Несколько секунд все молчали. Наконец Смирнов медленно произнес:
— Вы что, оху… — и так же медленно, словно в раздумье, поправился: — Охренели? — И тут же с испугом посмотрел на Сошникова. — Боюсь, это невозможно.
— Юрий Евгенич, — Марфа сострадательно и в то же время непреклонно положила руку на грудь, поближе к шее, чтобы, наверное, не сильно нажимать и не искажать величественной формы. — Я же объясняла вам, что речь идет не о рекламной акции. Мероприятия по спонсированию строительства центра в самом разгаре. — Однако голос ее перестал быть воркующим.
— Да на кой мне х… этот ваш центр, — с той же задумчивостью произнес он.
— Ну прямо не знаю, — с досадой сказала Марфа. — Посудите сами. Многие уже прекрасно осознали свою незаменимую роль… И к тому же газета, — она подняла голос до торжественных ноток. — Газета только шествует, и мы со своей стороны идем навстречу спонсорам, пишем задаром статьи, в конце концов, о том, какие вы хорошие, что вот мол, перечислили денежку детям, и наша дружба и так далее!
— Двадцать одна тысяча долларов… Ребята, с меня даже «Российская газета» меньше просила. И то я их послал. Знаете, куда я их послал?.. Вас я туда не пошлю, потому что вы не «Российская газета», вы — свои. Вы — здесь… Но, дорогие мои, помочь тоже ничем не могу. Нет, ничем.
— А нам помогать не надо, — тихим, но недовольным голосом вставил Сошников. И управляющий опять испуганно посмотрел на него. — Помогите детям. А мы в свою очередь поможем вам публикацией в газете, чтобы о вашем альтруизме узнала общественность области, в том числе — заметьте — лично губернатор, который давно дружит с нашей газетой.
Марфа энергично закивала:
— Юрий Евгеньевич, вы поймите, редакция с этого ничегошеньки не получает. Мы выступаем такими же спонсорами, и ясно осознаем всю сложность задачи… но и благородство спонсоров… ничегошеньки не остается втуне… И не с одним вашим банком, а со всеми спонсорами. И уже масса!.. А завод металлоконструкций, пожалуйста! Машиностроители и металлурги. И ряд строителей… Мы взвалили колоссальную работу. А все перечисления до копеечки исключительно в фонд реабилитационного центра для детей-инвалидов. Инвалидов. Детей. — Она веско выделила последние два слова. — Понимаете?
— Да я-то все понимаю, — потянул он тяжело. — Но и вы меня поймите. Я и с вашим Вадимом Петровичем хорошо знаком, и всегда как бы по деловому… Но, это мне не по силам, не по силам. — Он помахал руками перед собой. Тем более я — филиал. Я такой вопрос с начальством никогда не утрясу.
— Помимо статьи мы предлагаем еще информационный бюллетень каждые три недели в течении полугодия, — веско добавила Марфа.
— Нет-нет-нет-нет… — он поднес руки к голове, поник и кончиками пальцев обхватил себя за лоб и виски.
Посидели несколько секунд в напряженной тишине.
— Очень жаль, — сказала Марфа, поднимаясь однако с гордым видом.
Толик уже укладывал аппаратуру в кофр. Сошников закрыл блокнот, взял диктофон и тоже поднялся. Но он знал, что представление еще не закончено и что даже не достигнута кульминация.
— Ничего не поделаешь, — подавленным голосом сказал управляющий, поднялся, вышел из-за стола, всем пожал руки — даже Марфину пухлую ладонь слегка тиснул, одновременно приклоняясь к ней, накрывая ее запястье усами.
— Я вам хотя бы газетку оставлю, — мимоходом сказала Марфа. — Вышло уже несколько номеров, посвященных строительству центра. И, вот, спонсорам… — Она ловко выдернула из папки газету, быстро развернула ее, укладывая на стол. — Посмотрите, какой проект! Какое красивое здание будет… Оформлено со вкусом — правда?.. Писал вот — Игорь Александрович, наш талант… Фотографировал Анатолий, тоже мастер своего дела… — Да, кстати, вот, — Она перевернула страницу. — Металлурги на развороте — перечислили двадцать пять тысяч долларов. Неплохой материал, да?.. А вот, глядите-ка, о частных жертвователях. Вот женщина пожилая, перечислила на счет центра все свои сбережения — пятьдесят тысяч рублей, все до копейки!.. Оформлена страничка как — зацените!.. А это так — о заводе, который выпускает оружие. Они отказались внести свою лепту… — Голос ее немного изменился, стал чуточку вкрадчивым. — Тут Игорь, конечно, ужасно их расписал… Страшный пассаж о детоубийстве… Вы разве не знаете?.. Не читали?.. Подсчитано, что оружием этого завода за время его существования был убит миллион детей… И вот: отказ внести скромную лепту в строительство центра для детей-инвалидов… А это, как ты, Игорь, пишешь? Логично так и красиво: уже система… И заголовок, посмотрите: «Точи ножи булатные!» Прямо бандиты с большой дороги… И там прочее, что оружейники в своем решении проявили историческую последовательность… Я не ошибаюсь, Игорь?
— Не ошибаешься.
— Всего доброго, Юрий Евгенич. — Марфа расцвела особенно привлекательной улыбкой и сделала движение, похожее на желание приобнять управляющего. — Я надеюсь, до встречи?
— Конечно, до встречи, Марина Николаевна, — тихо, с пониманием, сказал он.
— Да, вот, на всякий случай моя визитка.
