— Не буду я это есть! Отстань!
— Как это? А ты в зеркало на себя смотрела?
Лена сделала еще громче.
— Нет, подожди! — Ирочка нагло убрала звук. — Ты в зеркало на себя смотрела? Да или нет?
— Ира! Мне не до этого!
— Почему тебе до всех есть дело, кроме себя? Ты выглядишь как беременный бегемот! От тебя скоро люди начнут шарахаться! Ты скоро в дверь не пройдешь! Слышишь?
— Спасибо, Ира! Можно, я теперь посмотрю передачу, которую очень хочу посмотреть?
— Да ради Бога!
Ирочка гордо ушла. Потом так же гордо вернулась и забрала забытый пакетик с косметикой.
— Наташка?
— Кто здесь?
— Это я, Ромка! Не пугайся! Просто к тебе не пускали, пришлось окно искать… Хорошо, что на первом этаже, и форточка открыта! Ты меня слышишь?
Наташа приподнялась на постели, сморщилась от боли в поломанных ребрах.
— Слышу! Чего ты пришел?
— Просто так! Хотел узнать, как у тебя дела?
— Все хорошо! Уходи!
— Не бойся, меня тут никто не увидит! Я под подоконником! Ты меня видишь?
— Я не могу встать! Не вижу!
— Ну, и хорошо!.. Что доктора говорят?
— Ничего не говорят! Ромка! Иди домой!
— Уйду! Меня родители на час выпустили, ровно до института и обратно! Сказал им, что должен забрать партитуру…
— У меня тихий час!
— Мне уже сказали! Наташка!
Он вдруг замолк, как будто кого-то испугался. Странно. Стоит где-то в снегу под окном Ромка, разговаривает с форточкой…
— Я просто… Я хочу сказать, что я тебя понимаю, Наташка! Только ты не падай духом! Все пройдет! Ты все забудешь!
Ах, вот оно что… Пришел утешить, добрый мальчик…
— Да, спасибо! Теперь уходи!
— Ага, сейчас!
Снова молчит. Ну, что он там делает? Наташа занервничала. С той памятной ночи с ней стали случаться разные странные вещи. Прежде всего она стала бояться всего, что видела… В принципе об остальных изменениях в теле и психике можно было не говорить, они — только следствие…
Подумать только, она боялась… Ромки! Тонкого, пугливого Ромки, друга детства, маменькиного сынка, партнера по танцам. Ей вдруг показалось, что Ромка сейчас как-то очень жестко и страшно разобьет окно, ввалится в палату вместе с осколками и снегом, бросится к ней!
Она даже снова услышала хруст собственных ребер!
— Наташка!
— Что?
— Держись, Наташка! Я даже не знаю, зачем я все это тебе говорю… Я бы не решился никогда… Просто я хорошо знаю, что такое быть… белой вороной, что ли… Не таким, как все… Это очень трудно… Ты же знаешь, я бы ни за что вечером не вышел из дома без необходимости, но сейчас я должен был что-то такое тебе сказать… Даже не знаю, что…
Знал, не договаривал… Что не договаривал? Наташино сердце билось громко-громко, она посматривала на дверь, за которой лениво трепалась по телефону дежурная медсестра. Сейчас Ромка скажет что-нибудь кошмарное, вроде: «Это я был тогда ночью. Прости меня, Наташа…».
Ирочка гневно скрипела снегом, шепотом ругала корову Ленку за ее дурацкие взгляды и пинала пустую банку из-под пива.
И вдруг прямо перед ней на дороге вырос кошелек. Темный, не слишком толстый, но кошелек! Она остановилась и огляделась. Знаем мы эти шуточки. Сидит где-нибудь малолетний козел и хихикает, ждет, когда прохожий клюнет. А потом дернет за веревочку.
Но время шло, кошелек не дергали и Ирочка решилась. Она быстро наклонилась, схватила его и шустро пошла дальше. Ниточек не было, уже хорошо.
Потом радость поутихла, она помяла кошелек в кармане и подумала, что там, скорее всего, ничего нет. Иначе не выбросили бы.
Но в кошелке оказалась целая стопка разноцветных белорусских «зайцев», причем не только зайцев… Волки, лоси, бобры — весь звериный ассортимент!
Ирочка на глазок взвесила сумму, потом повертела головой. Вон такси стоят. Они-то и нужны.
— Шеф! — весело крикнула она в первую же машину. — Сколько будет стоить нанять тебя на пару часов покататься?
— Смотря куда кататься! — отозвался водитель.
Оказалось, что он молод и довольно симпатичен. Ирочка уселась рядом.
— Отдаю все, — она положила кошелек на его колено. — Только чур дашь мне порулить!
Водитель пару секунд взвешивал все «за» и «против». Потом велел плотнее закрыть дверь. Приключение начинается.
Лена пыталась сконцентрироваться после ухода Ирочки на главном событии дня — на Листьеве… Но не могла. И от того, что так легко оказалось сбить ее с правильного, глубокого пути, ей сделалось еще хуже.
Ну, почему так мерзко все? Ведь была такая искренняя светлая грусть, никаких примесей, только боль потери и жгучий страх при мысли о том, КАК он умирал… Какая была бездна скорби, просветляющей и делающей взрослее — жестче, циничнее, но взрослее. Лена просто вдыхала эту скорбь большими глотками, и это было как язычество, будто душа убитого журналиста на секундочку заглядывала в нее… А потом пришла Ирка и все испортила.
