у. Я постоянно неправильно читала слова. «Доверяйте свой багаж только носильщикам в рабочей надежде». Всюду мерещился Иван. Высокая угловатая женщина с чемоданчиком, хромированная стремянка у сотрудника. Проход через службу безопасности напоминает умирание – то, как нужно всем сказать «до свидания», как от тебя остается лишь имя на листке бумаги, как сдаешь свои деньги, часы, обувь.
– Я так рада, что ты увидишь Париж, – сказала мать, и я заметила у нее в глазах слезы. Мать в Париже никогда не бывала, но туда ездила в юности моя бабушка и говорила потом, что это самое прекрасное место на земле.
Мне предстояло провести там две недели вместе со Светланой и ее школьными друзьями Биллом и Робин. Четвертый член их компании, Фред, неожиданно получил место для практики в «Меррилл Линче», и Светлана не хотела быть третьим лишним. По ее словам, я – единственный человек, которому можно предложить освободившееся место в самый последний момент, – единственная из ее знакомых, у которых всегда так.
– Будешь моей компаньонкой в путешествии, как в романах, – сказала она. – А в Венгрию можешь поехать прямо оттуда. – Мы все планировали остановиться у Светланиной тетки напротив Музея Орсе. Отец Фреда, валютный трейдер, купил нам четыре билета в эконом-класс самого дешевого трансатлантического варианта – первой части транзитного рейса до Исламабада компании «Пакистан Эйрлайнз». Светлана перевела билет Фреда на мое имя, и все дела.
Вылет задержали на два часа. Впервые в жизни оказавшись в международном терминале без сопровождения, я некоторое время бесцельно слонялась, читая в журналах свой гороскоп и заглядывая во все магазины. В «Брукстоуне» продавали «бесшумный фен» – если говорить по телефону, собеседник не догадается, что ты тем временем сушишь волосы. Когда дальше оттягивать уже не было смысла, я шагнула на движущуюся дорожку.
Гейт занимал отдельное стеклянное помещение, там – второй тур проверки на безопасность. В очереди к металлодетектору я смотрела через стекло, разглядывая толпу в поисках Светланы. Ее я не видела. Зато нашелся двойник Ивана – я видела их всюду, куда бы ни зашла. У этого – стрижка под ежик.
Пройдя контроль, я сразу увидела на вращающихся оранжевых стульях Светлану вместе с симпатичной, типично американской на вид парой.
– Селин! – воскликнула она, заключая мою шею в объятия и целуя меня в щеку.
– Селин! – Билл сымитировал ее интонацию, а потом тоже обнял меня и чмокнул.
– Я уже думала, ты не придешь, – сказала Светлана. – С тобой никогда не знаешь. А потом через пару недель получили бы от тебя письмо из Бразилии. Билл и Робин всё это время тыкали в разных девушек и говорили: «Наверное, она», и всякий раз это оказывалась супер-обычная девушка с хвостиком и в походных ботинках.
По дороге в туалет мы со Светланой прошли мимо двойника Ивана, тот стоял в какой-то очереди и беседовал с тонковолосой блондинкой.
Мы проходили достаточно близко, чтобы разобрать надпись на его футболке – «Математика, Гарвард, 1995–96», и дальше следовали колонки имен. Имя Ивана стояло в последней.
– О, привет! – сказала Светлана. «Иван» остался в прежней позе, а девушка обернулась.
– Привет, Светлана, – медленно, словно взвешивая что-то в уме, ответила она.
– Ты знакома с моей подругой Селин? Селин, это Эмери. Она тоже занимается русским, – мы пожали друг другу руки. У Эмери были очень синие глаза и бледное лицо, на щеках – по круглому розовому пятну. «Иван» повернулся к нам в пол-оборота. Если не считать ежик на голове, он сильно походил на Ивана – даже ушными мочками. Но Иван говорил, что уедет в Будапешт сразу после выпуска, а выпуск состоялся уже несколько дней назад. То есть несколько дней назад он вылетел из Бостона в Будапешт. Следовательно, сейчас он никак не мог лететь из Нью-Йорка ни в Париж, ни в Исламабад.
– Мы идем в туалет, – сказала Светлана.
– Ага, – произнесла Эмери тем же задумчивым тоном.
– Я так разбита. Словами не описать, – сказала Светлана, как только дверь уборной захлопнулась за нами. Через неделю после окончания занятий Робин, лучшая Светланина подруга, куда-то уехала, и Билл ежедневно наведывался сыграть с отцом Светланы в шахматы и в теннис – он любил соревноваться, к тому же Светлана – задолго до его романа с Робин – испытывала к нему сильное физическое влечение. Светлана шагнула в кабинку, и я услышала звук задвижки. Поздно вечером в машине Билл сказал ей что-то жутко обидное. Из кабинки Светлана повторила мне его ужасные слова.
Унитаз издал предсмертный рык. Светлана вымыла руки и взяла три бумажных полотенца.
