ть лицо, когда она станет пересказывать события прошедшего дня, делиться с ним своими надеждами, сомнениями, говорить о своей жизни и любви. Но они с Деборой никогда не обсуждали подобные темы, а звучавший внутри него голос и лицо, на которое он взирал с любовью и заботой, принадлежали не Деборе, а Эстер. Габриэл почувствовал, что его бьет озноб – этот холод нес страдание и восторг, и он взмолился, чтобы Эстер не пришла.
Однако она пришла, хотя и с опозданием – пастор как раз собрался представить пастве сегодняшнего проповедника. Эстер привела с собой мать – такого Габриэл не ожидал, как не ожидал и того, что сегодня вечером ей удастся избавиться от провожатого. И все-таки она была здесь – предпочла выслушать его проповедь, а не осталась вместе с другими тешить свою плоть. Духовный подъем охватил Габриэла, сердце чуть не разорвалось, когда он увидел ее на пороге. Эстер смущенно улыбалась, опустив голову, и направилась к месту в заднем ряду. Она не смотрела на него, но Габриэл сразу понял, что его заметили. Он вдруг представил девушку стоящей на коленях перед алтарем после его проповеди, а также мать и громкоголосого картежника-отца вместе с ней. Когда женщины вошли, по церкви пронесся еле слышный шепот удивления и удовлетворения. Грешники явились услышать Божье Слово.
Даже одежда буквально кричала о греховности их жизни. На Эстер была синяя шляпка, украшенная лентами, и пышное темно-красное платье. Из ушей тучной матери свисали огромные позолоченные серьги, кожа была темнее, чем у дочери, и во всем ее облике было нечто непристойное, словно она наспех оделась – подобных женщин Габриэл видел в борделях. Они сели сзади, чувствуя себя неловко, сестры порока – живой контраст с тусклой массой истинно верующих. Дебора повернулась, чтобы посмотреть на них, и в этот момент Габриэл, будто впервые, увидел, какая черная и костлявая у него жена. Она неспособна вызвать у мужчины желание. Дебора бросила на него настороженный взгляд, и рука Габриэла, сжимавшая Библию, задрожала. Он вспомнил, как безрадостно скрипит их супружеская кровать, и ненависть к жене охватила его.
Пастор встал. Пока он говорил, Габриэл сидел с закрытыми глазами и чувствовал, как Сила Божья уходит, а собранные для проповеди слова исчезают. Вскоре голос пастора смолк, воцарилась тишина, и открывший глаза Габриэл увидел, что присутствующие выжидающе смотрят на него. Тогда он поднялся и обвел взглядом верующих.
– Дорогие братья и сестры во Христе, – начал Габриэл. Глаза Эстер были устремлены на него, и в них мерцал все тот же странный, насмешливый огонек. – Давайте склоним головы в молитве. – И, закрыв глаза, сам наклонил голову.
Позднее он вспоминал, что эта проповедь была как стихийное явление, как промчавшаяся буря. Стоило ему поднять голову и вновь увидеть лица прихожан, как сила Святого Духа вошла в него, и он обрел красноречие. Да, в этот вечер он был силен, как никогда, и его проповедь впоследствии вспоминали и на общих собраниях, и в жалких лачугах, она стала образцом для приезжавших евангелистов. Даже много лет спустя, когда Эстер, Ройал и Дебора были уже в могиле, а сам Габриэл покинул Юг, люди помнили эту проповедь и худого, пылкого молодого человека, произносившего ее.
За основу проповеди Габриэл взял отрывок из восемнадцатой главы Второй книги Царств – историю юного Ахимааса, который бежал изо всех сил, чтобы известить царя Давида об исходе сражения. Перед этим Иов сказал ему: «Зачем бежать тебе, сын мой? Не принесешь ты доброй вести». А когда Ахимаас явился к Давиду, которому не терпелось узнать о судьбе своего безрассудного сына Авессалома, он мог сказать только одно: «Я видел большое волнение, но не знаю, что там было».
– Эта история о тех, кто не ждет Божьего наставления, а самонадеянно поступает по своему разумению, не дожидаясь окончательного исхода. Эта история о бесчисленных пастухах, которые в высокомерии своем не сумели накормить голодных овец, о многих родителях, давших чадам своим не хлеб, а камень, научивших их не Божьей истине, а показным законам этого мира. Это не вера, а неверие, не смирение, а гордыня. Именно горделивая воля послужила причиной низвержения Сына утренней звезды с Небес в глубины ада, желание опровергнуть назначенные Богом времена и сроки, вступить с Ним в борьбу за могущество, какое не по силам детям человеческим. Все в своей жизни – братья и сестры, собравшиеся сегодня, – видели разрушительные последствия такой прискорбной поспешности! Растущие без отцов дети, выпрашивающие с плачем кусок хлеба; падшие, погрязшие в грехе дочери; сыновья, истекающие кровью на холоде. Да, и были такие, кто во весь голос кричал – это слышали в домах, на уличных перекрестках и даже с кафедр проповедников, что им, презираемым и отверженным, изгоям, нечего больше ждать, – нужно подняться с колен и низвергнуть сильных мира сего, отомстив, как заповедал Господь. Но кровь порождает кровь, так кровь Авеля вопияла от земли. Однако не зря написано: «Верующий не торопится». Правда, дорога бывает каменистой. И что, неужели Бог забыл идущих? О, падайте на колени и молите о терпении; падайте на колени и молите о вере; падайте на колени и молите, чтобы послали вам силу подготовиться к Его приходу и обрести вечную жизнь. Ведь Бог ничего не забывает, ни одно Его слово не пропадает втуне. Лучше ждать, подобно Иову, сколько нам предназначено, пока не поступят вести от Господа, чем предстать неподготовленными перед Ним. Если будем смиренно ждать, наши души получат радостные вести, если будем ждать, доживем до перемен, и тогда в мгновение ока, по мановению руки мы перейдем из мира порока в незамутненную чистоту, встретившись с Ним на Небесах. И эту весть нам надо разнести по всему миру: еще один сын Давидов висит на дереве, и кто не знает об этом, будет навеки мучиться в аду! Братья, сестры, в вашей воле бежать, ничего толком не зная, но придет день, когда Царь спросит вас: «Какие известия принесли вы?» И что вы ответите в этот великий день, если не знаете о смерти Его Сына?