Господи, ну почему в одном мире в одно время могут существовать такие разные проблемы, как смерть и лишний вес?
— Лена, иди ужинать! — голос у мамы был проплаканным.
Но Лена не пошла ужинать. Она очень любила ужинать, а сейчас еще и хотела. Но вдруг набралась критическая масса унижения и началась странная реакция… Тихая, без истерик… Просто на фоне Листьева, зыбкой жизни, подлых убийц, красивой Ирочки, строгой Леры Борисовны, заплаканной мамы, лишних килограммов появился еще один пункт. Лена легла на пол и попыталась неуклюже, по-дилетантски, подтянуть ноги к подбородку.
Вошла мама, но так и остановилась у двери.
— Что с тобой?
— Ничего, все нормально, — прокряхтела Лена. — Просто решила чуть-чуть заняться спортом…
— Спортом? — Маргарита Петровна никак не могла понять, в чем смысл, для чего Лена хочет на ночь глядя заниматься спортом и почему при этом она лежит на полу в странной позе?
— Мам, не мешай!
Тут еще Мурка села рядом и стала тормозить процесс своим любопытным носом. Ей тоже не был понятен такой расклад. На полу.
Пять… Шшшесть…. Сссееемммьььь…
Лена рухнула без сил.
— Все? — робко поинтересовалась Маргарита Петровна.
— Все…
— Тогда идем ужинать…
Глава 5
После института Лена поехала к Наташе. Та вышла в холодный холл, была бледная, тихая и все время сгибалась вправо.
— Как ты? — румяная, пухлая Лена протянула пакет с апельсинами, улыбнулась изо всех сил. Хотя улыбаться не очень-то хотелось. Наташка выглядела неважно.
— Все нормально…
— Не нашли его?
— Не нашли…
— Вот гад…
— Лен! — Наташа посмотрела с мольбой. — Не надо, пожалуйста! Я каждую секунду об этом пытаюсь забыть!
— Хорошо, конечно…
Помолчали.
— Ромка приходил, — бесцветно сообщила Наташа. — Вел себя странно, стоял под окном…
— Ну, он вообще такой, странный! — немедленно бойко откликнулась Лена. — А кто не странный? Все странные! Это и хорошо!
— Да…
— Может, тебе почитать что-нибудь принести? Чтобы скучно не было?
— Не знаю… Нет… Я не могу сейчас читать…
— Ладно… А может…
— Ничего не надо.
— Как скажешь.
С Наташкой всегда было трудно, а сейчас еще и страшно. Лена испытывала неловкость, стыд, ужас, любопытство — все сразу… Но спросить у Наташки, как это все с ней произошло? Да никогда! Если будет нужно, расскажет сама.
— Ирка встречается со своим Брониславом Станиславовичем, всерьез говорит о свадьбе, а сама вчера осталась ночевать у какого-то таксиста, представляешь? Звонила мне в двенадцать, просила прикрыть, сказать родителям, если они позвонят, что она у нас и уже спит! Ненормальная!
— И об Ирке давай не будем…
Лена опять сникла.
По холлу ходила дама с костылем, разрабатывала ногу. На лице у нее была написана маниакальная уверенность в завтрашнем дне. А на посту за дверью громко смеялись молодые медсестрички. Смеялись несмотря на то, что каждый день по многу раз видели и убитую Наташку, и эту маниакальную даму с костылем, и другие случаи переломов и повреждений. Человек все-таки быстро привыкает к разному там…
— А помнишь, как мы из окна видели гроб с соседской бабушкой? В детстве?
Наташа с удивлением посмотрела на подружку: ничего себе поворот темы!
— Помню…
— Представь, мы тогда не знали о том, что смерть есть.
— Это вы не знали. А я знала. Я даже скворца в саду хоронила.
— А мы где были? — удивилась Лена, прикидывая, могло ли такое событие, как похороны скворца, пройти мимо нее.
— А вы были на съемках… Или еще где-то…
— И как?
— Что?
— Как тебе? Что ты чувствовала, когда его хоронила?
— Не знаю. Жалко было.
Вот и нужная нота. И Лене нужная, и Наташе.
— И мне было соседскую бабушку жалко, Наташка. Но ведь мы же тогда не думали, что и сами можем когда-нибудь… Странно, что это обязательно бывает… И что все живут, спокойно об этом зная… Рожают детей, хотя знают, что и дети обязательно умрут… Зачем они это делают? Неужели не страшно?
— Кому?
— Тем, кто рожает!
— Откуда я знаю?
— Ну, у тебя же целая толпа детей дома! Ты должна знать!
— Не знаю я ничего! Отстань!
— А я так думаю, что рожают только потому, что все люди — животные… Нет, Наташка, я не ругаюсь, ты же знаешь… Просто все люди на самом деле говорящие звери. Кто-то образован больше, кто-то меньше. Тот, кто образован больше, — меньше зверь, тот, кто образован меньше, — больше. Но в целом миром правят инстинкты. Убивать — это же инстинкт. Так люди и другие звери борются за свою территорию. И за еду. И за самок. Понимаешь? Размножаться — это тоже инстинкт, только глупый инстинкт, и больше ничего… От этого так грустно, Наташка. Я вчера всю ночь не спала, правда. Но я так и не смогла понять, для чего я живу. Только для того, чтобы размножиться?
— Ленка! Что с тобой? — теперь уже пришла Наташина очередь пугаться. — Что ты несешь?