Так нет же. Все стояли, задрав головы к пугающе-розовому небу, шептали молитвы, крестились, хотя и не были крещенными, а старик вспомнил попа из церкви в Ковалеве.
На небе он увидел огненный шар, размерами больше Луны, по крайней мере, так утверждает мама, и прибавляет, что в эту сложную минуту отец думал исключительно о ней.
Он думал, будто бы началась война, и вот сейчас он сам погибнет вдали от любимой.
И что он был бы первым погибшим в этой войне, причем, по-дурацки.
Шар увеличивался на глазах и внезапно рухнул вниз, почти что вертикально, все так же охваченный языками пламени, в реве рвущейся стали, со свистом, прямо в кипень исходящего паром залива. Моряки стояли на коленях или бежали к орудиям. Они и вправду думали, будто бы их кто-то обстреливает.
Старик, в свою очередь, пришел к заключению, что это упал спутник. Он позвонил начальству в Калининград, взял с собой Платона и на моторной лодке помчался к месту падения. С ними был еще один моряк, Кирилл.
Тот, по словам мамы, был из тех ребят, что идут в армию, чтобы возмужать, но при этом дико разочаровываются. У него было приятное лицо со сросшимися бровями, он замечательно играл на аккордеоне, в особенности, когда на столе его ожидали самогонка и сало.
Дорога от Военного порта к Польскому Побережью занимает пару минут. Дул ледяной ветер. На руле стоял Платон, взволнованный Кирилл объяснял ему, куда плыть, а старик пытался дойти до ума с этими двумя. В гражданском бассейне номер четыре их ожидала булькающая вода и электрическое сияние.
На палубе судна "Ярослав Домбровский" метался какой-то докер, еще кто-то стоял на берегу, и больше никого.
Старик встал за руль и поплыл в сторону свечения, прямиком в тучи пара. Отключил двигатель и вышел на палубу. Кирилл с Платоном уже глядели за борт, в багровый водоворот.
Тонущий объект оказался цилиндром длиной в четыре метра, шириной, возможно, в два. Выполнен он был, по мнению отца из чего-то, что походило на стеклянную фольгу. Внутри хлюпала какая-то жидкость, и это как раз она так светилась. Перепуганный Платон распознал в ней иприт, предсказание скорой смерти. Старик же оценил, что это, скорее всего, топливный контейнер, сорванный со спутника. Он послал парней в подпалубные помещения за баграми и тросами, чтобы выловить бочку, но та погасла и пошла на дно.
Вода успокоилась, красное сияние исчезло.
Вскоре старик пожалел, что вообще туда поплыл.
А пока что, на рассвете, находясь в моторной лодке, он просто не знал, что делать. Нахуя ему какой-то топливный контейнер?
В бассейне же появились две моторные лодки польского военно-морского флота и спасательное судно "Феликс Дзержинский", на берегу припарковался "москвич" и газик с пулеметом на крыше, поэтому отец посчитал, что ему здесь нечего делать. Он обменялся парой слов с польским офицером с моторной лодки и уплыл.
Мама утверждает, что этот разговор имел серьезные последствия.
Моторную лодку папы под флагом Балтийского флота видели люди из газика и с "Феликса Дзержинского", что тоже обещало неприятности.
Папа же спешил на поднятие флага ровно в восемь. Если бы к этому времени он не вернулся, его люди посчитали бы, что случилось что-то плохое, и наделали бы глупостей.
- С неба бочки летят, но распорядок дня – дело святое, - поясняет мама. – Твой папа повторял: В этом разница между военным человеком и негодяем.
Она сама сунула взятку, чтобы меня не забрали в сапоги, но что я такого знаю.
Промерзший и совершенно сбитый с толку старик стоял на том поднятии флага и ломал себе голову над тем, а что, собственно, случилось. Экипаж глядел только на него. В конце концов, флаг поднялся на мачту, прозвучал боцманский свисток, и папа вернулся в каюту, где снова выпил и попытался заснуть.
Пролежал он, возможно, с четверть часа, наверняка не больше.
Потом со своей койки позвал двух замерзших собак, Платона с Кириллом, и сообщил им, что это дело не дает ему покоя.
Об американце
Так называемого американца обнаружили на пляже возле Кемпы Редловсской[36]. Он полз по обледеневшему песку.
Старик посчитал, что тот катапультировался со спутника – приблизительно такое он имел понятие о космонавтике.
Но давайте по очереди. Папа оставил судно на заместителя. Вместе с Платоном и Кириллом они загрузились в газик и погнали на разведку в город. А ведь это не сильно-то и разрешалось тогда, прибавляет мама и выражает робкую тоску по отцовой храбрости.
Как мне же кажется, отец нарушал закон всегда, когда это было ему нужно. Ибо, как по словам мамы он повторял, что если человек слышит зов, то ничего не поделаешь, он обязан ответить действием на этот зов.
В общем, они погнали на Грабувек, потом в сторону кладбища уже у нас, на Витомине, после чего направились к центру города. Расспросили таксистов под вокзалом, и один из них признался, что видел на небе золотой и обсыпанный снопами искр колокол. Он висел над домом "Ополянка" добрую минуту, сожрал трех чаек и исчез.
