Они оба перед ним, оба что-то требуют, но отец его все еще любит, всегда любил и будет любить, хотя никогда еще он не давил так на Стефана. Стефану почему-то хочется расплакаться из-за отца, и да, он дает волю слезам.
– Тише, тише, мой хороший, – горячий шепот, пронизанный любовью. – Не плачь, я тебя все равно люблю, что бы ты ни сделал. И мама тебя любит, и брат, и сестры. Все, Стефан. Все любят. Даже Марк любит, просто он не знает об этом, он просто стесняется своей любви, и еще он сам по себе злой, и эта его злоба не позволяет ему себя проявить, не дает выхода его любви.
– Стефи, мать твою, – бормотание, пронизанное злобой, презрением. – Хватить распускать слюни, мерзопакостный дебил. Вот черт… Совсем затукался. Ладно, дебил сопливый… Хрен с тобой…
Неожиданно его оставляют в покое сразу и отец, и Марк – оба встают, отворачиваются, не смотрят на него. Марк перестает его мучить, отец перестает давить на него, что-то требуя, что-то очень важное, но для Стефана пока еще непонятное.
Стефан перестает хныкать, еще толком не расплакавшись. Ему легче, чем было совсем недавно. Он смотрит в небо, которое уже не заслоняет Марк, он смотрит в окно, которое не закрывает отец, и там он тоже видит небо, не такое, как из лодки, где Марк, но небо оно всегда небо, везде небо. Он даже улыбается, так ему хорошо после этого двойного давления, это как проходит боль, и человек чувствует невероятное облегчение, к которому затем привыкает, и уже принимает как должное, но пару секунд после ухода боли, самые первые мгновения – да, это рай, нирвана, катарсис и тому подобное.
Неожиданно отец поворачивается, с улыбкой делает к нему шаг, вновь присаживается на корточки. Заглядывает Стефану в глаза.
– Прости меня, мой мальчик. Прости… Не надо ничего говорить, не надо закрывать глаза, неважно, понял ты это или нет. И не обязательно обманывать Марка. Просто промолчи, когда будешь с ним вместе, в лодке, и когда он станет задавать тебе вопросы. Не обманывай, но и не говори правды. Он не рискнет тебя… Не рискнет сделать тебе слишком больно, он в тебе будет нуждаться, так что… Не говори ему, где Адам и сестры, молчи и улыбайся. И ты им поможешь. Просто смотри на меня в тот момент, на меня здесь и сейчас, когда Марк начнет спрашивать тебя, и все будет хорошо.
Стефан улыбается. Кажется, теперь он понимает, что хочет отец. И еще отец больше не хмурится, нет той складочки между бровей, и он уже не давит на Стефана, совсем ни капельки. Ничего не говорить Марку – это он понимает, это он сможет.
Отец замечает его улыбку, сам широко улыбается, в глазах – счастье и облегчение.
– Стефан, давай ты напишешь мне то, что хотел бы сказать. Как в те прошлые разы, хорошо? У тебя получится, ведь так… больше никто не может.
И Стефан, счастливый, встает, чтобы сделать то, что просит отец.
Адам понял задуманное Ивой с трудом.
И не только из-за ее сбивчивой речи, план также был необычным. Но сказывалось и странное волнение Ивы. Ранее она показалась Адаму отстраненной, спокойной, не столько уверенной в себе, сколько чем-то напоминающей ветку, дрейфующую по воде: все равно, как ни старайся, окажешься где-то поблизости от того места, которого можно достичь без усилий, просто отдавшись водной стихии.
И вот она нервничала. Адам был уверен, что это происходит не потому, что она разволновалась из-за них. И Адам хотел выяснить, в чем дело, но на это времени не осталось. Энергия ушла на то, чтобы понять Иву. Сейчас ее слова превратились в некий словесный кошмар.
– Не видно… Дно… Лодка… Колышки… Плыть север… Остаться… я… задержка… без лодки…
И так несколько раз после того, как Адам переспрашивал. Он вымотался, напряжение сказывалось все сильнее, казалось, и не было никакого отдыха, в котором они так давно нуждались, так похожего на последние недели дома.
Пока Адам «сражался» с речью Ивы, Диана и Тамара переместили в лодку вещи, уложили замершую Нину, уселись за весла, готовые к пути. Даже Тамара нервничала, прислушиваясь к переговорам брата и местной женщины, не говоря о Диане. День занялся, и время разбегалось все быстрее, пытаясь опередить беглецов.
Спустя какое-то время Ива сообщила, что они пока могут плыть вместе, она станет им чем-то вроде проводника, который поможет обогнуть остров, укажет направление уже на освободившемся от мусора и веток пути. На этом этапе было относительно понятно: Ива воспользовалась примитивными знаками, дав передохнуть и себе, и Адаму. Она куда-то исчезла, и вскоре из-за ближайшего небольшого полуострова Ива выплыла на лодке.
Дальше опять начались проблемы, но, к счастью, с «переводом» помогла Тамара. Хмурая и недовольная, сестра окликнула Адама.
– Она предлагает, чтобы мы разделились. Ты останешься с ней, чтобы помочь ей сделать подводную преграду. – Тамара помедлила, глядя на Иву, припоминая, что еще надо сказать из услышанного. – А мы поплывем на север.
Адам посмотрел на Диану, бросил взгляд на Иву, заглянул в глаза Тамаре.
– В смысле «мы»? Ты и Диана? С Ниной, но без меня?
