— А как же! Мама! Этот человек любит тебя! Ты сейчас как наша Наташка! Хватит уже отшельничать! Ты же лучше меня знаешь, что такое одиночество! Ты же умная, взрослая! Ты стареешь! И он стареет! Вы не сможете потом вернуть это время! Мама! Что за дурацкий максимализм?
— Ну, Лена, сейчас все равно поздно, — Маргарита Петровна поджала губы, снова вернулась к кастрюлькам. — Я же не буду его просить развестись? Не тот возраст, ты сама сказала. Глупостей я уже не делаю.
— А ты их никогда не делала! — крикнула Лена и ушла обуваться.
Через секунду Маргарита Петровна стояла в коридоре, испуганно обтирала руки полотенцем. Глаза ничего не понимающие.
— Куда ты? Что происходит?
— Я вспомнила, — Лена говорила в пол, рывками дергая шнурки, отгоняя кота. — У меня там… монтаж! Очень срочный! Я вечером позвоню! Пока, мам!
Что-то много она в последнее время плакала…
Ну как это объяснить? Взрослением? Старением? Отупением?
Она не понимала, что происходит с ней и с другими, не представляла, как будут развиваться события дальше, и будут ли развиваться вообще. Но ей было до жути обидно за тех, кто живет, красится, строит планы с оглядкой на миф, придуманный кинорежиссерами и авторами дамских романов — любовь… Которой нет… И сейчас вдруг это стало так понятно! Нет любви! Нету этого распрекрасного, телегеничного чувства! Есть все что угодно, любые извращенные формы привязанности и одиночества, а вот этого могучего, ведущего сквозь беды и ошибки, супервысокого чувства, прорезающего в тяжелую минуту небеса — нет…
Глава 14
Наташа окончательно вывезла всех сестер, включая беременную Анжелику, на дачу. За лето она привела участок в порядок, укомплектовала горки и теперь встречала осень и зиму в такой красоте, что прохожие повисали на заборе.
— Это кто же вам такой ландшафтный дизайн организовал?
Наташа обернулась, сестры прыснули и зашептались.
На забор опирается мужчина, приятный, усатый, в толстом свитере.
— Я тут буду жить рядом! Купил участок! А вы местные?
— Местные! — кокетливо крикнула Виолетта.
— Ну, так давайте знакомиться!
— Давайте!
Наташа строго посмотрела на сестер, и те притихли.
Она подошла к забору. Мужчина слегка удивился ее походке, потом рассмотрел шрам.
— Вы, я смотрю, девушка боевая!
— Боевая! — строго сообщила Наташа. — И соседи здесь боевые!
— Ой, это вы меня пугаете? — мужчина засмеялся. — Ну, не надо! Я и сам боевой! Только вам я это демонстрировать не собираюсь… Давайте жить дружно, соседка! Меня зовут Г. А вас?
— Наташа, — сообщила Наташа через паузу. — Меня зовут Наташа.
— Наташа! Меня очень интересует ваш садовник! Я готов нанять его на работу, понимаете? Окажите мне такую услугу, познакомьте с ним.
— Познакомлю, — обещала Наташа.
И с таким лицом, что он, этот мужчина, скоренько извинился и ушел.
— Чего ты на него набросилась? — зашипела Анжелика, глядя вслед мужчине. — Такой приятный дядька! Сразу видно, что серьезный человек! Сколько ты еще будешь на людей бросаться!
— Сколько надо, столько и буду!
— Дура!
Анжелика ушла в дом, а за ней потихоньку и все сестры. Наташа осталась одна, чистила картошку. Ни о чем не думала, с исчезновением Яковлева исчезла и активность мысли, осталась голая функция.
— Вот! — Анжелка торжественно волокла тарелку с огурцами, какие-то букетики. — Давай отнеси ему!
— Чего?
— Отнеси! Ну, как в американских фильмах! Когда приезжает новый сосед, старые соседи приносят ему подарки, чтобы подружиться!
— Да не хочу я с ним дружить!
— А что? Ты хочешь со всеми воевать? А малые как? — Анжелика кивнула на сестер. — Ты не для себя дружи! Ты для них дружи!
В этом был какой-то смысл. Хотя Наташа и поартачилась полчасика, покричала на сестер. А потом они всем табунцом двинулись в сторону, указанную господином Г.
Нашли его «дом» сразу. Заброшенный участок (таких здесь много), возведенная за лето коробка в три этажа, новенькие окна, еще с лентой. Стекла в побелке.
— Хороший дом! — заметила Наташа.
— Да, старался. — Г. принял огурцы благосклонно, сразу же и угостился. — А вы подумали над моим предложением?
— Над каким?
— Одолжить садовника, дизайнера!
— Так она сама дизайнер и есть! — заорали младшие. — Это она сама все сделала!
— Да? — огурец завис в благородных зубах нового соседа. — Сама? Правда, что ли? В таком случае, сударыня, у вас только что появился преданный поклонник!
— Ленька!
— Э-э… У меня лекция, Ир…
— Ленька!! У меня кровь!!!
— Что у тебя?
— Кровь течет! Ленька! И тянет живот, блин! Ленька! Я боюсь!
— Ира! Вызывай «скорую»! (прикрыв трубку ладонью) Дамы и господа! Именно поэтому в театрах и просят выключать телефоны! Но у меня особый случай!.. Меня беременная жена срочно вызывает! Давайте сегодня закончим… (в трубку) Ира! Вызывай «скорую»! Я сажусь в такси! Если «скорая» приедет раньше — едь с ними! Я тебя найду!
