Наташа закрыла дверь киоска на дохлый замок и приготовилась к волшебству сна. Раскладушка (причем одна секция никогда не раскладывается, поскольку не вмещается в пузе киоска), тертое одеяльце, вот и весь дизайн. Да, надо обязательно вставить в окно картонку с надписью: «Киоск работает, стучите громче».
Она поскрипела пружинами, свернула себя калачиком и счастливо вздохнула. Господи, хорошо-то как… Сказочная избушка, десятки коробочек… За окном сипит метелица… В мире и в жизни все трудно, но стабильно, и это так радует… И Яковлев, настырный монстр… Все утро мычал в трубку о будущем счастье, пытался сформулировать архиважную фразу, но так и не смог. И ничего. Все и так понятно… И пусть будет так, как будет, не надо ничего выяснять…
А как он сейчас выглядит? Вот вопрос. В целом все равно. Но интересно. Кажется, он был довольно средним тогда, в школе. Ирка обгоняла его на целую макушку. Но это было пять лет назад, за пять лет мальчики могут очень сильно измениться…
Вот он звонит и говорит своим низким, напряженным голосом:
— Я завтра приезжаю, Наташа. Встретишь меня?
А она ему:
— Не знаю. Если будет время.
А он:
— Пожалуйста, запиши: такой-то поезд, такой-то вагон… Не забудешь?
А она сердито:
— Откуда я знаю?
А он еще что-то промурлычет про то, что очень хотел бы видеть лично, засвидетельствовать свое почтение и так далее.
А утром она придет на вокзал — не торопясь, даже не глядя на табло. Просто будет прогуливаться по перрону, пиная окурки. А потом услышит:
— Наташа?
И медленно обернется.
А там стоит такой высокий, плечистый, с хорошими, красивыми глазами. И смотрит.
— Здравствуй. Я приехал.
А она строго кивнет:
— Хорошо, что приехал. Теперь я могу, наконец, идти?
А он бросит свои чемоданы, подбежит, схватит ее на руки, поднимет высоко, прижмет к крепкой шее:
— Нет! Никуда не пущу!
Она его, конечно, стукнет пару раз, и довольно крепко…
— Эй! Есть кто-нибудь? Хозяюшка! Открывай! Сигаретки купить хочу! И пивка тоже! Тук-тук-тук! Подъем!
Наташа вскочила, хрустнув раскладушкой, несколько секунд приходила в себя.
Покупатель! Сигарет!
— Сейчас, минуту!
Она поморгала, приводя зрачки в чувство, тряхнула головой, потом открыла окошко:
— Слушаю вас!
Тишина. Только снег и звук далекой автосигнализации. Неужели, не дождался?
— Эй! — крикнула она. — Эй, кто там пива хотел?
Кажется, скрип уходящего по снегу. Наташа перемахнула через раскладушку, щелкнула замком и высунулась наружу:
— Эй, товарищ! Что вам?
И вдруг изображение кулака прямо у лица, короткая, острая вспышка, страшный хаос, нереальные, замедленные движения, серая спортивная шапочка до носа, снова кулак, боль, хруст раскладушки. И темнота.
— Фьююю-ти-фью-ти-фью-ти-фьююю… Фьююю-тиии-фью-ти-фью-тии…
Ирочка не могла понять: это ей такое снится? Что за ерунду стали показывать во снах в последнее время?
— Фьююююю…
Ходит кто-то, шумит. На фиг во сне так шуметь? Специально, что бы разбудить? Тупость какая!
— Ира! Вставай. Ира! Милиция!
— Чего?
— Вставай, говорю! Слышишь ты? Милиция пришла!
— Какая милиция? Отстань!
— Да встанешь ты или нет? Киоск твой на вокзале ограбили! Слышишь?
Ирочка вскочила, до конца так и не проснувшись.
— Как? Что за фигня?
Сонная, лохматая Валентина Сергеевна зябко куталась в халат. В коридоре гудел голос Игоря Петровича и еще чей-то, незнакомый.
— Вставай, хотят отвезти тебя куда-то!
— Фьююю-ти-фью-ти-фьююю….
— Игорь! — Валентина Сергеевна метнулась к двери. — Да попроси ты их, чтобы не звонили так! Дверь открыта! Зачем всем соседям знать, я не понимаю!
Еще кто-то вошел, что-то начал докладывать. Сознание медленно заполнило теплую Ирочкину голову. Ограбили киоск на вокзале? Да как такое возможно? Там же людное место! Там общественный транспорт ходит! Наташка там дежурит, в конце концов!
Натянула что попало, вышла в коридор.
— Вот она, владелица, — Игорь Петрович мрачно кивнул на дочь.
У косяка скорбно ежилась Валентина Сергеевна.
— Вы хозяйка? — спросил молодой безликий юноша в форме.
— Я.
— Проедемте с нами. Нужно осмотреть место преступления.
— Место ЧЕГО?
Валентина Сергеевна всхлипнула и протерла глаза рукавом халата.
— Если можно, побыстрее. Внизу машина ждет.
Ирочка как сомнамбула натянула сапоги, дубленку, взяла в руки шарф, сумку…
— Сумку-то оставь! — Валентина Сергеевна растерянно поправляла волосы. — Посеешь еще… Документы возьми в пакетик, а сумку оставь!
Уже в машине Ирочка окончательно опомнилась, присмотрелась к небу за окном:
— А сколько уже? Сейчас ночь или день?
— Без пятнадцати шесть.
