– Вернись, прошу, – она себя не расслышала, так тихо сказала.
Но Адам кивнул – понял ее слова.
– Обещаю, любимая.
Он отвернулся, перешагнул в лодку Ивы, не глядя на нее.
– Давай, греби назад.
Марк плохо верил тому, что видит, но все же признал: он смотрит на Нину.
Это могла быть только Нина, сестра того дебила в лодке, который только что опять вызвал у него приступ неуправляемой агрессии, на этот раз Марк удержался, пусть и не без труда. Хотя бы по той причине, что он не мог сейчас шуметь, если хотел, чтобы Адам не услышал его раньше времени. Стефи пялился в свои несуществующие миры, и попытка узнать у него, какое направление выбрать, ни к чему не привела. Стефи был, как говорил иногда Борис, «не в адеквате».
Впрочем, Марк ни на что не рассчитывал – это была скорее попытка побороть нетерпение, жгучее и неистовое, нежели что-то узнать через Стефана, пока Куница изучала возникший на пути дом. Все-таки пока их вела эта мелкая, но проворная женщина, человек Корабля. И она что-то нашла. К счастью, это произошло очень быстро, Марк на это даже не рассчитывал. Только-только его еще грызла злость и бешенство – они проторчали у пустой ловушки столько времени! – и вот пусть призрачный, но след найден. Да, найден, это было понятно по продолжительности остановки, Марк даже ничего не уточнял. Он лишь потребовал, чтобы она его сразу позвала, как только найдет что-то существенное. Бешенство поутихло, потесненное надеждой, горячей и острой от внезапности. Не все потеряно. Адаму и его бабам не скрыться от Марка, факт. Он опростоволосился, но скоро восстановит прежнюю позицию.
Марк оставил Стефи в покое – лучше прислушиваться, что происходит вокруг, вдруг Адам и девки не так далеко, как казалось. В этот момент Куница окликнула его – она выглянула в оконный проем и жестом пригласила внутрь. Где он увидел Нину.
Не вживую, конечно, лучше бы он нашел ее в реальности, но даже нарисованная на стене Нина выглядела реальной.
Мощное ощущение уже увиденного погрузило Марка в прошлое, резко, будто его толкнули в другую комнату, невероятно отличающуюся от остального помещения. Он вспомнил дядю Ивана, его ирреальное умение, его картинки, будь он неладен, и… собственный ужас, когда еще ребенком он видел других людей, нарисованных на стене папашкой Адама, вызывавших у него такой ужас, что прошли годы, прежде чем он от этого избавился – все еще не мог поверить, что это не какие-то чужаки, притворившиеся картинками, плоскими изображениями на стене, что они не более реальны и опасны, чем буковки в книгах или облака на небе. Иван – да и его собственные родители тоже – так никогда и не узнал, как сильно пугал Марка этим «своим творчеством», и, хотя ненависть к нему Марка ребенком была основана на других, более существенных обстоятельствах, где-то глубоко внутри он признавал: его картинки стали первым трамплином, первой колеей, положившей начало длинного пути, в котором эстафету после Ивана приняли Адам и его дети.
Марк отвернулся, не желая, чтобы Куница заметила его реакцию. Взгляд ее был вопросительным. Не дождавшись пояснения, она спросила:
– Кто это? Та маленькая под покрывалом? Их младшая сестра?
– Она самая. – Марк поколебался, но у него вырвалось едва ли не против его желания: – Это намазюкал их папашка. Когда-то давным-давно…
Куница медленно прошла по периметру надводного этажа, принюхиваясь шумно и тщательно. Марк следил за ней.
– Они тут были, – он не спрашивал, но ждал подтверждения.
– Здесь была лодка, на которой они уехали. Где-то рядом. Потом было что-то еще… Адам и его… женщина… они оба заходили сюда, стояли долго.
– Лодка? Мы же нашли… их лодку?
– Это запах другой лодки.
– Сволочи… – Он сам понимал, что, бросив свою лодку, они могли скрыться лишь на другой лодке. – Значит… их папашка не только намазюкал их младшую, но и… лодку оставил?
Куница поморщилась.
– Не знаю. Наверное, их отец. Это неважно. Главное – ее жест, – она кивнула на изображение Нины. – Вот в каком направлении они ушли. Теперь мы их быстро найдем.
Куница покинула надводный этаж, но Марк какое-то время стоял, глядя на изображение Нины. Будто что-то держало его, не отпускало, что-то из детства, что-то темное, что вызывало у него страх и в то же время дарило странное наслаждение – наслаждение опасностью и необходимостью ощетиниться, сопротивляться, совершить в ответ некую пакость.
Спустя четверть часа после того, как Марк ушел и обе лодки скрылись, с противоположной стороны появилась другая лодка. Правивший Коршун отложил весла, забрался в дом, за ним последовал Кролик. В лодке остались старики – Ондатра и Ястреб, притихшие, издали больше похожие на кули тряпья, чем на людей.
Коршун прошелся по этажу, убедился, что ничего интересного нет, посмотрел – с опаской и неверием – на картину, где девушка указывала рукой куда-то вдаль, собрался вернуться в лодку, но его остановила реакция Кролика. Поначалу средний брат просто замер в оконном проеме, не собираясь входить следом за Коршуном – смысла в этом не было, но внезапно с ним что-то произошло. У него вырвался странный возглас, идущий откуда-то из самой утробы, он спрыгнул на пол, просеменил пару шагов, застыл.