— Я не поеду без тебя!!
— Хорошо! Все! Ляг и лежи, слышишь?
Ирочка дрожащей рукой провела внизу… Так и есть! Коричневая, блестящая кровь! Господи! Что же это?
— Какой срок? — спросили в «скорой».
— 32 недели!
— Примите но-шпу, ноги вверх. Машина выезжает.
Она, конечно, приняла но-шпу, и все такое. Но просто лежать, ноги вверх?! Она гладила пузик, а он там, внутри, не шевелился!
— Эй! — Ирочка почесывала кожу, щипала. — Эй! Ты! Как там тебя? Давай! Шевелись давай! Ночью ты, блин, шевелишься! Спать ночью мы не желаем, да? А сейчас так мы решили помолчать! Шевелись давай!
— Наташка! У меня кровь и ребенок не шевелится!
— 03 вызвала?
— Да! И ноги вверх!
— Ирка! На таком сроке ребенок уже может выжить, слышишь? Не дергайся!
— Ленка! У меня кровь течет и ребенок молчит!
— О, Господи! Только не волнуйся! Ты молодая, сильная! Все будет хорошо!
— Я уже «скорую» вызвала!
— Правильно! Но ты должна быть спокойной, слышишь? Не нервничай!
Ирочка хотела позвонить и Розе Наумовне, но вовремя поняла, что свекровь отнесется к происходящему настолько серьезно, что «скорую» придется вызывать ей. Кому еще позвонить?
Набрала номер матери. Прослушала один гудок. А потом повесила трубку.
Было так непривычно навещать Ирочку в больнице. Конечно, у нее была не травматология, а патология беременности, это совсем другое дело. Да и палата Ирочкина кардинально отличалась от палат, в которых отдыхала, скажем, Наташа. У Ирочки было что-то среднее между пансионатом и сумасшедшим домом. Желтые стены, веселые шторки, миленькая мебель, и ничего такого страшного, что бывает обычно в кафельных реанимационных блоках.
Леонид приволок сидюшник с набором каких-то дельфиньих звуков. По новым психологическим методикам эти звуки очень помогали расслабиться и лечили все болезни еще на взлете. Ирочка прилежно слушала эту муть первый день. А потом велела Ленке принести нормальную музыку.
— Ох, девки! — грустила Ирочка. — Чувствую себя упаковкой! Ира-инкубатор! Все заботятся о том, кто внутри, а то, блин, что я загибаюсь от тоски, никого не волнует! «Вы, девушка, вынашиваете ребенка»! ВЫНАШИВАЕТЕ! Что за слово такое дурацкое!
— Ай, Ирка! — румянилась Лена. — Какая ты счастливая!
— Я счастливая? Мне тут внутрь какую-то пластмассовую херню размером с кулак вставили! И я после этого счастливая?
— Да…
— Господи, девки, я так устала… Вы себе не представляете! Это пузо… Ни встать, ни сесть, ни лечь, блин! Ноги отекают, дышать трудно! И это еще только семь месяцев! А я как представлю, что будет в девять!
— Ну, уже недолго осталось.
— Ага! А потом, блин, оно просто исчезнет? Мне же как-то еще родить надо? Никто не желает родить вместо меня?
— Ну, ты же сама этого хотела, — заметила Наташа. А в целом все видела, что Ирка просто так ноет, без злобы. Устала, потому и ноет. Быть беременной иногда тяжелее, чем работать сутками.
— Хотела. Только одно дело хотеть, мечтать о том, как этот ребенок бегает с бабушкой, как Ромка с тучки улыбается… А другое — сдавать кровь из вены раз в две недели, вставать в три приема, писать три раза за ночь… Это совсем другое…
— Ирка, ты справишься.
— А куда я денусь, блин… Ленька меня женой называет, прикиньте?
— О! — девчонки переглянулись. — И… и что?
— А что? Пусть называет… Я люблю только Ромку.
Глава 15
Ночью, кажется, был снег. В любом случае, морозило, и природа вступила в ту мерзкую стадию, когда осень уже закончилась, а зима все еще ломалась, не приходила. И какое-то такое дымное, зябкое межсезонье, сплошные туманы и висящий в воздухе дождь.
Утро началось с того, что Лене позвонили из газеты и долго, нудно брали интервью. Потом она бежала, ловила такси красилась в машине. Потом стало муторно, как будто она выпила вчера лишнего, картинка за окном качнулась и уплыла…
Она пришла в себя от того, что таксист брызгал ей в лицо водой. Набирал в свой бородатый рот воды и выливал крупными плевками, лицо при этом у него было совсем испуганное:
— Ну, вы, девушка, даете! Я уже не знал, что делать!
Лена трудно села, чувствовала себя очень слабой и разбитой, очень.
— Все в порядке? А то сейчас тронусь, а вы опять!
— Нет, я нормально…
Голос чужой, странный.
Что это было?
— Я так испугался! У меня в машине еще никто сознания не терял!
— Вы такая бледная!
— Я не выспалась…
— Что ж вы? Такая молодая… Ладно, если бы как я, старик! Все диеты эти ваши дамские! И так худые, а еще диеты!
Лена снова начала куда-то проваливаться. Будто кто-то наклонил плоскость, и она соскальзывала, соскальзывала…
— Эй-эй-эй! — закричал таксист, одной руной ворочая руль, а другой хватая Лену за шею. — Эй!
Снова ночь.