А потом рассказал, что случилось под Вотивкирхе, не всю правду, но кровавый шмат бросил.
Речь шла о катастрофе в портовом бассейне, о расхуяренном внеземном корабле и его умирающем пассажире.
Родители напрасно утаили причину своего бегства, русские знали правду с самого начала, ведь у них было тело.
Накачанный спиртным старик проболтался на балу в отеле Уиллард. Мать считала, будто он себя скомпрометировал, ан нет, американцы настропалили уши. Они записали показания, составили план. Работа в полуподвале была лишь прикрытием.
Под конец шестидесятых в Штаты приехал старый дружок, грубиян Едунов. Он хотел завербовать старика, обещал восстановление карьеры, кучу бабла и триумфальное возвращение в Москву; ничего удивительного, что упившийся отец жалел дома, что решился на побег.
В Фирме его уговаривали пойти на сотрудничество. Отец храбро не соглашался, но потом махнул рукой. Он подсовывал русским тщательно подобранную информацию и работал в своем полуподвале, ведь каждый двойной агент нуждается в дымовой заслоне, было бы странно, если бы он внезапно был повышен в должности.
Русские обманывались, во всяком случае, сначала.
Целью операции был "американец", его труп.
Двое людей, замешанных в гдыньскую катастрофу, очутились в Штатах, Фирма желала этим воспользоваться.
Сам пилот с НЛО, обследованный и забытый, все это время провалялся где-то в лаборатории под Москвой. Фирма желала получить эти космические останки. Было желание сравнить их с теми НЛО-навтами, что упали на территорию Америки, по крайней мере, так считал тип с сигарой.
Операцией руководил Едунов, а тело из СССР на тайный пограничный переход между Чехословакией и Австрией привез никто иной, как Юрий Николаевич Нарумов, молодой офицер военной разведки. Так что там у них получился небольшой такой семейный съезд, со мной в качестве зиготы.
Желал ли Юрий отомстить отцу или расплаты за то, что отец их с матерью бросил, за просранные годы в качестве ребенка изменника? Наверняка, он доказывал всем, какой он лояльный и нужный.
План, составленный самыми солидными умами Москвы и Вашингтона, предполагал, что мой вечно пьяный и напуганный старик пойдет к Вотивкирхе, оттуда его перевезут в какое-то укромное местечко с холодильником, и там он идентифицирует труп, потому что, если не считать Едунова, он один его видел и до сих пор остался в живых После этого тело передадут Кейт, присутствующей при всем этом. А его роль на этом закончится.
И действительно, что могло пойти не так?
Юрий с Едуновым забрали отца со ступеней Вотивкирхе; насколько я знаю жизнь, объятиям не было конца.
Они поехали в укромное убежище, и там контакт прервался. Соседи слышали вопли и один выстрел. Когда Уолтер подскочил на место, он застал Кейт с дырой в голове, пустой холодильник и никаких русских. Здесь след обрывается.
По мнению человека с сигарой, отец был двойным агентом, он притворялся, будто работает на русских, пока не начал работать уже серьезно. Он застрелил Кейт, забрал замороженного космического пришельца и через Чехословакию, по этому секретному переходу смылся в Москву.
О тучах
- Конечно же, он гнал пургу, - говорит мама. – Отец был сказочником, бухарем и трусом, но он никогда бы меня не бросил.
Очень робко я напоминаю этой мудрой, в два раза старшей меня женщине, что люди делают различные вещи, которых мы от них не ожидаем. Они изменяют. Оказываются военными преступниками. Были ли у старика интимные отношения с Кейт? Играл ли он на фортепиано, потому что хотел попрощаться?
Один раз уже сбежал, значит, мог сбежать снова.
Мама ответила, что это невозможно. Еще немного, и она топнула бы ножкой. Нет – и все,
Несколькими месяцами ранее американский зонд переслал снимок Венеры, окруженной полосами синих туч, а мама задавалась вопросом: вдова ли она. Мама боялась, что никогда так и не узнает правду и умрет в этой несносной неопределенности.
Она утверждает, что все это ее вина, она сама стянула себе на голову все, что с ней случилось. Это она позволила, чтобы кто-то другой решал за нее, это она доверилась мужчине, пошла за ним, как собака или слепец, в это темное место, где страшат пустота и отчаяние, а я вдруг с пугающей ясностью осознаю, что и Клара вот так же поверила, потому что "Фернандо", жизнь на Витомине были моей идеей, даже Олаф, потому что моя жена, скорее, не упоминала о детях, и что мы должны были ехать в Индию, когда она забеременела. Мне нельзя подвести ее, и я не подведу.
Раз с президентом вышло один раз, мама решила попробовать снова.
Она позвонила в Белый Дом. Секретарша узнала ее, отыскала окошко на девятое августа, мать прекрасно это помнит.
Помнит, потому что за день до того, когда она уже приготовила документы и написала, что ей следует сказать Никсону, тот появился в телевизоре. Своими длинными, красивыми пальцами он сжимал пачку листков, а его лицо походило на Венеру, жаркое и наполненное тучами.
Он сказал, что семья его поддерживает, а вот Конгресс – не обязательно, и потому он уходит с поста. Под конец он поверил Америку Богу.
