Когда уборка закончилась, Илайша сел за пианино и стал играть. Джон опустился на стул в первом ряду и смотрел на него.
– Похоже, никто к нам не торопится, – проговорил он после недолгого молчания. Илайша, не обратив на него внимания, продолжал играть скорбный напев. – О Боже…
– Сейчас придут, – сказал он.
В дверь постучали. Илайша перестал играть. Джон пошел открывать. На пороге стояли две женщины: сестра Маккендлес и сестра Прайс.
– Хвала Господу, – воскликнули они.
– Хвала Господу, – отозвался Джон.
Женщины склонили головы, прижав к себе Библии. На них были черные тканевые пальто, которые они не снимали всю неделю, и потертые фетровые шляпки. Когда женщины входили, холод с улицы ворвался внутрь, и Джон поспешил закрыть дверь.
Илайша встал, и все опять воскликнули:
– Хвала Господу!
Женщины преклонили колени перед тем, как сесть на свои места, и приступили к молитве. Это тоже был ритуал. Перед началом службы каждому верующему следовало какое-то время побыть наедине с Богом. Джон следил за молящимися женщинами. Илайша вновь сел за пианино и заиграл все ту же скорбную мелодию. Женщины встали – сначала поднялась сестра Прайс, затем сестра Маккендлес – и огляделись.
– Так мы пришли первыми? – спросила сестра Прайс. У нее был тихий голос и темная с медным отливом кожа. Она была на несколько лет моложе сестры Маккендлес, одинокая женщина, которая, по ее словам, никогда не знала мужчины.
– Нет, сестра Прайс, – улыбнулся брат Илайша. – Первым появился брат Джонни. Сегодня мы с ним убирали церковь.
– У брата Джонни – большая сила веры, – промолвила сестра Маккендлес. – Бог уготовил ему особый путь, попомните мои слова.
Бывало (на самом деле не «бывало», а всякий раз, когда Господь показывал свою милость, говоря ее устами), слова сестры Маккендлес звучали как угрозы. Сегодня вечером она оставалась под впечатлением произнесенной ею вчера проповеди. Сестра Маккендлес была крупной женщиной, одной из самых больших и черных негритянок, созданных Богом, который наградил ее сильным голосом для пения и проповедей. Теперь ей предстояло отправиться проповедовать в другие приходы. Сестра Маккендлес говорила, что Господь давно призывал ее к действию, но, робкая от природы, она боялась возвыситься над людьми. Только после урока, который преподал ей Господь перед этим самым алтарем, она осмелилась проповедовать евангельские заповеди. Сейчас была готова пуститься в путь. Не щадя себя, она громко возопиет, и голос ее прогремит, как труба на Сионе.
– Правда, – мягко улыбнулась сестра Прайс. – Господь говорит: кто верен в малом, достигнет многого.
Джон улыбнулся, но в улыбке этой помимо робкой благодарности за ее слова таилась также ирония или даже неприязнь. Однако сестра Прайс этого не заметила, что лишь усилило затаенное презрение Джона.
– А что, только вы двое убрали церковь? – спросила сестра Маккендлес с пугающей улыбкой – улыбкой пророка, знающего все секреты человеческого сердца.
– Господь – свидетель, – сказал Илайша, – что никого, кроме нас, здесь не было. Неизвестно, чем уж занимаются другие молодые люди по субботним вечерам, но никого из них мы не видели.
Он и сам не всякий раз являлся в церковь в субботу вечером, но ему – пасторскому племяннику – позволялись вольности, и сегодняшний его приход расценивался как добродетель.
– Пора бы нашим молодым людям пережить религиозное возрождение, – произнесла сестра Маккендлес. – Они впали в духовную спячку. Господь не благословит церковь, в которой такая распущенная молодежь. Нет. Он сказал: «Как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих»[6]. Это Слово Божие. – Она строгим взглядом обвела присутствующих, и сестра Прайс кивнула.
– А ведь брат Джонни еще не «спасенный», – заметил Илайша. – Нашим «спасенным» молодым людям должно быть стыдно, что он больше делает для церкви, чем они.
– Господь сказал, что первые будут последними, а последние – первыми, – заявила сестра Прайс с торжествующей улыбкой.
– Да, так Он сказал, – подтвердила сестра Маккендлес. – И этот мальчик достигнет Царствия Божьего раньше других молодых людей, вот увидите.
– Аминь, – произнес Илайша, глядя с улыбкой на Джона.
– Отец Джеймс будет с нами сегодня вечером? – спросила сестра Маккендлес.
Илайша нахмурился и выпятил нижнюю губу.
– Вряд ли, сестра, – ответил он. – По-моему, он собирается провести этот вечер дома, чтобы сберечь силы для утренней службы. В последнее время он мало спит: Господь является ему в видениях и говорит с ним.
– Да, не всякий пастырь так печется о своей пастве, как отец Джеймс.
– Это правда, – кивнула сестра Прайс. – Господь послал нам доброго наставника.