— У меня ваша визитка уже есть.
— Ну вот, на всякий случай еще… Здесь мой сотовый…
Наконец-то представление закончилось. Вышли. Сошников еле сдержался, чтобы не захохотать в приемной. Спускаясь по лестнице, давился смехом:
— Марфа! Что ты делаешь в сраной газете? С твоими талантами тебе нужно сидеть хотя бы на его месте.
— А то!
Во дворе, заставленном машинами, направились к своей «Хонде», возле которой, как огромный пингвин, стоял Виктор, жадно поедал сосиску в тесте — специально вышел на улицу, чтобы не ронять крошки в машине.
— А я думаю, ничего не получится, — сказал со своим обычным сомнением Толик.
— Цыплят по осени считают, — не оборачиваясь, на ходу кинула Марфа. И повернулась к Сошникову: — Игорь, а чего это он так с тобой за ручку трясся?
— Это так, к делу не относится.
— Чего рано? — спросил водитель полным ртом. — Облом?
— Подожди, Витюша, пока не уезжаем. — Марфа открыла дверь, собираясь усесться на свое место.
— А чего ждем?
— Ждем, ждем, Витя!
Виктор доел сосиску и стал усаживаться. Машина заметно присела на его сторону. В салоне было душно, открыли форточки.
— Ничего не выйдет, — опять скептически произнес Толик.
— На что спорим? — Марфа повернулась всем корпусом на своем сиденье и потянулась к нему полной тяжелой рукой. — Спорим, что как минимум на десять тысяч мы его раскрутим. На шоколадку?
— Годится. — Толик с кислой улыбкой подал ей руку.
Виктор тут же оживился — разбил.
— Ну, можешь отдать мне пивом, — снисходительно проговорил Толик. — Рядом с конторой есть киоск, там неплохое баварское, я тебе покажу.
— Нет уж! — Марфа была непреклонна. — Отдавать придется тебе. Только учти: я люблю горький шоколад. И никакой импортной гадости.
— Толик, а ведь ты скорее всего проиграешь, — заметил Сошников.
— Правда? — удивился тот. — Ты уверен?
— Пять против одного.
Толик погрустнел — Сошникову он верил. Некоторое время молчали. Наконец Толик нетерпеливо сказал:
— Будем ждать, пока он всю газету прочитает?.. А если он ничего не решит, так и будем здесь торчать?
— Да нет же, не всю газету, — вместо Марфы сказал Сошников. — Он читает, конечно, об отказниках.
— Ну да, — согласилась Марфа. — А потом еще будет созваниваться с Москвой. Сумма для нашего захолустья охренительная.
— Такое почитать, так сразу захочется этот завод взорвать, — высказался водитель, который из всех сотрудников редакции был самым добросовестным читателем своей газеты.
— Я их от чистого сердца крыл, — кивнул Сошников. — Они того стоят.
— А вот этот директор банка, Смирнов, такой хороший дядечка, — заговорила Марфа. — А как же ты его крыть будешь, если он откажется?
— Ну во-первых, крыть его не придется, потому что Земский не позволит. А если бы пришлось, то, поверь, что сделал бы это с не меньшим удовольствием. Ты не смотри на его елейную морду. Он самый обычный ростовщик, богатый ростовщик. Что может быть приятнее, чем полить грязью людей, дающих деньги в рост?
Марфа поморщилась, помолчала и вдруг встрепенулась:
— Богатые делятся на тех, кто дает рекламу и на тех, кто ее не дает.
«К чему это она?» — подумал Сошников.
— Я недавно прочла книгу о рекламном криэйторе, черт его знает, как правильно?
— Уже пишут «креатор».
— Ну да. Теперь это моя любимая книга. Хотя тот, кто ее сочинил, ни черта не понимает в рекламе. Он думает, что в рекламе главное, что мы придумаем, ну там, сюжет, идея… Такая чепуха. В рекламе главное раскрутить клиента. Чтобы он согласился выложить баблусики. А для клиента главное — цена. Но уж если его раскрутили, то он любой сюжет схавает.
— Ну, допустим, откровенную халтуру не схавает, — возразил Сошников.
— А ты не пиши откровенную халтуру, — многозначительно подняв брови, сказал Марфа.
— Я не пишу халтуру.
— Вот и хорошо…
— Объясни только, чем тебе понравилась книга, если автор ни черта не смыслит в теме, за которую взялся?
— Ну, очень здорово, совсем не похоже на нашу жизнь. И так… фантастически, что ли…
— Лучше бы ты не читала литературу для тинейджеров. Тебе же не пятнадцать лет.
— Ой, Игорь, тебе все не нравится… Это не нравится, то не нравится. Что тогда, по твоему, читать?
— Хорошую литературу. Могу составить список.
— Ну тебя с твоим списком…
Но тут заговорил Толик, и его уж никак нельзя было остановить:
— Мне попалась интересная статейка о современной литературе. И даже так: хам в литературе… Не хам-литературный герой! А хам-писатель… Ну там много прелюдий… Литература, как особая квазирелигия… В общем много спорного… Короче, автор пытается доказать, что современная литература и произвела на свет хама-писателя… Хам буквально вышел из текста, материализовался и сел за письменный стол. Смердяков ожил и поменялся с писателем местами. А!? Как закрутил!.. Причем, в тех книгах, которые сочиняет Смердяков, в наиболее неловком и неприглядном положении оказываются чаще всего Федоры Михайловичи. И Смердяковы вовсе не вешаются, а наоборот, достигают своей заветной мечты… Надо поискать ссылочку в