Уже в лодке, до того, как они высадились, между ними что-то произошло. Белка как-то умудрилась извернуться и, чтобы не увидел Марк, коснуться ступней внутренней части бедра Бориса. Его парализовало. Хорошо, что в этот момент он не сидел на веслах. Она бы вытянула ногу еще дальше и коснулась бы не только бедра, но из-за Марка не рискнула: убрала ногу. Борис ощущал, что ее нога еще вжимается в его тело, казалось, там образовалось горячее пятно, и оно проникло сквозь ткань ему под кожу.
Ничего подобного он ранее не испытывал. Он уже понял, что между ним и Белкой что-то происходит. Он чувствовал, что она делает это не для того, чтобы освободиться, совсем не поэтому. Она… Он интересен ей как мужчина. Прежде он вообще об этом не задумывался, прежде он был тенью Марка, и его это устраивало, но вот в его жизни – нет, в их с Марком жизнях – появилась эта маленькая проворная женщина, гибкая и легкая, и все изменилось. Он будто проснулся или очнулся, или, лучше сказать, в нем проснулась его мужская составляющая.
Они находились на берегу, разминали ноги и спину, даже Стефана вынесли из лодки, он сидел на корточках и лыбился, глядя, как обычно, в небо. Будто лишь там было нечто, что способно привлечь внимание этого странного типа, к которому Борис в отличие от Марка не испытывал такой глубокой неприязни, хотя о любви или уважении тоже речи не шло.
– Ты хочешь быть со мной? – слова Белки разорвали тишину, как пальцы бумагу. – Если хочешь, решай сейчас. Быстрее. Если хочешь нормально жить, не быть рабом или просто слугой твоего брата.
Она еще смотрела на Марка, которого должен был скрыть ближайший пригорок из наваленных ветвей, но Борис ощущал себя так, как если бы она смотрела ему прямо в глаза. Странное ощущение. Она заглядывала ему куда-то внутрь, туда, куда он и сам пока не мог заглянуть. Если вообще сможет.
– Но… Белка, я… Он же… Мы…
Борис пытался сказать что-то осмысленное, но тщетно. Дрожали не только руки и ноги, дрожал голос. Белка поняла, что он хотел сказать. Он почувствовал, что она все поняла.
Как же он без Марка? И куда ему без него? Это его брат, его защитник, его герой и хозяин. Представить жизнь без Марка было невозможно.
– Не бойся, – голос Белки, настойчивый, спокойный и всепроникающий, просачивался сразу во все его поры, проникал и ласкал, как ласкала его плоть ее нога, пока они были в лодке. – Просто уходи со мной. Он тебе не нужен. Тебе с ним будет плохо. Со мной тебе будет хорошо.
Он что-то просипел, невнятно, точь-в-точь как та местная женщина, но Белка и снова все поняла.
– Я знаю, что ты знаешь, что со мной тебе будет хорошо. Знаю. Но ты не знаешь, что с ним… тебе было плохо. Этого ты до сих пор не знаешь, Борис.
Она шагнула к нему, ее рука скользнула с его спины на талию и ниже – на ягодицы. Требовательное, но нежное сжатие пальцами, и рука упорхнула прочь. Ему стало тяжело дышать. Если она хотела прояснить его мысли, она лишь добилась обратного эффекта. Наверное, Белка это поняла, отступила на шаг, увеличивая между ними расстояние.
Она смотрела на него. Марк ушел, словно его и не было никогда. Исчез. Испарился. Даже Стефан превратился в частицу пейзажа. Только он и она – Борис и Белка. Он тоже посмотрел ей в глаза.
– Самый подходящий момент. Давай же… Или будет поздно. Он уцепится в нас, как эти деревья под ногами цепляются друг за друга. Без лодки он нам не страшен. И ему нужно вперед, к вашей сестре. Если он ее найдет, мы не сможем спокойно уйти. Не так, как сейчас.
– Мне страшно… – выдавил он. – Он… так просто это не оставит. Он нас найдет… Чтобы убить.
– Мне тоже страшно. И я тоже оставляю сестру. – Она шагнула к нему, на этот раз взяла за руку. – Я оставляю ее наедине с этим уродом, у них одна лодка, и обоим надо вперед. Понимаешь? Я… жертвую ею. Она может умереть уже сегодня.
Она потянула его к лодке.
– Быстрее…
Нельзя сказать, что он решился. Он бы никогда не смог этого сделать, решить надо было за него, и она вновь что-то почувствовала. Почуяла, как поступить. Она его просто потянула за собой, и он стал податлив, как размягченная в воде земля. Направь его, и он пойдет, но спрашивать куда бессмысленно. Не сейчас, когда Марк еще так близко, еще заполняет его жизнь. Когда жизнь Марка и жизнь Бориса еще одно и то же.
Белка столкнула лодку в воду, не выпуская руки Бориса.
– Э-э… А он… – Борис, шагнув в лодку, указал на Стефана, по инерции: последняя – неосознанная – зацепка оставить все как есть.
– Брось, он нам не нужен. У него своя судьба. Он здесь ни при чем.
И она вынудила его войти в лодку.
Она оттолкнулась веслом от берега, лодка медленно пошла прочь, и Борис, в какой-то прострации, в шоке, смотрел на берег, на Стефана – который вроде бы и не заметил их ухода, – на пригорок, из-за которого вот-вот покажется Марк.