Мать была уверена, что прямо сейчас у нее отойдут воды.
Об одном вопросе
Ее поглотила великая темнота.
Все сделалось колючим, влажным и убегало из рук.
Несмотря на последние сроки беременности, она все так же работала, но при этом путала фамилии пациентов и их недуги, открывала кабинет либо слишком рано, либо слишком поздно, а то и вообще – в воскресенье, забывала про дезинфекцию оборудования, один раз даже забыла про обезболивающее и удивлялась тому, что мужик на кресле орет вовсе горло.
Однажды она чуть не въехала в школьный автобус. Покупала замороженные блюда, которые потом не ела, а из магазинов выходила, не платя за покупки. Она разбивала тарелки. Сыпала слишком много стирального порошка. Ломала метелки. Залила ковер отбеливателем. Повсюду видела пыль и следы от сигарет.
Эта сухая пыль облепляла сердце, легкие, горло.
С момента отставки Никсона она не сомкнула глаз.
С этим своим громадным животом она выходила на вечерние прогулки, пила травяной чай и проветривала спальню. Напрасный труд. Случались моменты, когда сон уже окутывал ее голову только лишь затем, чтобы тут же отпустить. Сердце стучало паровым молотом. Виски пульсировали. Ноги опухали, а позвоночник не позволял найти удобной позиции. Проходила полночь, два часа ночи, четыре утра. Светлеющее окно пробуждало страх.
Мама не могла ни есть, ни пить. Заставляла впихивать в себя фрукты и заливать водой. Маленькие глоточки, мелкие кусочки.
Мать гладила себя по животу, разговаривала со мной, просила, чтобы я почаще толкался, так как боялась, что родит мертвеца.
Недели без сна ей хватило, чтобы она поверила, будто бы убила своих родителей. Убеки выломали им руки, вырвали зубы и расстреляли, ксендз отказался их хоронить, соседи до нынешнего дня оплевывали дверь пустой квартиры на Пагеде, а все потому, что она связалась с женатым русским и сбежала с ним.
Она зажгла свечи во всем доме и молилась, чтобы Бог, это отдаленное и всемогущее чудовище, принял ее родителей к себе. Птицы обрели язык, белки – человеческие глаза, деревья подобрались под самую дверь.
Теплой августовской ночью вернулся старик.
Он прошел в спальню в своем черном мундире и с моряцким мешком, переброшенным через плечо; выглядел он точно так же, как в "Стильной". Улыбка доброго бандита. Веселые глаза. Волосы блестят от бриллиантина.
Мама бросилась ему в объятия, она чувствовала запах папирос, коньяка и одеколона-"пшемыславки", который она купила еще в Гдыне.
Она присела на краешке кровати. Отец встал за ней, схватил пучок волос у их основания и начал расчесывать пряди очень медленными, ласковыми движениями. Отец гладил мать по щекам и шее. Ладони у него были чувствительные и очень ласковые. Мать ничему не удивлялась и ни о чем не спрашивала.
Запах "пшемыславки" исчез, дыхание отца ускорилось, ладонь на щеке сделалась чужой и багровой
- Русская курва. Перед каждым ноги расставит. Русская курва и убийца.
У нее за спиной стоял Платон.
Рано утром мать отменила прием всем пациентам и поехала в Вашингтон, под Фирму.
Вовнутрь ее не впустили. Она встала перед воротами. Лил дождь, там вечно идет дождь.
Мужчины в костюмах перепрыгивали лужи, у них были блестящие туфли, они носили бакенбарды и курили сигареты, а мама останавливала каждого и спрашивала: где мой муж?
Кое-кто старика даже вспоминал, но никто не знал, что с ним творится сейчас.
Эти крутые мужчины опускали головы, выполняли странные, почти что магические жесты и ускоряли шаг, лишь бы подальше от маленькой, промокшей от дождя женщины на последних неделях беременности,.
Она же никого не хватала, ни за кем не шла. Только повторяла:
- Где мой муж? Скажите, где мой муж?
Русская курва, которая никому не нужна, которой никто не ответит.
Поначалу к ней выслали швейцара. Тот был очень мил, попросил, чтобы она уже ушла. Мать ответила, что сделает это, как только получит ответ на свой вопрос. Она же никому не делает вреда, просто стоит на дожде, это же свободная страна
В конце концов, пришел Блейк. Он попросил, чтобы мать пошла с ним в машину. Якобы, хрен моржовый, он очень тронут, хотел помочь, так что мать ему посоветовала сказать, наконец-то, правду, а если он ее не знает, пускай станет рядом с ней под проливным дождем и спрашивает про Колю.
Добрый, архихрабрый Блейк смылся в здание, мама дождалась до заката. Дома она приняла долгую ванну. Но глаз не сомкнула. Утром она вновь поехала под Фирму.
Мама мало что помнить из тех дней.
Кто-то толкал ее, кто-то спросил, что ей нужно, швейцар принес паршивого кофе и просил, чтобы она об этом никому не говорила. Она отражалась в лужах, вся нервная и плоская. Ей казалось, что такая она и есть. Она чувствовала, что тело ее сжимается и собирается вокруг живота, а кожа сохнет на костях. Где находится мой муж?