Он смотрел на картину на стене.
Глаза выпучены, не мигают, дыхание тяжелое, как после долгих усилий, на лбу – испарина. Он не слышал, когда Коршун его окликнул, не отреагировал. Он пялился на стену, и Коршун, который уже находился в оконном проеме, готовый вернуться в лодку, снова позвал брата. Не добившись ответа, подошел к нему, пихнул в плечо.
– Двигаем. Чего пялишься?
– Кто это?
Коршун не сразу понял смысл вопроса.
– Ты про кого? – Он перевел взгляд на стену. – Про эту девку?
Ноздри Кролика раздувались, как у Куницы, когда Коршун когда-то отвел ее в уединенное место, чтобы взять силой. Его это почему-то смутило.
– Че с тобой? Эй!
– Кто это? Где она живет?
Коршун тихо выругался.
– При чем тут она? – но он уже понял причину. – Ладно, пошли. Это всего-то картинка. Двигаем.
Коршун взял брата за локоть, но тот вырвал руку, не отводя взгляда от стены.
– Где она живет?
Коршун, недовольный, сплюнул. Он ни разу не видел Кролика с таким выражением лица. Повалить и завести в лодку силой? Коршун нахмурился: плохой вариант. Еще лодку перевернут. И не факт, что он одолеет братца. К тому же с ними старики…
Ондатра окликнула их, недовольная непонятной задержкой, взобралась в оконный проем.
– В чем дело? Куница давно ушла…
Коршун указал на Кролика, тихо сказал:
– Он как чокнутый… Что с ним делать?
Ондатра не поленилась: спрыгнула на пол, подошла к сыну.
– Что ты хочешь знать?
Кролик моргнул из-за рези в глазах, снова вылупился на картину.
– Где она живет? Кто… она?
Ондатра ухмыльнулась.
– Она была у нас дома… пока Корабль не затонул. Под покрывалом. Со своими сестрами.
Кролик – невероятное дело – оторвался от созерцания стены, глянул на старуху:
– Что?
– Она – самая младшая из детей пришельца, который был у нас, когда вы были еще детьми. Нина, так ее зовут.
– Нина… – Кролик будто попробовал слово на вкус. – Где она?
– В лодке тех, кто затопил твой дом, Кролик.
Кролик сорвался с места, бросился к оконному проему, задев Коршуна.
– Осторожно, идиот, – Коршун с опаской смотрел на брата, понимая, что теперь могут возникнуть проблемы.
– Поплыли, быстрее! – Кролик оглянулся на него и, даже не помогая матери, спрыгнул вниз, в лодку.
Снаружи послышался приглушенный крик Ястреба:
– Лодку перевернешь, недоросль… Спокойнее! Мать обожди с братом!
22Предательство
Адам всматривался вдаль, но старался следить и за выражением лица Ивы, пока она гребла, возвращаясь назад, к своему дому.
Что-то изменилось, заметно изменилось, и Адам насторожился: интуиция опять зашевелилась глубоко внутри, как зверек, потревоженный в норке. Только что Ива была напряженная, зажатая, как если бы оказалась в безвыходной ситуации, и вот, после расставания Адама с сестрами и Дианой, она резко расслабилась, стала мягкой, уверенной, это даже проявлялось в ее движениях, мощных, плавных и точных.
Что-то задумала? Похоже на то. Необязательно нехорошее по отношению к Адаму, но некий скрытый интерес у нее был. За ней надо присматривать, быть осторожным, обдумывать все, что она предложит. Он рассчитывал, что она сама давно хотела поставить некую преграду, чтобы изолировать свое жилище и семью от посягательств внешнего мира, и теперь у нее появился добровольный помощник. В этом все дело? Подходящее объяснение, будь это правдой.
Ива перестала грести, изучая «прибрежную» воду острова. Адам попытался понять, где находится вход в ее убежище, но тщетно. Он вообще не был уверен, что они не проплыли мимо той самой «кишки»-лабиринта. Судя по времени возвращения, они проплыли дальше, чем требовалось, чтобы достичь лабиринта.
Ива убедилась, что Адам смотрит на нее, медленно повела рукой вокруг – очертила некий условный квадрат. В этом месте на берегу было нечто вроде небольшого мыса, который надо огибать, если бы чья-то лодка, приплыла с юго-востока, направления, откуда прибыли Адам и девушки. За мысом берег выглядел относительно ровным, но даже если лодка станет держаться от берега на расстоянии, ей не миновать этой выпуклости, похожей на чью-то руку, показывающую «дулю».
– Колья… пробить… дно… Торчать внизу… Лодка плохих… нельзя плыть…
Адам не поверил тому, что слышит. Раньше, при помощи Тамары, он в общих чертах понял, что задумала Ива, но сейчас его поразило ее внезапное «красноречие». Столько фраз по два слова? Ранее больше одной фразы из двух слов она не говорила. Лишнее подтверждение, что женщина-старуха расслабилась, и это сказалось даже на ее речи.
Адам кивнул, показывая Иве, что ему все понятно.
– Но… если лодка Марка поплывет не здесь?
Ива ответила не сразу, она посмотрела на берег, на воду, на небо, задумалась. Покачала голов