Ирочке казалось, что сейчас все будет как в фильмах ужасов. Она подойдет к черному телу, дотронется рукой, а оно развернется страшной раной и выпученными мертвыми глазами, и надо будет орать, визжать диким голосом.
Страшно представить, что осталось от человека, которого переехали на такой скорости. Надо прожить жизнь так, чтобы не увидеть этого никогда.
Вот она, жуткая, черная масса.
— Маамааа, — Ирочка затекала слезами и ужасом, плакала так, как никогда еще. — Пожааалуйстааа! Дааа!
Все, можно остановиться, посмотреть под ноги. Может быть, не придется его трогать. Может, все станет ясно и так.
Человека так странно разметало по дороге, что шансов не оставалось. Удивительно, в каком же состоянии он находился ДО, если рассыпался буквально на составляющие…
Белая луна, серый асфальт, уходящий в ночь, тени и крики ангелов смерти. Черный цвет вполне может быть красным — в темноте не различишь, и тогда весь мир вокруг за десять минут пропитался кровью…
Ирочка подползла и наклонилась, затыкая рыдающий рот кулаком.
— Что?
Она склонилась ниже, ткнула носком дырявую телогрейку.
— Что???
Человека не было! Была телогрейка, набитая соломой, старые поганые штаны с тем же наполнением и другая изношенная дрянь, которую чьи-то заботливые руки нафаршировали, связали и уложили на дороге прямо посередке…
— Сволочи!!! — закричала Ирочка, пиная телогрейку. — Скоты! Суки! Ну, выходите! Где вы? Поржали? Весело вам? Суки, подонки!
Только собаки в далекой деревне ответили ей.
— Здравствуйте! Извините за поздний звонок! А Иру можно?
— А она в Россию уехала… Это что, Ленка?
— Да.
— Это Сергей. Случилось что-то? Чего ты такая вспученная?
— Маме плохо! Я «скорую» вызвала!
— Ну, значит ждать надо…
— Она почти не дышит! А Ира на курсах медсестер искусственное дыхание проходила!
— Что, все так серьезно?
Лена расплакалась в трубку.
— Ладно. Я сейчас заеду. Не знаю, правда, чем я смогу помочь…
Они явились одновременно — два доктора и один Сергей.
Пока доктора колдовали над Маргаритой Петровной, Лена стояла в уголке и грызла ноготь. Это так ужасно, когда у тебя на глазах разворачивается настоящая битва за жизнь, когда доктора начинают суетиться, звонить куда-то, требовать срочной реанимации…
— Держись, — сказал Сергей. — Старики все одинаковые. Любят попугать. Все будет нормально, у нас самая продвинутая в мире медицина. Особенно, если дать им на лапу.
С грохотом втащили носилки. Лене стало совсем дурно, когда она увидела, насколько мама вялая и тяжелая. Бросили-понесли, ругая тех, кто строит такие узкие комнаты.
— А куда вы ее? — заорала Лена.
Но так и не поняла, ответили ли, и если ответили, то что.
Вот тут вмешалась судьба в виде красивого автомобиля с плохим аккумулятором.
— Ладно, садись. Поедем следом.
И они мчались за «скорой», браня красный свет в светофоре. Профиль Сергея был четок и остр, а слова и движения — яркие и лаконичные.
— Путается под колесами! Коззел! (Обогнали одну машину.) Ну, и куда мы так крадемся? Что это мы обе полосы заняли? У нас дипломатические номера? Мы крутые? (Новый обгон.) Так, а мы на службе, да? Мы принципиально выше пятидесяти не ездим? (Обогнали такси.) А вот и наши спасители. Как-то вы не очень торопитесь, пацаны! (Обогнал «Скорую».)
Лена вертела головой, искала глазами мигалки, представляла, что сейчас происходит внутри…
Потом Сергей с кем-то громко и смачно ругался в приемном отделении, куда-то звонил с телефона, установленного на столике принимающего врача. Врач в это время смотрел с холодной ненавистью и стучал ручкой по столу.
— Ну, все, договорился! Теперь твоя маман будет присмотрена, накормлена и отдохнет в палате с чистыми полами.
— А можно к ней?
— Ну, она сейчас в реанимации. Ей не до тебя. Завтра заедешь, может, и пустят.
Лена двинулась за ним, к выходу. Но все оглядывалась, все ждала какого-то сигнала, что мама ждет, и к ней надо зайти. И по ходу тихо ужасалась тому, как же страшно в больницах, такие цвета, холод, как будто специально кто-то придумал эту картинку, чтобы человек опечалился и подумал о вечном.
— Эй, а ну в сторону!
Опа! Лена чуть не сбила каталку с горой бурых одеял.
Ого! Да это не каталка! Это везут грязного, дурно пахнущего человека с окровавленным лицом! Лену отшатнуло к стенке, она едва не заорала от ужаса.
А он дышит, нет? Непонятно! И никто по этому поводу не суетится! Везут человека, у того закрыты глаза, кроваво-волосатая каша над ухом, и никто не суетится!
Даже если врачи уже знают, что с ним, даже если в машине сделали все уколы и промывания и сейчас просто спокойно перевозят клиента на место — все равно! Как можно ТАК СПОКОЙНО?
— Ну, чего? Испугалась? — спросил крупный дяденька в белом халате. Это он толкал каталку.
