— Спасибо, не надо!
«Ты, Ленка и Ирка — мои самые близкие друзья, подруги. Я знаю вас с детства. Но даже вам я не смогу открыть свою тайну, а жить с ней дальше просто не моту. Вот ты думаешь, что мне от тебя надо? А мне надо только успокоить тебя».
— Муж сам капусту квасит. Я так не умею, вечно соли мало, она потом портится. А у мужа какой-то секрет, он добавляет и клюву, и травы разные… Насыпать капусты?
— Спасибо, не хочу.
«…Несколько лет назад я пережил то же, что ты пережила сейчас. Я тогда никому этого не сказал, думал, что меня начнут презирать. Потом как-то привык, все прошло. Но я помню, что было очень плохо. Поэтому я хочу сказать тебе, что все пройдет, хотя сейчас и будет какое-то время очень плохо…».
— Ой, а у меня сестра просто помешалась на этой капусте! Как ни приедет в Минск, так сразу требует, чтобы ее на Комаровку отвели, а потом, чтобы капустой накормили! Говорит, что весь год… А она у меня в Чаусах живет, это в Могилевской области… Так вот весь год снова ждет, чтобы в столицу поехать, культурно отдохнуть!
«…Еще я хотел признаться тебе в том, что очень тебя люблю. Только не подумай ничего. Я тебя люблю не так, как все. Это совсем другая любовь, мне просто приятно смотреть на тебя и разговаривать с тобой. А помнишь, как я хотел на тебе жениться?»…
— А у сестры есть кавалер… Ну, как кавалер… Хахаль… Она его тоже один раз к нам привезла, так он боялся в метро заходить! Но потом, правда, тоже быстро освоился, очень наш ГУМ любит… Говорит, что приезжает, как в музей… А у тебя есть кавалер?
«…Я, наверное, не сдержу свое обещание. Как-нибудь я все расскажу, правда. Прости меня, я виноват перед тобой».
Наташа несколько секунд тупо смотрела в пол. Что это было? Что это за записки сумасшедшего? За что он просит прошения? Неужели все сходится?
Она попыталась представить себе еще раз голос, запах того, который тогда, февральской ночью…
Да, нет, конечно! Какая чепуха! Тот был хриплым, прокуренным, сильным! Ромка тонкокостный, пахнет абрикосами… А тот — совсем другой…
— Ну, так что?
— Что? — она туманно взглянула на соседку.
Соседка деликатно почесывала колено:
— Есть у тебя хахаль?
— Нет.
— А почему?
— Я не люблю мужчин.
— Оно и понятно.
Наташу словно по макушке огрело интонацией. Снова забарабанило сердце. Просто неуправляемое сердце и неуправляемые приливы жаркого страха. Она переспросила взглядом.
— Оно и понятно! — соседка сделалась понимающей и снизила голос до тихого гудения. — После ТАКОГО ты еще долго их любить не будешь!
— Откуда вы знаете? — Наташа вспыхнула.
— Ну, — соседка многозначительно и горько улыбнулась. — Кто ж не знает… У нас на этаже все знают!
Глава 6
Весна началась незаметно и тогда, когда ее уже не очень ждали. Вдруг зазеленели каштаны, полезла яркая травка, очумело растопырились одуванчики. Лена любила занять место где-нибудь на галерке сада и долго, не двигаясь, смотреть, как распускается листва. Правда-правда! Она распускалась на глазах, толсто, сочно, с запахами. Это занятие убивало все время, но венчалось таким терапевтическим эффектом, что имело право на жизнь.
— Лена! Я сегодня купила Бродского! Слышишь? Так и называется: «Неизвестный Бродский»! Оставила нас с тобой без печенья к чаю, но… Ты меня слышишь?
Маргарита Петровна вошла к дочке в комнату и остолбенела.
Лена стояла перед зеркалом, приспустив рубашку, оголив белые веснушчатые плечи.
— Что-то случилось? — встревожилась Маргарита Петровна.
— Да…
— Что? Боже мой? Лена! Не молчи! Говори!
— Мама! У меня… Ключицы видны!
— Что? Как это? Ничего не понимаю! Лена!
— Да все чудесно, мама!
Лена обернулась: глаза сияли, щеки пылали, губы дрожали — ну, живая иллюстрация к народному празднику, да и только.
— Мама! Я похудела! У меня видны ключицы! Понимаешь? Никогда их не было, а сейчас… Есть!
Маргарита Петровна всмотрелась и вдруг поняла, что дитя действительно похудело! Да к тому же здорово похудело! Просто все происходило медленно, каждый день, на глазах, а потом — свитера, теплые одежды…
— О, Господи! Ну, так это же неплохо, да? Или нет?
— Неплохо? — Лена снова впилась глазами в собственное изображение. — Да это колоссально! Грандиозно! Это… Это… Это с ума сойти, как классно!
Лихорадочные, безумные поиски в шкафу, с выбрасыванием всего на пол, и вот джинсы, цинично подаренные Иркой на позапрошлый день рождения. Джинсы, которые не натягивались даже до середины бедра!
— Мама! Ты видишь? Ты это видишь?
Джинсы натянулись! И застегнулись! Невероятно! Трансцендентально! Так не бывает!
Снова в шкаф! Ищем еще! Новые вещи, точнее, старые, те, которые были списаны за малоразмерностью, но не выброшены из жалости… Все подходит! А кое-что даже болтается балахончиком!
— Мама! Я худая! Понимаешь?
Маргарита Петровна сдерживала рукой счастливую улыбку. Только бы девочка не подумала, что вес — это главное счастье! Только бы она не заметила, что мама рада как никогда.
