— Ага, конечно! — Ирочка, как обычно, ревновала. Только непонятно что: квартиру или подругу. — Только учти! В спальню я вас не пущу! Кого попало — не пущу!
— Ирка!
— Я не против, но в спальню не пущу! Неизвестно, что это за хрен, где он полчаса назад валялся, в каком сифилятнике! Трахаться идите на лестницу!
Наташа молча встала, вышла в коридор.
— Ира! Ну, зачем ты так? — Лена вытянула шею, пытаясь заглянуть в дверную щель. — Нельзя было не говорить всего этого?
— А что я такого сказала? Что-то не так? Я не права?
— Она уходит!
— И слава Богу!
— Ира! Останови ее!
— Да пошли вы все!
Теперь встала Лена. Она, правда, удалялась не так стремительно, как бы давала Ирочке шанс одуматься. Но та и не думала им воспользоваться. Она развалилась в кресле, сосредоточенно и деловито ковыряла ногтем заусенец…
Они все стали такими нервными, злыми, уставшими.
Глава 5
Утром, согревая пальцы дыханием, Наташа еще раз набрала Леонида. Вчера набрала, как только дотопала домой, хотела отменить встречу, но не успела. Леонид уже ушел, о чем Наташе удивленно, но довольно радостно сообщила его мама. Потом звонить было поздно. Утром — рано. А вот сейчас, в девять, уже можно. Наташа прикинула и так, и эдак, и все равно получалось, что Леонид уже проснулся.
— Алло, здравствуйте! Можно ли услышать Леонида?
— А это вы вчера звонили, да? — это его мама.
— Да, я.
— Ой, девочка, милая! Так он еще не вернулся!
Вот тут в голосе мамы добавилось радости, даже восторга.
— Он вчера позвонил мне и сказал, что домой не приедет, чтобы я не ждала его, чтобы ложилась спать! Я просто не могу уснуть, если не знаю, где он, понимаете? Он уже взрослый мужчина, понимаю, но для меня он все равно ребенок… Так вот он позвонил и сказал, что не придет домой ночевать!
Наташа тупо хлопала ресницами. И со свистом дышала в трубку, на морозе по-другому дышать не получалось.
— С ним… все в порядке?
— Да-да, не волнуйтесь! Просто он остался у какой-то девушки! Он, конечно, этого не сказал, но я же чувствую! Я так рада! Может быть, он женится, наконец! Ему тридцать два года, а он у меня до сих пор в холостяках! А мне внуков так хочется! Я уже на пенсии, мне надо чем-то заниматься…
— Да, это очень… очень…
— Вы попробуйте позвонить ему через два часа, он уже должен вернуться!
— Спасибо. До свидания.
— До свидания! Заходите к нам! Я очень люблю гостей, пеку замечательные пироги!
Наташа вернулась к своим цветам и долго стояла, глядя в развороченную сердцевину хризантемы.
Абсолютно очевидно, что он остался у Ирочки. Приехал по указанному адресу, увидел эту… И остался. Что можно испытать в такой ситуации? Ничего, кроме недоумения. Комок нелепости. И стыдно-то как! Господи, как стыдно и нелепо!
— Эй! Натаха! Будешь греться?
Дамы-коллеги блестели глазами, кивали, хихикали. Приглашали и знали, что откажется. Но приглашали не потому, что так принято, и пить одним неприлично. Им было интересно посмотреть, как она снова откажется.
— Буду, — сказала Наташа.
И дамы охнули. Чего-чего? Будет?
Наташа подошла, взяла из чьей-то руки стаканчик со слабым следом губной помады и опрокинула в себя то, что там плескалось.
Дамы напряженно молчали.
Они даже не успели предложить по второй. Наташа отошла, зависла над своими цветами.
— Слышь? Выпила!
— Ага! Даже не поморщилась!
— Случилось чего?
— А чего у нее может случиться? Просто выпить захотела!
— Зырь, шатается!
— Да не! Танцует!
— Че ты, блин? С чего это ей танцевать?
— Ну, говорю тебе танцует!
Наташа действительно танцевала, дергалась в такт какой-то внутренней музыке, взмахивала руками, изгибалась. Средь бела дня, в слоеных одежках и среди цветов это выглядело очень странно. Даже болезненно. Во всяком случае, дамы-коллеги помозговали и решили Натахе больше не наливать.
— Ира?
— Ну…
— Это Наташа.
— Ну, узнала…
— Леонид у тебя?
— …И что?
— У тебя?
— Ну, у меня…
— А как так получилось, Ира?
— Что «так получилось»?
— Что он остался?
— Вот, блин… А почему он не должен был оставаться? У тебя с ним любовь?
— А у тебя?
— У меня с ним секс!
Трубка замолчала. Ирочка на секунду пожалела, что не сдержалась. Можно ведь было как-то мягче… А можно было вообще не говорить… Глупости! С какой стати скрывать то, что все равно станет очевидным? Вполне вероятно, что они с Леонидом еще пересекутся пару раз и тогда, возможно, снова займутся сексом, так что все равно все будут знать…
Наташа повесила трубку.
— Ну и дура! — сказала Ирочка телефону и выбралась из туалета.
Дура Наташка! Полная дура! Надо же быть такой кобылой? Ни себе, ни людям! Да если бы она сказала, что этот мужик ей нужен, разве Ирочка стала бы покушаться? Но даже если бы и покусилась… Леонид — человек взрослый, понимает, что делает! Если бы Наташка была ему минимально дорога, он бы вчера не купился на Ирочкину провокацию…
А вчера она просто сказала ему, впустив в коридор:
— Я не знаю, о чем вы договаривались с Наташкой, но она ушла. А я здесь. И я собираюсь заняться с вами сексом.