И он показался. Правда, сначала появилась Куница – выбежала на пригорок первой. Лодка удалялась от берега, но расстояние было небольшим: даже арбалет мог достать новоявленных беглецов, не говоря о выстреле из ружья.
К счастью, Марк растерялся. И потерял драгоценное время. Борис понял это даже на расстоянии. Никогда прежде Марк так не воспринимал увиденное. Не потому, что верил Борису как самому себе, просто не допускал мысли, что Борис его однажды предаст. В его мире это было нереально, как все равно что вода однажды перестанет быть мокрой, а облака недосягаемыми.
Борис греб изо всех сил. Никогда прежде он не совершал на веслах таких усилий – они промедлили с бегством и теперь рисковали умереть. Как несправедливо! Борис успел лишь пригнуть Белку на дно лодки, и пошла бешеная гребля. Несмотря на то что пот сразу застлал ему глаза, он все равно видел выскочивших женщину и мужчину, видел, как Куница замерла, она тоже была шокирована, удивлена, хотя в меньшей степени, чем Марк. Это подтвердила ее дальнейшая реакция на происходящее. Лишь позже Борис осознал, что Куница довольно быстро пришла в себя: увидела уходящую лодку, заметила сестру, сориентировалась в происходящем и, пока Марк пытался исправить ситуацию, бросилась назад. Наверное, к той самой лодке, которую им чинила местная женщина.
Иное дело Марк. Он даже попятился, будто его толкнула назад слабость вперемешку с неверием, лишь затем он вскричал, призывая Бориса остановиться. И вскинул ружье.
Это опасно.
Марк вряд ли контролировал себя так, чтобы ранить Бориса или выстрелами заставить его остановиться. Он просто убьет их обоих, самое малое – потопит лодку выстрелами. Его злоба слишком сильна, чтобы позволить разуму пощадить родного брата, тем более ту, из-за которой он предал Марка.
Борис вилял, мешая Марку прицелиться. Братец, несмотря на свое состояние, понял, что промахнется, он не мог стоять на месте, но во время бега попасть в лодку нелегко. Марк опустил дуло, не решившись на выстрел, постарался сократить расстояние. К счастью для брата-предателя, Марк поскользнулся, удержал равновесие, снова поскользнулся, на этот раз упал, поднявшись, замедлил бег, расстояние и положение лодки для выстрела по-прежнему было неудобным. В отличие от местной женщины и Куницы бегать по этой поверхности Марк не мог.
Он остановился, оценил положение, глянул вперед, собираясь двинуться наперерез по острову, но Борис направил лодку от берега под прямым углом. Марк заметил это. И бросился по прямой к берегу, где остановился, расставил ноги, вскинул ружье. Понял, что упустит беглецов, если станет за ними гоняться вдоль берега, но сейчас у него появился шанс на пару выстрелов.
Борис быстро оценил ситуацию. Марк попадет. Если нет, у него будет время на пару попыток. Опасно. Шансы беглецов невелики. И Борис решился.
Он выпустил весла, подавшись к Белке, зажал ей уши. И выдал свой вопль. Звук ударил во все стороны, породив усиление всплеска у берега, где-то сместилось какое-то дерево, шлепая в воду, но этот звук скрыло эхо от вопля Бориса. Даже у него потемнело в глазах от напряжения, он оглушил сам себя, хотя ранее никогда этого не было, он сделал больно даже Белке, несмотря на пальцы-затычки, зато спас их.
Марк выпустил ружье, схватился руками за уши, медленно оседая, повалился, словно ему ударили по ногам. Вопль Бориса нокаутировал его, и опасность со стороны Марка отдалилась.
Борис не видел Куницу, смутно осознавал, что Стефан плачет, повалившись на бок, зажимая руками голову – он тоже получил свою порцию боли. Но это все не имело значения, даже то, что Белка, стоило Борису убрать руки от ее головы и схватиться за весла, скорчилась, сворачиваясь на дне лодки калачиком и долго не отпуская ладони от ушей.
Борис, испытывая боль и новое напряжение от возобновившейся гребли, испытывал еще и облегчение, радость, даже эйфорию. Они вырвались! И остались живы! Все, что будет дальше, – неважно. Он свободен. Вместе со своей женщиной! У них получилось.
Адам понимал, что шансы невелики, но выбора не было, и, как сказал однажды отец, делай что должен, а там будь что будет. То, что выше твоих сил, твоего контроля, все равно случится, но то, что ты можешь исправить, поднять себя, например, когда подниматься не хочется, это ты сделать обязан.
Адам представил лицо Дианы, будто вживую увидел силуэт Нины под одеялом, даже Тамара стала для него дополнительным стимулом, его родная сестра. Все они и он сам – этого оказалось достаточно, чтобы терпеть то, что он задумал.
Самой мощной проблемой были не ветви в тупике, а запах. Вернее, вонь. Возможно, Ива заранее все придумала, приготовила этот настой, скорее всего, что-то связанное с протухшей рыбой. Где-то его держала, в закрытой емкости. Переносить такое человеческий организм не мог. Адам оставался на расстоянии от облитого этой гадостью тупика и просто не мог подойти, как если бы у тупика была собственная физическая охрана. Но охрану можно было перебить, обмануть, усыпить бдительность, а что можно сделать с запахом? Нечто эфемерное и в то же время надежное, как скала. Если бы он мог не дышать… Противогазы были дома, в Башне. Здесь Адам был голый и беззащитный, как новорожденный.