– Порой он бывает суров, – заметила сестра Маккендлес, – но и закон суров. Путь добра нелегок.
– Я это почувствовал на себе, – проговорил брат Илайша с улыбкой.
Сестра Маккендлес внимательно посмотрела на него, а потом рассмеялась.
– Да уж, что правда, то правда! – воскликнула она.
– Вот за это я его и люблю, – призналась сестра Прайс. – Не каждый пастор станет вразумлять собственного племянника перед всеми прихожанами. А Илайша не очень-то и был виноват.
– Нет такого понятия – маленькая вина и большая вина, – возразила сестра Маккендлес. – Дьяволу достаточно сунуть лапу в щель, и – вот он уже занял весь дом. Либо ты живешь по Божьему Завету, либо – нет, и никаких половинчатых решений.
– Думаете, нам следует начать? – спросила сестра Прайс. – Не похоже, что кто-нибудь еще придет.
– Стыдись, не подражай маловерам, – засмеялась сестра Маккендлес. – Я лично верю, что Господь пошлет нам сегодня замечательную службу. – И обратилась к Джону: – Сегодня отец придет?
– Да, мэм, говорил, что придет.
– Ну вот! А мама?
– Не знаю. Она очень устала.
– Но не так же, чтобы у нее не хватило сил прийти и немного помолиться.
Джон в гневе взглянул в полное черное лицо женщины, стоявшей к нему в профиль. В этот момент он ее ненавидел.
– Меня восхищает, как много работает эта женщина, – заметила сестра Прайс. – Дети у нее всегда сыты и опрятно одеты, и в Дом Божий она ходит почти каждый вечер. Не иначе – Господь дает ей силы.
– Для поднятия духа мы могли бы немного попеть, – предложила сестра Маккендлес. – Не люблю бывать в церквах, где прихожане просто сидят и говорят. Тогда из меня уходит вся энергия.
– Аминь, – кивнула сестра Прайс.
Илайша запел: «Этот раз может быть последним», и все стали ему подпевать.
«Этот раз может быть последним, когда я молюсь с тобой.
Он может быть последним – кто знает?»
Они пели и хлопали в такт. Джон видел, как сестра Маккендлес ищет тамбурин. Поднявшись к кафедре, он извлек из ящика у основания три барабанчика. Один вручил сестре Маккендлес, которая поблагодарила его улыбкой, не нарушив отбиваемый ритм, а другой положил рядом с сестрой Прайс.
«Этот раз может быть последним, когда я пою с тобой,
Он может быть последним – кто знает?»
Джон смотрел на них и тоже пел – иначе его все равно заставили бы, однако старался не слышать слов, которые буквально выталкивал из своего горла. Он хотел бы и хлопать в такт тоже, но не мог двигать руками, они лежали, плотно сжатые, у него на коленях. Если не петь, прихожане что-то заподозрят, хотя сердце говорило: у него нет права петь или бурно радоваться.
«О, этот раз
Может быть последним.
Этот раз
Может быть последним.
О, этот раз
Может быть последним…»
Джон следил за Илайшей, этот молодой человек был «спасен», был «священник вовек по чину Мельхиседека»[7], ему была дана власть над смертью и адом. Господь воодушевил и обратил его и направил стопы его на сияющий путь. О чем думал Илайша, когда наступала ночь и он оставался один, когда никто не видел его, никто не учил мудрости – и звучал только трубный глас Бога? Были его мысли, постель, тело грязными? Какие он видел сны?
«Этот раз может быть последним –
Кто знает?»
Открылась дверь, впустив внутрь холодный воздух. Джон обернулся и увидел отца, мать и тетку, входящих в церковь. Его поразило присутствие тети Флоренс: раньше она никогда не бывала в их церкви: ее словно призвали специально, чтобы она стала свидетельницей сегодняшнего кровопролития. Об этом свидетельствовал и сам ее вид: она шла с грозным спокойствием по проходу позади матери и лишь ненадолго преклонила колени для молитвы. Джон понял – это рука Господа привела тетку сюда, и сердце его пронзил холод. С ветром явился Он сегодня. Что несет им этот ветер?
Часть втораяМОЛИТВЫ ВЕРУЮЩИХ
«И возопили они громким голосом, говоря:
Доколе, Владыка Святый и Истинный,
Не судишь и не мстишь живущим на земле
За кровь нашу?»[8]
1Молитва Флоренс
«Свет и жизнь несет Он нам,
Исцеленье в лучах Его!»
Флоренс возвысила голос и громко запела единственный знакомый ей гимн, его еще пела мать:
«Это я, это я, это я! О Бог мой!
Обращаюсь к Тебе с молитвой».
Габриэл удивленно посмотрел на сестру, в его взгляде был триумф: наконец-то она смирилась. Но мысли Флоренс были с Богом. Почти сразу остальные верующие присоединились к ней. Зазвучало пианино.
«Не отец мой, не мать,
Это я! О Бог мой!»