О чем-то творит по рации. Сидящий рядом просматривает какие-то бумажки. И так странно в природе! Так тревожно! Такой нереально синий цвет у этого неба!
— Вы объясните, что произошло? А то я ничего не понимаю!
— Наряд проходил мимо киоска, услышал, как кто-то зовет на помощь… А там девушка, вся в крови и… Ну, короче, был факт насилия…
— В смысле? Вы нормальным языком говорите! Понятным!
— Изнасиловали девушку, побои нанесли серьезные!
— А… А что с товаром?
— Ну, побито все, разворовано, конечно… Сейчас будем смотреть, что осталось, а что унесли…
— Ничего не понимаю, — Ирочка едва контролировала дыхание от ужаса и волнения. — Но… Ведь там замок! Там же люди ходят! Даже ночью! Вот даже ваш наряд гулял где-то рядом! Как это могло произойти? Не врубаюсь что-то!
— Ну, откуда мы можем знать? Замок цел, дверь никто не ломал. Видимо, ваш продавец сама кому-то открыла. Дело молодое, замерзла ночью одна, вот и пригласила друга…
— А где она сейчас?
— В больнице. У нее там сотрясение, ребра поломаны, лицо разбито… Короче, хватает болтов… Приятного мало… Сейчас посмотрим киоск и можем вас к ней отвезти.
— Не надо!
Оба обернулись, кажется, даже вздрогнули от ее крика.
Ирочка вся пылала от ярости. Одной секунды ей хватило для того, чтобы понять, как она ненавидит Наташку!
Стерва! Сучка! Прикидывается святой, а сама! Лизалась бы себе где-нибудь на нейтральной территории, уродка! Так нет, она в киоске устроила себе гнездо! Это сколько денег пропало, сколько товара!
Милиционеры переглянулись, оценив метаморфозы лица этой прекрасной разгневанной торговки.
— Так это… Сейчас мы лейтенанта в больницу отправляем к вашей… пострадавшей. Что ей передать?
— Передайте… Что она уволена!
Глава 4
Убили Листьева. Лена не ожидала, что будет такой стресс — ведь незнакомый человек, практически марсианин, жил и работал в Москве…
Она проплакала весь вечер, особенно когда первый канал показывал замедленные кадры бегущего Листьева под «Карузо». Маргарита Петровна тоже плакала и уходила на кухню, поскольку была не в силах узнавать о жизни такую правду.
Пришла Ирочка.
— Что за слезы?
— Ну, так ведь… Листьева убили!
— И что? — она деловито пролистала свежий «Огонек» на столе. — А попроще журналов нет? «Паруса» там какого-нибудь древнего. «Работницы и крестьянки»?
Как она могла интересоваться чем-то другим, когда случилось ТАКОЕ?
— Ну, а что? Все умирают!
— Но его убили!
— У нас в доме тоже мужика убили! Напились и порезали друг друга, и что?
— Но он такой талантливый!
— Да какой он талантливый? Якубович «Поле чудес» смешнее ведет!
— При чем тут Якубович?
— При том, что он гораздо симпатичнее, хоть и старше! А где Маргарита Петровна? Хочу ей косметику кое-какую предложить…
Немое возмущение сквозь слезы в ответ. Ирочка по-своему расшифровала это выражение лица Лены.
— Не подумай, я сама распространением не занимаюсь! Я человечка наняла! Просто закупили новую партию — крем против морщин, краска от седины… Короче, хочу попросить твою маму все это попробовать… Отдам за полцены, как родным!
Лена встала, включила телевизор погромче. Там показывали спонтанно организованное ток-шоу — сидели разные люди, гневно рассуждали о том, куда катится мир.
— То есть мне самой к Маргарите Петровне подойти?
— Как хочешь.
— Ладно, подойду, — Ирочка спрятала пакетик с косметикой под стул, схватила Мурку. — А! Привет, девственница? Хочешь кота, старушка? Хочешь?
— Ира! — Лена уже стонала. — Сколько тебя просить? Не разговаривай с ней так! Не хочет она никакого кота! И не мешай мне смотреть!
Ирочка дурашливо подняла руки вверх: сдаюсь! Потом смирно уложила ладони на коленки и уставилась в телевизор. Но ей быстро стало скучно. И она начала разглядывать книги, сувениры на полках. Потом долго куда-то всматривалась и вдруг коршуном нырнула под кровать.
— Это у тебя что?
— Где?
В руках у Ирочки — яркие пакетики Виктора Николаевича.
— Это какое-то средство для похудания… Встретила зимой Виктора Николаевича… Ну, я тебе рассказывала…
— Ты мне про средство для похудания ничего не рассказывала…
— Это ужасно! — говорила в телевизоре дама-певица, довольно непричесанная и зареванная. — Что же такое происходит? Если убивают таких людей, любимых всеми, то чего тогда ожидать нам всем?
— Как думаешь, мне надо еще худеть или нет?
— Что? — Лена с трудом оторвалась от экрана.
Ирочка стояла у зеркала, задрав свитер. Рассматривала свой живот, пытаясь втянуть его еще глубже, совсем к спине.
— Я думаю, нет, — она сама себе и ответила. — Решат, что я болею. А мне этого не надо!
Лена снова уткнулась в телевизор.
— Мы должны выразить свое возмущение! Мы должны что-то делать! — говорила маленькая, противная Кира Прошутинская, но сейчас ее надрыв звучал так по делу…
— Тогда тебе самой придется это есть!
— Что?
— Блин, ты глухая, да? — Ирочка встала между экраном и подругой. Я говорю, что тебе самой придется это есть!