– Есть ли сегодня среди нас человек, – слезы текли по лицу Габриэла, он стоял перед паствой с распростертыми руками, – не знающий причину волнения? Есть ли тот, кто хочет говорить с Иисусом? Кто готов ждать, пока заговорит Он? Ждать, когда зазвонят в вашей душе колокола, радостно возвещая о спасении? О, братья и сестры! – Эстер по-прежнему не поднималась, только смотрела на Габриэла из глубины церкви. – Время иссякает. Настанет день, когда Он придет судить народы и забирать своих детей на вечный покой. Тогда двое будут на поле, один берется, а другой оставляется, двое будут лежать в постели, один берется, другой оставляется. Он придет тихо, возлюбленные мои, и никто не знает времени его появления. И тогда поздно будет кричать: «Господи, помилуй!» Настало время подготовиться, аминь, преклонив колени перед алтарем. Кто дерзнет сегодня? Кто скажет «нет» сатане и предаст свою жизнь Богу?
Но Эстер не встала, только осмотрелась с удовлетворением, словно находилась в театре и ждала, какие еще развлечения ей предоставят. Габриэл почему-то знал, что она не поднимется и не пойдет по длинному проходу к алтарю. На мгновение священный гнев охватил его – такой бесстыдной Эстер выглядела перед праведными прихожанами из-за того, что не собиралась склонять головы.
Габриэл сказал: «Аминь», благословил прихожан и отошел, и тут все разом запели. Он чувствовал себя опустошенным и больным, одежда на нем была влажной, от тела разило по́том. Дебора пела и била в барабан впереди остальных, глазами она следила за ним. Внезапно Габриэл ощутил себя беспомощным ребенком, ему хотелось спрятаться от всех и плакать, не переставая.
Во время пения Эстер с матерью ушли – значит, они приходили, чтобы послушать его проповедь. Ему трудно было представить, что́ они сейчас говорят и думают. Мелькнула мысль о завтрашнем дне – тогда он снова ее увидит.
– Это не та девушка, что работает в одном доме с тобой? – спросила Дебора по дороге домой.
– Да, – кивнул Габриэл. Сейчас ему не хотелось разговаривать. Поскорее бы вернуться домой, снять влажную одежду и завалиться спать.
– А она хорошенькая. Никогда не видела ее прежде в церкви.
Габриэл промолчал.
– Это ты пригласил ее сегодня?
– Да, – признался он. – Ей не помешает послушать Божье Слово.
Дебора рассмеялась:
– Вряд ли это помогло. Она вышла из церкви такая же холодная и грешная, как и раньше. И мать не лучше. А ты произнес очень хорошую проповедь. Но девчонка, похоже, о Боге и не думает.
– У людей нет времени для Бога. Когда-нибудь у Него не будет времени для них.
Дома Дебора предложила Габриэлу горячий чай, но он отказался. Разделся молча – Дебора с пониманием к этому отнеслась – и лег в постель. Вскоре легла и она – тяжелая ноша, которую утром надо взваливать на себя снова.
На следующее утро, когда Габриэл колол дрова и складывал в поленницу, во двор вышла Эстер и произнесла:
– Доброе утро, ваше преподобие. Не думала сегодня вас увидеть. Была уверена, после такой проповеди вы не сможете подняться. Вы всегда так выкладываетесь?
На мгновение Габриэл замер с топором в руке, потом обернулся и всадил лезвие в полено.
– Как бывает угодно Богу, – ответил он.
– Проповедь была замечательная. Мы с мамой были рады, что пошли.
Габриэл оставил топор в полене, боясь, что иначе разлетятся щепки и заденут девушку.
– Вы с мамой редко ходите в церковь?
– Господь видит, – скорбно вздохнула Эстер, – что у нас мало времени. Мама трудится целую неделю, и в воскресенье ей хочется просто полежать в постели. И она любит, чтобы я оставалась с ней, – добавила она после паузы.
Габриэл посмотрел ей в лицо:
– Ты хочешь сказать, сестра, что у тебя не остается времени для Бога? Совсем не остается?
– Я стараюсь, ваше преподобие, – ответила девушка, глядя на него с отчаянным вызовом загнанного в угол ребенка. – Я правда стараюсь. Но ведь у всех силы разные, разве не так?
– Силу единую всем дает Господь.
– Но, мне кажется, ее можно применять по-разному.