— Почему? Я хочу ребенка. Это аморально?
— Нет, но ты хочешь его без согласия другой стороны!
— Но другая сторона могла бы вообще ничего не узнать до конца жизни, если бы просто молча меня трахнула, а не разводила тут бодягу! «Смысл жизни!». «Кино!». Смысл жизни это любить кого-то и оставить себе память о нем, если он вдруг умер! Смысл — это не спать ночами, вообще не спать, и понимать, что самое главное ты упускаешь! А еще смысл жизни это дать хоть какую-то надежду тетке, у которой погиб единственный, горячо любимый сын! И то, как она плакала, не сравнился со всем твоим шкафом, блин! Шкаф — это шкаф! А люди — это люди!
Ю. молчал, абсолютно потрясенный.
— Господи, Ира, зачем ты все это замутила? Мало у меня было проблем? Я работаю сутками, потом вечерами репетирую до мозолей, пытаюсь как-то выстроить свою жизнь, и легко мне ничего не дастся! Зачем ты свалилась на мою голову?
— Считай, что я — твоя Голгофа!
— Чего?
Ирочка уже не смогла бы повторить, память снова убрала ненужное слово, чужое для ее лексикона.
Поэтому она просто подобралась поближе.
— Послушай, почему бы тебе просто не трахнуть меня, а? А потом я исчезну и никогда-никогда не появлюсь в твоей жизни! Хочешь, я лам расписку, и мы завтра заверим ее у нотариуса? Или, хочешь, кровью распишусь? Как скажешь? Десять минут на все про все — и меня нет, и не было! И ты дальше смотришь свое кино!
— И что? И до конца своих дней думаю, есть у меня ребенок или нет?
— Но ты же не особенно думаешь о тех детях, которые у тебя уже есть? Так и здесь! Только думать придется еще меньше! Ну? Я же не прошу тебя рожать, кормить, воспитывать! Я все сделаю сама! У меня достаточно денег! Если бы я ребенка могла сама сделать, я бы тебя не мучила ни секунды!.. Ну, ты ведь не сможешь просто так мне отказать? Не можешь согласиться, но и отказать не можешь!
— Ира! — Ю. нервно взял свое пиво. — Ты сама ведешь себя, как ребенок! Почему ты думаешь, что мужчина готов спать со всеми подряд только потому, что он мужчина?
— Ну…
— Я не могу спать с тобой! Я не хочу спать с тобой! Как с этим быть?
— Не хочешь? Ирочкин голос дрогнул. — А почему? Я же стройная… Красивая… у меня такие длинные ноги… Я натуральная блондинка…
— Это не все!
— А что же еще???
Ирочка не выдержала. Слишком много было мерзкого и грустного в последнее время, слишком черно и беспросветно в последнее время. Она разревелась отчаянно и совсем не из кокетства. Какое тут кокетство, когда во время рева растекается вся косметика, а лицом ты трешься о нечистый ковер…
— Господи, как я устала! — орала Ирочка. — Господи! Я ведь прошу немногого! Я же не прошу меня любить, защищать, жениться! Я даже не прошу тебя получить удовольствие! Просто сделай мне ребенка! Мне очень нужен ребенок! Так же, как тебе твое кино! А мне нужен этот ребенок! Твой шкаф останется с тобой! А я!.. Я не успею! Твое кино никуда не денется! Не опоздает! А ребенок опоздает!
Ю. смотрел с сожалением.
— О! Лена!
Девчонки запрыгали, завизжали. Начали толкать друг дружку.
Лена шла к ним строевым шагом и уговаривала себя не бить их сразу, без предупреждения. Все-таки дети еще. Дети? В пятнадцать лет? Здоровые телки с сиськами и накрашенными губами — дети? Как их там… Настя? Кристина?
— К нам! — кричали они. — Ура!
Потом притихли, хихикая.
— Девчонки! Вы с ума сошли, да? Вы чокнутые, ненормальные? У вас с головой плохо?
— Чего это? — удивились девчонки. — Все нормально!
— Тогда как вы не врубаетесь, что мешаете спать целому дому? Что я уже начинаю шарахаться, когда слышу телефонный звонок? Вам не говорили родители, что мешать взрослым людям плохо? А вы мешаете! Прекращайте мне звонить, слышите? Или… я не знаю… Я сделаю что-нибудь ужасное!
Девчонки скривили губы, отбежали в сторону.
— А мы не хотели мешать! Мы хотим с вами дружить! Давайте с вами дружить?
— Дружить? — орала Лена. — А это как? Объясните, что вы конкретно от меня хотите? А? Вы можете это сказать?
— Ну… Ходить вместе… Тусоваться…
— Да не хочу я с вами вместе тусоваться! И ходить с вами не хочу! У меня нет на это времени, понимаете? Я много работаю! Я — взрослый занятой человек! Причем довольно уставший! Оставьте меня в покое, слышите?
— Ну, пожалуйста! — разочарованно проныли девчонки. — Вы нам так нравитесь! У нас все мальчишки в классе в вас влюблены! Мы иногда ваш номер набираем и даем им послушать…
— Все!! — не выдержала Лена. — Если еще раз! Если еще раз вы наберете мой номер! Я вас найду и убью, ясно? Не сметь мне звонить!!! Никому не давать мой номер!!! Забыть о моем существовании!!! Слышите???
— Щас драться будет, — сказала одна девчонка.
И всех словно ветром сдуло.
Лена осталась стоять посреди двора нелепая, как Дед Мороз на улице утром первого января.