— Ну, теперь ты, наконец, успокоишься…
— Успокоюсь? — в Лену будто бес вселился. — Ну, нет! Теперь я, наоборот, только начну! Теперь все только начнется, мамочка!
Она бегала в коридор, вертелась перед трюмо, хватала кошку, целовала ее, снова мчалась к зеркалу, потом в ванную, потом к шкафу… Маргарита Петровна тихонько прибирала завалы старья, выросшие на полу, и улыбалась. Как хорошо, когда ребенок счастлив!
— Мама! — Лена сунула голову в свитер. — Где у нас были полиэтиленовые пакеты, которые дядя Костик привез?
— А… что?
— Намотаю под костюм! Эффект сауны, сгоняет лишние килограммы!
— И куда ты? С пакетами под костюмом?
— Я побегу к ФОКу, заодно посмотрю, какое там расписание в тренажерном зале!
— Лена?
— Мам! Ты даже не представляешь, как теперь все будет замечательно! Даже не представляешь!
Наташа позвонила домой, узнала у Анжелики, как мама и младшие. Анжелика, злясь на вмешательство в личную жизнь, доложила, что все пучком, сестры рисуют, мать лежит на диване и держится за живот.
— Что говорит?
— Говорит, все нормально.
— Вещи собраны?
— Да собраны вещи, собраны!
— Сядь рядом и смотри. Если будет жаловаться, что живот тянет, — вызывай «скорую»! Ясно?
— Да ясно! Знаю сама!
— Смотри мне! Перезвоню через час!
Наташа повесила трубку, постояла, переваривая информацию. В принципе беспокоиться нечего. Анжелка, несмотря на вредность, девка опытная и сообразительная. И мать обслужит, и сестер не оставит. Но дискомфорт все-таки есть. Капитолина Михайловна в последнее время плоха стала, отекла до неузнаваемости, ни одни тапочки не налазили на ее крутые, голубые от растянутых вен ступни. И возраст, опять же… А срок такой, что рожать еще рано. Еще бы месяца полтора…
Вбежал паренек-администратор, очень нелепый, всегда встревоженный.
— Петрова? Давай быстрее в зал? Там официантка поднос уронила? Суп, сок — все на полу!
Наташа легко сорвалась с места, отперла свое хозяйство: ведра, тряпки, пластиковые швабры с лохматыми рыльцами, разные другие прибамбасы продвинутой, современной уборщицы.
— Иду!
В зале немного народу, день, красота. Наташа шустро сгребла осколки, цепкой шваброй собрала воду. Сзади горевала официантка, шепотом объясняла администратору причину своего позорного поступка.
— Девушка!
Наташа даже не обернулась. Мало ли гадов на свете? Сиди, жри свой комплексный обед и не лезь!
— Девушка? У вас очень красивая фигура!
И ведь находят в этом какое-то удовольствие — сказать гадость человеку!
Она ведь не трогает никого!
Убирает, старается делать это быстро. Незаметно.
— Такая красивая девушка — и со шваброй! Непорядок!
У Наташи дрожали руки. Сразу от всего. И мама там, дома… И администратор нервничает, а когда он нервничает, не нервничать нельзя… И этот еще…
Кто его знает? Вдруг это ТОТ? Из ночного февральского киоска?
— Девушка! А вы рядом с нами не уберете? У нас тут кофе пролился… Вот, смотрите! Видите? Проливается!
Ну, пусть себе лопочет! Не надо обращать внимания! Убрать и уйти? Все! Не обращать внимания!
Она отвернулась, широкими мазками сметая осколки.
— Я на корабле юнгой был, палубу драил, вот как вы сейчас!
И этот кто-то подошел сзади, тронул Наташу за локоть. Сначала шаги, потом хвать!
И вот тут Наташа кааак закричит:
— Отстань! Не трожь! Сейчас вмажу, слышишь? Отвали, сволочь!!
Бывший юнга испуганно дернулся. Прикрылся руками. Даже матросы не бывают готовы к такому отпору.
— Тихо! Я ничего не сделал, просто подошел! — мужчина оглянулся, успокоил жестом администратора, редких посетителей. — Просто хотел познакомиться? Уже не хочу! Просто подошел! Спокойно!
Наташа тяжело дышала, прикрывая мокрой тряпкой бившееся сердце. Ее всю трясло, лихорадило до тошноты. А ведь реально ничего не произошло! Ничего такого, отчего можно было бы вот так ополоуметь! Но… тук-тук-тук-тук!
— Дикая какая-то, — «юнга» бросил деньги на стол и махнул официантке. — Девушка! Я ухожу! Спасибо за угощение! Больше я к вам не приду! Вы сначала персонал воспитайте, а то у вас тут все из лесу повылазили (официантка улыбалась, соглашалась с каждым словом, кивала)… Наберут дикарей!.. То подносы роняют, то на нормальных людей набрасываются!
Наташа проводила его взглядом, потом вскрикнула и рванула в сторону от нового прикосновения. Ее опять тронули!
Оказывается, теперь было достаточно подойти сзади и коснуться пальцем ее локтя, как Наташа взвивалась в прыжке. Просто серна какая-то! Это очень раздражало.
— Да это я! Че ты вечно дергаешься-то, а?
Администратор смотрел с холодным укором. Официантки тоже бросали косого, красиво шевеля посудой на подносе. Их выразительные нарисованные глаза говорили: «Ну, подумаешь… Поимели ее когда-то… Так что, теперь на всех мужчин рычать? От всех шарахаться? Даже на работе? А нам потом рикошетом из-за нее попадает, блин! Гибче надо быть!».