Потом были полчаса каких-то изощренных, замысловатых текстов, долгих взглядов, попыток отшутиться или объясниться, и вдруг все разом завершилось в спальне.
И вот сейчас этот человек, улыбчивый, словоохотливый, по сути очень малознакомый, лежит в ее постели и выглядит вполне уверенным в завтрашнем дне.
— Собирайся! — сказала Ирочка.
— Куда?
— Домой!
— А если бы я предложил тебе себя в помощники по хозяйству? Оставь меня! Я прекрасно готовлю и мою посуду.
Вот идиот!
— В любое время может вернуться мой муж! Собирайся!
По лицу Леонида промчалась тень. Ирочка даже поморщилась — можно подумать, он не знал, что у нее есть муж! Сам ведь когда-то в больнице у переломанной Наташки «отзеркаливал» его!
— Да, конечно!
Он встал, начал шарить вокруг, искал одежду. Ирочка не любила этот момент взаимоотношений. Ей хотелось, чтобы она засыпала, потом просыпалась, а кавалера уже не было. И никаких его следов не было. Никаких запахов, волосинок, пятен, вмятин на белье. Но так почему-то никогда не получалось.
Снова зазвонил телефон. Ирочка встрепенулась, гордо выдвинула вперед подбородок, сказала в трубку:
— Наташка?
И вышла.
А Леонид остался, опустил руку вниз, начал исследовать пол, а второй рукой по-прежнему придерживал на себе одеяло. Одежда никак не находилось, пришлось наклониться, повиснуть вниз головой, увидеть все то, что было горками навалено под Ирочкиной кроватью.
Там был всякий мусор.
И у Леонида в голове тоже был мусор. Было тягуче-тревожно и как-то слегка грязновато в его голове… И он все пытался понять, совершил он ошибку, оставшись здесь, или нет…
А потом Леонид услышал звук. То ли хрип звериный, то ли ветра вой. Звук был такой нереальный, что ждать повторения он не стал. Как был в одеяле, так и рванул.
Ирочка сидела на табуретке, низко голову наклоня. Трубка валялась рядом. Было такое ощущение, что Ирочку только что убили и вот-вот из ее разверстого рта хлынет кровища.
— Ира?
Она булькнула что-то, качнула вялой головой.
— Что случилось, Ира?
— А-аа…
— Пожалуйста, скажи, что случилось!
Ирочка завыла, глядя в пол безумными глазами. Потом пятерней с размаху ударила свое лицо и дожала кожу ногтями.
— Что случилось?? Ира??
— Они разбились…
— Господи… Кто разбился?
— Ромка… Рома… Они… насмерть… ночью… Из Москвы…
Ирочка выла и раскачивалась, и сжимала маникюром лоб.
— Ира! Послушай меня! Ты должна сейчас успокоиться! Слышишь? Успокоиться!
— Они ехали из Москвы!.. Они разбились!.. Я ему говорила, чтобы не гонял!.. Я ему говорила, сволочи!!!
— Ира!! Ира!!!
— А он убил Ромку! Ромку моего! Ромочку убил!!! Моего любимого Ромку он убил! Убил его!!
— Ира! Давай сейчас ты на секунду успокоишься! Просто на секунду успокойся, подумай о том, что тебе сейчас надо сделать! Тебе нельзя раскисать, слышишь? Ира!
— Он умер! Они умерли! Сказали, что они сразу умерли! Насмерть!
— Ира! Встань! Держись за меня! Давай пройдемся чуть-чуть! Тебе нельзя сидеть! Ира!
— Нет, это невозможно! Он такой красивый! Как он может умереть? Как это допустили?
— Где у тебя обувь? Скажи, где твоя обувь и одежда?
— Он меня так любил! Я так его любила! Они разбились насмерть! Мой Рома у-мер! У-мер!!
И вдруг она сорвалась с места и всем телом налетела на кухонный шкафчик. И через секунду кромсала себе запястья ножом…
И все это было похоже на странную кулинарную затею. Удар, еще удар.
А еще через секунду Леонид держал Ирочку на руках, сворачивал ее, невероятным усилием, чуть ли не плечом пережимая ее глупые вены. Ирочка брыкалась, визжала диким поросячьим голосом и все пыталась как-то себе навредить.
Он вызывал «скорую», не выпуская буйную подружку из рук. Стягивал ее алую кожу наволочкой, которую рвал зубами. Головой и лбом отражал ее улары, сжимал ее, держал на весу и умудрялся как-то бинтовать.
Приехала помощь, но отпустить Ирочку не получилось: она орала, била кулаками стены, норовила уползти и содрать лохматые повязки. Поэтому Леонид сделал всего один короткий антракт — нашел и натянул брюки. А потом — босиком по ступенькам и снегу — понес Ирочку на руках вниз, в машину.
Глава 6
Ирочка докурила одну сигарету, тут же сунула в зубы вторую. Она не мылась, не ела, не пила, не спала, не красилась, не думала, не говорила. Все прекратилось, любые процессы. В больнице к ней приставили психолога, потом этого психолога сменили на Леонида, и, судя по всему, хлопотал о такой рокировке сам Леонид. Она профункционировала два дня на голой биологии — разум отключился. Сколько ни пытался Леонид выйти с ней на связь, как ни улыбался, как ни гладил по голове, как ни протирал салфетками ее дрожащую сонную артерию и виски — она молчала.