А Лена не знала, что делать. Надо бы ответить, хоть вопрос и риторический. А в то же время — вот оно, лицо бомжика. Бровь разбита всмятку. В глазницу затекает кровь…
— Не переживай, ему не больно. Он под такой анестезией, что еще долго ничего чувствовать не будет! А ты чья такая хорошенькая? А? Ждешь кого? Так подожди меня! Я через полчаса освобождаюсь!
— Что? — Лена поморгала. Шутка такая?
— Я говорю, что скоро освобождаюсь! Так что… А? Хорошенькая!
— Я не могу, извините!
— Ну, ничего! Я только спросил! Пааасторонись! Любаша! Принимай товарища! Отмойте его получше, стоять рядом невозможно!
Лена по стенке двинулась прочь. Дяденька еще что-то кричал ей и некой Любаше, журил Любашу, Лену призывал остаться, хвалил ее красоту, ее фигуру, глазки, ножки, волосы…
Может, санитары в больницах сумасшедшие? С такой работой сойти с ума — как нечего делать!
А у двери ждал Сергей.
— Я думал, ты никогда оттуда не выйдешь, — сказал он.
И такие странные ноты в голосе. Как будто… Нет, это глупости конечно… Но как будто он ревнует!
Или это у Лены тектонические сдвиги серого вещества? Не вынесла стресса?
Назад ехали молча. Лена, пыталась привести мысли в порядок. Обычно у нее в голове было аккуратно, светло, хорошо проветрено. А сегодня — такой дикий сумбур, такое смещение всех центров.
— Как ты думаешь, она поправится? Мама?
— А куда она денется? Конечно, поправится!
— Я так испугалась…
— Кого? Этого урода с каталкой?
— Нет. Когда домой пришла, а мама почти не дышит…
— Бывает… А чувак с каталкой больной! Они там, в приемном, все больные!
— Не все… Не может быть, чтобы все… Это он специально так… Чтобы не свихнуться… Так страшно…
— Ненавижу таких больных чуваков! Их самих надо лечить, блин!
— …Так страшно…
— Да бывает и пострашнее!
По проспекту гуляют парочки.
За стенами больницы все настолько другое, что с трудом верится. Хорошо, что существует другая жизнь, надо как-то найти кратчайший путь и вернуться в нее.
— А знаешь, я так долго привыкала к тому, что проспект теперь называется Скорины, а не Ленина. А сейчас нравится.
— А с чего это ты долго привыкала? Вы ж еще совсем мелкие были, когда его переименовали!
— Ну и что! Я все отлично помню!
Переезд на Партизанский открыт, не нужно пропускать бесконечный поезд.
— А как себя чувствует Илона? Как малыш? Скоро уже?
— Слушай, не надо, а?
— Хорошо…
Сергей нахмурился, потом закурил, вынув огонь откуда-то из тела машины. На секунду заалела раскаленная дыра, потом Сергей вставил прикуриватель обратно.
— Я собираюсь развестись.
— Развестись?! Почему?
— Мы очень разные. Она живет своей жизнью, я — своей.
— А ребенок?
— А ребенка пока нет.
— Но ведь будет!
— Ну, будет! И что ж теперь? Все перечеркивать? Илона — девочка самостоятельная, состоятельная, ей только ребенка для полного счастья и не хватает.
— А… а кто тогда писал в твоем пейджере «целую»?
— Ну, не Илона! — Сергей довольно улыбнулся. — Так, девочка одна, холостяцкое утешение… Дурочка, но стройненькая, ласковая блондиночка, живет рядом со спортзалом — все удобства. Что еще надо для здорового тела?
Вот он как… Странно, но мысль об этой стройненькой ласковой довольно неприятна. Надо ее гнать, и без того хватает поводов.
— А ты разве не хочешь детей?
— Не знаю. Пока я больше хочу, чтобы отменили подоходный налог.
Уже приехали. Лена посидела минуту, думая, что сказать.
— Мне тридцать лет, — неожиданно сообщил Сергей. — И я уже умею разбираться в девушках. Второй раз на Илоне я бы не женился… Привет кошке. Звони, если что…
— Сергей!
— Ну?
— А что за подлость? Что за подлость была в спортзале? Я и так спать не смогу, буду думать о маме. Не заставляй меня еще и об этой таинственной гадости думать!
Сергей засмеялся.
— Да ничего там такого страшного нет! Ну, просто не сможешь ходить недельку после такой интенсивной первой тренировки, вот и все! Посиди часок в горячей ванне, станет легче. Ладно, я поехал. Пока.
В растерянной квартире по смятым коврикам бродила одинокая Мурка и отчаянно орала. Первым делом Лена кое-как прибралась, потом открыла кран в ванной, чтобы набиралась горячая. Потом взяла трубку, чтобы позвонить Сергею и поблагодарить. Но позвонила Костику и рассказала о маме.
После выступления Наташа пулей полетела в рабочую зону, отыскала комок своей одежды, с солдатской скоростью ее натянула, придерживая рукой чудесную сотенную бумажку в кармане.
— Эй, красавица! Притормози!
Гарик. Наташа пригнулась, чтобы проскользнуть сбоку и под его локтем.
— Погодь! Дай выразить благодарность!
— Не надо!
— Еще как надо! Шеф писает кипятком! Требует свидания. Хочу тебе сказать, что шеф у нас — очень завидный кавалер. Соглашайся, обеспечишь себя на пару лет вперед!
Наташа посмотрела на часы в холле. Одиннадцать.