ничего… Это когда ты еще собираешься чуток пожить… Лишь тогда кажется, что умереть от истощения и голода больно. Если же ты все равно решила, что… пора, никакого страха ты уже не чувствуешь, поверь. Я просто вымотаюсь, устану и засну. Медленно. Мне не будет больно. Ну… может чуть-чуть с самого начала. Но твоя ампула… Это еще больнее.
Ондатра с сомнением смотрела ей в глаза.
– Ты всегда была упертым бараном. Да-а… Вообще не понимаю, как ты дожила до своих лет.
Старуха на полу прыснула, дергано засмеялась. Ей вторила Ондатра. Она почувствовала облегчение, как если бы сестра согласилась взять средство для быстрого ухода из жизни. В какой-то миг Ондатра даже вспомнила Прежнюю Жизнь, или – как говорили дети – Мир До Воды. Вспомнила сестру девочкой-подростком, некрасивую, но тогда еще настолько живую и проворную, что не ахти какой эффект от ее внешности компенсировался чем-то идущим изнутри. Наверное, девчонки Ондатры пошли в тетю, не в мать.
– Так что? Возьмешь ампулу? Так, на всякий случай? – Ондатра решила использовать момент расслабленности и такой неожиданный смех, чтобы настоять-таки на своем.
– Я же упертый баран, ты забыла? – и старуха на полу снова зашлась смехом, теперь уже громче и четче.
Засмеялась и Ондатра, но она уже поняла, что больше настаивать не будет. Отсмеявшись, обе заметили, с каким вниманием теперь смотрит на нее собеседница. Теперь она была серьезной.
– Уверена, что это надо? – пришла очередь старухи отговаривать Ондатру. – Откуда ты можешь знать, что делаешь что-то правильное, а не глупость какую-то?
Ондатра поджала губы. Несколько лет назад этот разговор уже был, и он прервался, чтобы продолжиться в эту минуту. Странная штука – время. Казалось, и не было этих лет. Казалось, они только полчаса назад спорили – яростно, хотя внешне это не проявилось – о том, что узнали от того странного типа, внезапно нарушившего их хрупкий самодостаточный мир. Ондатра никогда не соглашалась с сестрой, удивительно, как они вообще столько времени провели вместе. Да, причина на первый взгляд банальна: прежний мир больше не существовал, остался лишь его призрак, враждебный, дурно пахнущий. У них вроде бы не осталось выбора, они могли быть рядом или не быть вообще. И все же Ондатра понимала: они обе – родная кровь, но даже не в этом дело, они намного ближе, чем всегда казались друг другу, потому и выжили, потому и находились рядом столько лет. Те же дети Ивана и той, второй пары – не они ли доказательство, что даже когда мир вокруг – пустыня, человеку все равно мало, все равно тесно и все равно он покусится на то, что имеет его ближний.
У Ондатры и ее сестры, умирающей сейчас рядом, этого не случилось. Даже когда появился камень преткновения в виде пришельца и позиции их были непримиримы.
В тот день, когда Иван еще не покинул их и находился в доступности, сестра требовала захватить его и оставить для Белки или Куницы, лучше – для обеих. Все, что пришелец якобы знал, казалось ей абсурдом и дешевым трюком. Ондатра была против, но аргументов у нее не было. Да, это напоминало карточную игру в Прежней Жизни: или крупно выиграешь, или проиграешь. И, признаться, у сестры аргументы были серьезнее: журавль мог так и остаться в небе, а вот синица была в руках. Но что-то внутри Ондатры воспротивилось требованиям сестры. Может, потому что именно она была матерью этих детей? Счастье одной наверняка лишь усугубило бы несчастье другой, а их братья лишь тогда бы имели шанс, окажись заверения пришельца правдой. Ондатре так хотелось в это верить. Да и пришелец выглядел цельным, упорным, такого с легкостью не сломить. И он был слишком возрастным для девчонок: детей бы им зачал, но вырастить бы их не успел.
Самым важным было то, что он кое-что о них знал, хотя увидел их впервые, да и пришел к Кораблю не просто так, а именно к ним, живущим здесь людям – не это ли главное доказательство? И все-таки позиция сестры была мощнее. Лишь одна мелочь позволила перевесить Ондатре: то, что она была матерью, что это были ее дети, не сестры, и ей было решать, на что их обречь. Не учитывалось даже мнение Ястреба, хотя чего уж там: муж и жена – одна сатана.
Когда Иван ушел и сестра все еще была недовольна, обе порешили, что однажды – если такое случится – к Кораблю прибудут дети пришельца, и лишь тогда сестра признает, что была не права. До того дня – все случившееся лишь каприз Ондатры.
Но сестра, судя по всему, даже сейчас, после прихода детей пришельца, на смертном одре, не хотела сдаваться. Ондатра пригнулась и… поцеловала сестру в лоб. Когда она последний раз делала это? В детстве, не иначе.
Сестра была в легком шоке: застывший взгляд, сузившиеся зрачки. Ондатра грустно улыбнулась.
– Я должна попытаться. Ради них. Нам-то уже ничего не надо. Я бы с удовольствием никуда не плыла. Ждала бы конца здесь, в этой развалине.
Сейчас перед ними стоял новый вопрос. Сбудется ли предсказание Ивана о том, что случится после бегства его детей. Это казалось слишком невероятным. Да и Иван обратил внимание на то, что есть несколько вариантов развития событий.
– И ты… – сестра болезненно поморщилась, наверное, ей было гораздо хуже, чем она пыталась показать, – сделаешь это с одним из своих детей? Безумие… Вот так просто возьмешь и…
Сестра закашлялась. Ондатра опустила руку ей на плечо.
– Может, до этого не дойдет. Но если… я встану перед выбором… – она замолчала, и пауза ширилась, растягивалась, превращаясь в дыру во времени. – Я должна буду это сделать. Пойми, кто-то из них может оказаться лишней фигуркой, из-за которой лопнет вся конструкция. Ради кого-то надо жертвовать кем-то.
Кажется, сестра попыталась встать, это у нее не получилось, и Ондатра прижала ее плечо. Сестра подчинилась.
– Там четверо мужчин, хорошо, трое, если не считать того дебила. И для наших мальчиков хватит: три здоровые женщины. К тому же где-то они встретят еще одну, которая живет…
– Послушай, – Ондатра коротко покачала головой. – Ты кое-что забыла. Насильно мил не будешь. Да, это было в Прежней Жизни, сейчас все иначе, но… Один из них неуправляемый, ему нужна только его сестра. Второй не сможет быть ни с кем, кроме свой возлюбленной.
– Чушь. Ты сама знаешь, месяц посидит под замком и – созреет. Куница почти что…
– Хватит! – и чуть мягче. – Перестань. Если мы будем их всех заставлять, угрожать им… выйдет хаос.
– А убивать родное дитя не хаос?
– Прекрати! Я еще… никого не убила. Необязательно это случится. Мы можем их просто… не найти, – она помедлила. – Я бы так хотела… чтобы нас застал шторм в пути… Но… Я знаю одно, и ты это знаешь, сестра: заставим других делать то, что они не хотят, это вылезет боком. Нашим же детям. И внукам.
Сестра отвела взгляд, закрыла глаза, и Ондатра почувствовала, что умирающая исчерпала свой запас. Теперь для нее остается одно: будь что будет.
– Ондатра! – голос снаружи. – Нам пора. Пора уходить.
Ондатра не оглянулась, но встретилась взглядом с сестрой – та открыла глаза. Они кивнули друг другу. Время пришло.