Под радиомагазином им встретилась старушка. Та вообще не боялась русских. Она дергала Платона за пуговицы, а выглядела так, словно бы бомба только что разорвала всех ее близких.
У нее был волкодав по кличке Лилипут, и вот этот волкодав пропал. Не то что сбежал, а просто шел рядом и внезапно испарился. Наверняка все дело в гитлеровцах, которые производили чудесное оружие в бункерах Хилёнии[37]. Именно так она говорила и подсовывала отцу под нос обожженный конец поводка в доказательство своих слов. Тем временем Платон показывал в небо.
Старик сказал, что сделает все возможное, и они поехали. За кортами въехали на дикую лесную дорогу. Слева тянулся пляж. Рыбацкие сети вступали в стальную воду. Лодки лежали кверху дном.
Платон крикнул, чтобы машина остановилась, и молнией выскочил из газика.
По пляжу бегал Лилипут, целый и здоровый, с обрывком поводка на шее. Платон с Кириллом планировали схватить волкодава. Старик пошел за ними и вот тут увидел его.
Американец не мог ни встать, ни даже приподнять голову, он просто полз вдоль берега. На нем не было ни куртки, ни обуви, только пилотский комбинезон, по крайне мере так, по мнению мамы, считал мой не совсем ориентирующийся отец.
Костюм был гибким, мягким и блестящим. На ощупь походил на металл. Старик в жизни не видел ничего подобного, утверждает весьма встревоженная мама.
Запястье американца украшал синий браслет.
Кирилл с Платоном занесли найденного парня в газик. Там старик пытался переговорить с ним, потому что немного знал английский язык. Спрашивал: что случилось, что парню нужно, ну и, что самое главное, мог ли кто-либо еще выжить в катастрофе. Вот второй пилот, он тоже выпрыгнул?
Вот только с тем жь успехом он мог обращаться к ведру.
Кирилл побежал в Дом Моряка за помощью, а старик долго искал пульс разбившегося. Он опасался, что пилот отдаст коньки, и что из этого может случиться международный скандал. Наконец-то, слабенький пульс нащупал на шее.
Американца уложили на заднем сидении. Платон хотел было растереть ему конечности, но отец запретил. Спину и бедра бедняги обложили одеялами, вытащенными из багажника, на громадную башку натянули ушанку Платона.
Американцу предложили чай, водку. Тот пить не хотел.
Старший матрос Кирилл напрасно стучался в Дом Моряка, так что отец пришел к заключению, что ждать нечего. Он посадил Платона за руль и приказал ехать в Оливу[38], во флотский госпиталь.
А найденный пилот схватил отца за запястье и не отпускал.
На его ладони было шесть пальцев.
В высоту он был где-то метро сорок, у него была бесформенная, яйцеобразная башка и громадные, абсолютно черные, неподвижные глаза. Носа у него не было и воздух он захватывал узким ртом, лишенным губ и зубов.
Мама рассказывает все это как будто просто так, я же слушал, раскрыв варежку. С катушек съехала. У старухи шарики совсем за ролики заехали.
- Твой папа натянул бедняге ушанку поглубже на голову, и они тронулись. А за газиком помчался Лилипут.
О черном взгляде
В конце концов, я прерываю маму, пытаясь сориентироваться, что она обо всем этом по-настоящему думает. Она же насмехается, действительно тронулась умом или чего-то надумала. И вправду верит, будто бы на землю слетел какой-то странный американец, причем – со спутника?
Мама просит проявить терпение, обещает, что я обо всем узнаю, потому что сама она долго не знала, что делать со всей этой историей. Словно бы ничего и не было, она отправляется на кухню, недолго крутится там и через пару минут подсовывает мне под нос бутерброды с творожной массой, укропом и толстым куском вяленого мяса.
Она беспокоится, потому что ем я, в основном, крылышки из KFC, хот-доги из "Жабки" и селедку, не сплю опять же. Она выражает эту свою заботу и возвращается к отцу.
Я понимаю, все лучше и лучше, что в этой истории важен лишь старик, а все эти Платоны, дедушки с бабушками и НЛО-навты кружат вокруг него словно вокруг блестящей жаром звезды, вылавливая частицы блеска.
На это я спрашиваю, а верил ли старик, будто это и вправду американец. Так вот: да, без всяких сомнений, хотя тогда в Штатах еще не был.
- Коля вспоминал о своем знакомом из Ленинграда, у которого было по семь пальцев на каждой ступне, - говорит мама и надкусывает свой единственный бутербродик. – Он даже зарабатывал этим, показывал за деньги и за водку. Ступни этого парня были похожи на утиные лапы, так что обувь ему шили на заказ. Началась война, эту обувку кто-то украл, сапожник пал, сраженный пулей, как оно бывает в жизни, пришлось папиному приятелю обвязывать ноги тряпьем, но они и так настолько отмерзли, что пришлось их отрезать. Парень потерял способность ходить и источник заработка. Он ездил на тележке и говорил, что у него были самые необычайные ступни во всей России, но их забрали у него Гитлер и мороз.