Она успела только вернуться и включить чайник, как дверь хлопнула, и хлопнула очень недобро.
Сергей вернулся. И вошел быстро, не заглянув на кухню, где абсолютно очевидно возилась Лена. Значит, дело плохо. Интересно почему?
Она вышла, помешивая кипяток.
Сергей лежал на расстеленной кровати в одежде, лицо холодное, смотрит в потолок.
— Что-то случилось? — робко поинтересовалась Лена.
Никакой реакции.
— Случилось что-то? — подошла она поближе.
Сергей молча швырнул ей газету:
«Лена Иванова любит своих подруг».
Она еще раз взглянула на Сергея. Газета? В его хандре виновата газета?
— Читай, — велел Сергей.
«Она встретила меня неодетая, лишь коротенький халатик прикрывал ее соблазнительное тело…!».
О, господи…
— Это какой-то бред, — Лена криво улыбнулась. — Я никого не встречала в халатике! У меня и халатика-то нет! Только спортивные костюмы!
Сергей молчал.
«Она не водит машину. Потому, что боится увлечься. Если сядет за руль, сердце немедленно захочет скорости…».
«У нее есть огромный джип, который полностью соответствует ее представлениям о машине и мужчине — такой большой, возбужденный, блестящий…».
«Ее красавицы подруга часто остаются у нее ночевать. Они ходят по квартире неодетые…».
— Что это за гнусь? — Ленино сердце стучало где-то под языком. — Откуда это?
— Это, милая моя, сегодня читали все! И я хочу узнать, как могло ТАКОЕ появиться на свет? Что нужно было выпить или съесть, чтобы такое рассказать?
— Я не пила…
Она тупо смотрела на статью, на свое фото, довольно милое…
— А! Так это какой-то Д. Г.! Я попросила его самостоятельно ответить на вопросы, написать небанальное интервью…
— Отличное небанальное интервью! Ты, блин, хоть когда-нибудь башкой думаешь? Как я с партнерами разговаривать буду? Помня о том, что они как будто все с тобой в бане побывали! «Халатик на соблазнительном теле»? Так облажать работу последних лет! Все успехи! Все, что строилось: связи, мнение — все в задницу!
— Ну, они ведь забудут в какой-то момент?
— Забудут? Дура, да? Ты совсем тупая? Если не знаешь, что такое бизнес, блин, не лезь! «Соблазнительное тело»! Ошибка в бизнесе допускается один раз, ясно тебе? Достаточно одной маленькой ошибки, и все придется начинать сначала! А я не железный! Я задолбался с тобой бороться!
Он вскочил, начал хватать какие-то свитера, носки, ботинки, заталкивать их в какой-то пакет, который достал, кажется, из кармана…
— Хватит! Мне нужна пауза! Я должен чуть-чуть отдохнуть от идиотизма вокруг меня! Сама звони людям и объясняй, что интервью ты не давала, что это какой-то ублюдок сам сочинил, мастурбируя на твое соблазнительное тело в экране! Я ухожу!
Он прошел мимо с такой скоростью, что Лену обдало плотной волной запахов — столько разных запахов. И все, как гроздь шариков, уплыли вслед за Сергеем в открытую дверь…
— Ира… Я не знаю, что тебе сказать, кроме одного… Не ты одна переживаешь кризисный момент… Я сейчас тоже на грани, понимаешь? Я на грани, и мне не просто трудно перестроиться на игривый секс, а… Невозможно! Я человек, я не животное, понимаешь?
— Понимаю! — выла Ирочка. — Пожалуйста!
— Ира! Послушай… Завтра у меня собеседование в американском посольстве. Я улетаю в Америку… Понимаешь? Я думаю, что уеду из этой страны…
— Прекрасно! Трахни меня и улетай! И даже адреса не говори!
— …Там, в Америке, у меня никого нет. Там есть моя бывшая жена с детьми, которая уехала два года назад и сейчас как-то пристроилась и хочет, чтобы я приехал, остался с ней. В маленьком городке где-то в Орегоне… Она сказала, что я вполне смогу работать оператором на свадьбах… И что многие так начинали, а сейчас они снимаются в каких-то местных телесериалах, работают на каких-то мифических киностудиях… Ира! Я должен бросить свою жизнь, свои шкафы, свои принципы и начать все сначала в другой стране, понимаешь? С нуля… И я не уверен, что я хочу начинать с нуля. У меня нет уверенности, что я смогу кому-то там что-то доказать… Я должен понять, готов ли я ради какого-то сомнительного кинобудущего жить в американской провинции, снимать свадьбы и тихо стареть…
Ирочка плакала и не очень понимала, зачем они теряют время, зачем он все это ей рассказывает?
— Но! У меня есть выбор. Я хороший программист. Мне предложили высокооплачиваемую работу в Нью-Йорке. Во Всемирном торговом центре. У меня будет свой маленький уголок где-нибудь на восьмидесятом этаже Восточной башни… Понимаешь? И я стану простым американским бизнесменом, соберу деньги на жилье. На новую машину… Но у меня не будет ни секунды, чтобы заниматься кино!.. Я должен буду забыть это все, мой контракт не оставит мне времени даже на телевизор!.. И завтра я должен буду окончательно определиться со своим будущим, понимаешь? Я должен буду сказать, куда меня направлять — в штат Орегон, в город, названия которого я не вспомню, или в Нью-Йорк! У меня ночь на решение этого вопроса, понимаешь?
Ира уже не плакала. Она лежала на ковре, шмыгала носом и смотрела в экран, на котором дрожало и шипело серое: кино закончилось.