– Саша управляется с ним лучше всех. «Билл, – говорит она, – ты должен сейчас же прекратить эту аутоэротическую болтовню», – она тщательно вытерла руки и выбросила полотенца. – Как тебе Эмери? Она почему-то производит на меня очень сильное впечатление. Она выглядит в точности как я представляю себе Надю – Надю у Андре Бретона. Я однажды видела, как она очень медленно идет по Данстер-стрит под проливным дождем и без зонтика – красивая и промокшая до последней нитки. Естественно, поскольку я это я, у меня были и плащ, и зонт. Зонтом я хотела с ней поделиться, но она всякий раз отступала в сторону. С волос и с одежды у нее текло, всё прилипло к телу – и эти огромные голубые глаза на худом лице. Тогда она мне и сказала, что едет в Париж.
Когда Светлана поинтересовалась у Эмери о ближайших планах, та задумчиво ответила, что ей нужно выгулять собак. Светлана спросила, что за собаки.
– Не знаю, просто какие-то собаки, – сказала Эмери.
Я подумала над ее словами.
– А в какой она группе по русскому?
– Сейчас окончила 102. А что?
– В эту же группу ходил Иван, – сказала я. – Я, похоже, думаю, что там с ней в очереди – это он.
– В очереди здесь, в аэропорту? Иван? Но откуда он мог узнать, что ты летишь тем же рейсом?
– Не мог. Просто совпадение. Не исключено, что это и не он.
– Может, он каким-то образом узнал в кассе?
Я подумала над этим.
– Но билет сначала был выписан не на мое имя. На меня его перевели только два дня назад.
– Да, правда. Поневоле поверишь в его сверхъестественные способности. А почему ты ничего ему не сказала, когда мы шли мимо?
– Не была уверена, что это он.
– Только не говори, что забыла, как он выглядит.
– Ну, сейчас у него слишком короткая стрижка.
Светлана покачала головой.
– Я тебя никогда не пойму. Ты же сознаёшь, что волосы можно подстричь, так? Но стрижка никак фундаментально не отражается на твоей личности.
– Ну а вдруг это не он?
– Но тот парень похож на него? Кроме стрижки?
Я ответила не сразу.
– Все похожи на него, – сказала я.
Светлана закатила глаза.
– Двухметровый венгр, который на каждого смотрит пронизывающим взглядом, и ты считаешь, что на него похожи все. Ладно, план такой. Мы сейчас выходим. Я подхожу поболтать с Эмери, а ты здороваешься с Иваном. Если это не он, просто скажешь: «Извините, я приняла вас за другого». Всё просто, да?
Я опомнилась, когда мы уже подходили к ним.
– Слушай, Эмери, – сказала Светлана. – А где ты остановишься в Париже?
– Пока точно не знаю.
Я подошла к Ивану.
– Привет, – произнесла я.
– С днем рождения, – ответил он, не глядя на меня.
– Я тебя не узнала из-за стрижки, – сказала я.
Он еще больше помрачнел.
– Именно затем я и подстригся.
Мне эта фраза показалась забавной шуткой, но он не смеялся.
– Я не знала, что ты едешь в Париж.
– А я не знал, что ты едешь в Париж.
Мы стояли молча.
– Ладно, увидимся, – произнесла я.
– Наверное.
– Ну что, нормально же получилось? – позже спросила Светлана.
– Не знаю, – ответила я. – У него был злой голос.
– Ты вечно думаешь, что все вокруг злые. Ладно тебе, не унывай. – Она обняла меня за плечи. – Я хотела выяснить всё у Эмери, но она ничего не знает. Она не в курсе, почему он здесь. Они просто случайно встретились в аэропорту.
– Ей даже неизвестно, что за собак она выгуливает и где собирается остановиться, – указала я. – Откуда ей знать о его планах?
– Думала, тебя приободрит, что они, по крайней мере, в Париж едут не вместе. В смысле, она такая красавица.
Мы вернулись к Робин и Биллу. Билл принялся сыпать вопросами.
– Что это за парень? Как его зовут? Его так зовут? Селин он нравится? – он повернулся ко мне. – Почему у тебя такой вид? Ты должна быть счастлива. В самолете многое может случиться – ночь, тридцать тысяч футов над океаном.
Нам всем достались места сзади, но в разных рядах. Иван сидел у аварийного выхода рядом с человеком в костюме. Мы встретились взглядами. Пройти дальше мне мешал парень, который занял проход, пытаясь впихнуть на багажную полку какой-то немаленький, обмотанный одеялом предмет. Любому, в том числе и самому парню, было очевидно, что предмет туда не влезет, но он не сдавался.
– Думаю, нам надо поговорить, – сказал Иван.
– Я сижу на 44К, – ответила я.
В итоге предмет в одеяле унес стюард. Я нашла свое место и стала читать «Мадам Бовари».
– Селин!
Я подняла взгляд. Это оказалась Светлана, она держала под локоть какого-то пакистанского дедушку.
– Этот джентльмен любезно согласился поменяться с тобой местами, – сказала она.
Мне не хотелось меняться местами. Но человек улыбался и явно был чрезвычайно горд своим благородным поступком. Я поблагодарила его и пошла за Светланой в другой ряд. Билл сидел у прохода, я – у окна, а Светлана – между нами. Робин почему-то посадили прямо перед Биллом. Они не могли ни поговорить, ни видеть друг друга.
Боявшаяся летать Светлана схватила нас с Биллом за руки. Вышли стюардессы и стали показывать, как плавать по Атлантике на подушках наших сидений. Заработали двигатели. Зазвучал голос муэдзина, и на экране появился молящийся человек, стоящий на коленях по диагонали к океану.