– Да. Она так говорит. Ей нужна помощь, она не сможет быстро сделать преграду. Для лодки Марка. Чтобы остановить его.
– Но… хорошо, я остался, помог ей, но я же не могу оставить вас одних. Она этого не понимает?
Тамара пожала плечами.
– Она привезет тебя сама, или ты приплывешь, если она… найдет какую-то давно припрятанную лодку. Она была ей не нужна, и нет уверенности, что она ее найдет.
Адам, растерянный, метался взглядом по женщинам, не понимая, что он не предусмотрел, где прячется подвох и есть ли он вообще, хотя план тоже выглядел… осуществимым и толковым.
Диана прервала его внутренние терзания:
– Может, послушать ее? Марк все равно придет за нами. Если лишить его лодки? Мы сможем скрыться и, надеюсь, избавиться от него навсегда.
Адам посмотрел на Иву – та ловко гребла, управляя миниатюрной лодкой гораздо лучше, чем он или Диана. Что-то ему во всем этом не нравилось, но он не мог понять, что именно. Боязнь за Диану и сестер? Было ли что-то иное? Подвох со стороны Ивы? Будь она им враг, она бы просто не починила лодку, разве нет? Она бы завела их к себе домой, ночью вернулась бы и столкнула пробитое суденышко. Или она могла их просто не принять, не показаться, напасть, если была какая-то причина или она просто не хотела бы высадки чужаков на своей территории. Ничего подобного она не сделала, значит, она не была их врагом.
– Но как же вы? – прошептал Адам Диане. – Без меня?
Ответила Тамара:
– Она говорит, что дальше никого из людей нет. Там нет опасностей. Мы спокойно доплывем до… того места, где… Крылья.
– Что за Крылья? Ты поняла?
– Нет, не поняла. Она говорит, что ты или нас нагонишь в пути, или просто приплывешь позже нас.
Остров отодвинулся в сторону, наконец-то уступая место водному простору, и Адам понял, что надо решать прямо сейчас. Он тяжело вздохнул.
– Если я вас… потеряю? Проплыву мимо? Нет никакой гарантии, что я смогу идти точно по следу.
Тамара не знала, что сказать, она глянула на Иву. Та как раз остановила свой легкий ход, и обе лодки поравнялись. Тамара, насупившись, обратилась к Иве:
– Адам спрашивает, как быть, чтобы он не проплыл мимо… того места, где крылья? Он… боится, что не найдет нас.
Ива, смешно приоткрыв рот, выслушала Тамару, легко удерживая лодку на одном месте, глянула вдаль, вытянула руку:
– Там… плыть… Девушкам… Адам потом… Я помочь… рядом… Он помочь… Сначала…
Тамара глянула на Адама и Диану:
– Наверное, она поможет тебе нас найти.
Адам колебался. Время уходило. Он пытался понять, что ему нашептывает его интуиция, а она пыталась ему сообщить что-то важное. Что-то было не так, не то чтобы он не замечал какой-то опасности, но что-то было, чего желательно не допустить. Вопрос, к чему это «что-то» относилось? К девчонкам? К Адаму? К Марку и компании? Или… к самой Иве?
Диана в нетерпении смотрела на него, и он ощущал ее напряжение, тревогу, даже страх, плотный, осязаемый, чем-то похожий по своей концентрации на страх в Башне, когда они ее покидали, прорываясь через кордон Марка и Бориса. Диана ждала его решения, не зная, на что бы решилась она. Возлюбленная не хотела с ним расставаться, это нежелание жгло ее, приносило боль, но в то же время она понимала, что лишь с помощью предложенного риска и расставания они могут избавиться от своего заклятого врага и ее родного брата.
Адам будто слышал ее мысли, и, странное дело, он чувствовал и состояние Тамары, которая была для него ранее закрытой книгой. Он чувствовал… ее недовольство и… тоску? Да, страха перед неизвестностью, перед расставанием с братом не было – Тамару беспокоило иное. И он не мог понять, что с ней не так, спрашивать – бесполезно, она ничего не раскроет.
– Ладно… – Казалось, он оттолкнулся от балкона в Башне и сейчас ухнет вниз, с парашютом, в исправности которого не уверен. – Я остаюсь с Ивой. Вы… гребите вперед, на север. Я вас догоню. Обещаю, мы с вами не расстанемся.
Диана застыла, как если бы он ударил ее, в то же время по глазам было видно: она с ним согласна. Он подвел лодку к лодке Ивы, протянул весла Диане. Она взяла весла, медленно, как после сна, резко передала их Тамаре, подалась к Адаму, обняла его. Они замерли в этом объятии, не замечая ни взглядов Тамары, ни Ивы.
Ива застыла, не мигая, «поедая» парочку взглядом. Она учуяла то, что окружало Диану, и ей это не понравилось. Хотя здесь присутствовал страх, тревога, острая, как обломок ветки, но проблема была не в этом. Диана выглядела как женщина, у которой все сложится хорошо, и она будет вместе с тем, кто ей нужен.
Ива едва не вскрикнула, кое-как сдержалась. Возможно, состояние Дианы таково, что она порождает вокруг себя, в своей ауре, уверенность в том, чего бы ей хотелось? Ива очень постарается, чтобы вышло иначе. Чтобы по ее лицу пришлые ничего не заметили, она пригнулась, удерживая борта лодок друг возле друга.
Адам оторвался от Дианы, подержал ее руки в своих, наконец, отпустил. Отступил на шаг, не отрывая взгляда от ее лица. От ее исказившегося лица.