И волна стыда, даже ненависти к себе и другим… А ведь он мог бы быть с ней сейчас! Смотрели бы на ночной город! Вместе бы… И волна стыда и ненависти, но теперь уже к Наташке! Какого черта! Он живой человек, порядочный! У него и в мыслях не было оскорбить ее или обидеть! Он хочет жить с ней, хочет детей растить! Он уже дозрел до этой мысли, но она!..
— Ты хочешь чаю? У нас очень вкусный чай. Папа из Японии привез. Там розовые лепестки, они в чашке разворачиваются и изумительно пахнут!
Он обернулся и вздрогнул.
Оля была в чем-то таком прозрачном, голенькая и худая, как подросток.
Яковлев попытался не смотреть, отвернулся, сглотнув притормозившую слюну. Оля в это время настороженно следила за его реакцией.
— Ну, будешь чай?
— Чай? Не знаю. Да. Буду.
Проплыла мимо, деловито начала возиться с чайником, как будто была одета в глухой брезент, а не сверкала маленькими ягодицами. Яковлев не знал, куда смотреть, чтобы это было интеллигентно. В сторону — поймет, что он все увидел и теперь пытается прятать взгляд. На нее — подумает, что пялится.
— Я всегда сплю в чем-то легком, иначе не могу уснуть, мучают кошмары. Знаешь, я вообще боюсь спать одна, Сергей меня приучил. Все время спал со мной, даже из дальних командировок возвращался потому, что не мог без меня, скучал. Говорил, что мой секс — самый лучший, и он привык к нему как к наркотику.
Час от часу не легче…
— Вы с Сергеем — отличная пара!
Оля отставила чайник в сторону, выпятила вперед острые грудки.
— Мы с ним сегодня расстались, и ты это видел! С твоей стороны очень жестоко напоминать мне о том, что я теперь одинокая, никому не нужная девушка. И мне придется снова ворочаться всю ночь, ждать, что сейчас из-под кровати выползет какое-нибудь чудовище и откусит мне руки. Или ноги.
— Ну, чудовищ нет.
— Откуда мы можем знать?
Разливает чай не спеша, медленно, с гордой посадкой головы. Понимает, что Яковлеву никуда не деться.
— Сергей говорил, что у меня очень красивое тело. Одно из самых красивых тел. Это правда?
— Ну, не знаю...
Оля снова огорчилась: как же так? Почему ты такой бука и медведь?
— Ну, разве ты не видишь?
— Нет…
— А так? — она развела в стороны крылышки легкой комбинашки, и Яковлев чуть окончательно не лишился рассудка от ужаса. Была бы Оля мужиком, он бы бил ее сейчас нещадно… До смерти…
— Да, красиво…
— А почему ты не смотришь?
— Я… не могу….
— Почему?
— Не могу…
— Глупенький, — она забыла о японском чае, розовые лепестки так и не смогли развернуться в полную силу. — Какой ты глупенький! Иди сюда! Посмотришь, это совсем не страшно!
— Не надо!
— Ты такой замечательный, такой красивый, умный! Тебе надо быть счастливым в личной жизни! Обязательно! Я сделаю тебе хорошо!
Яковлев пытался взывать к ее совести, гордости, уму, чести, совести, соседям и родителям, Сергею, чаю, в конце концов! Оля нервно хихикала, смотрела на мучающегося гостя трезвым, пытливым взглядом, но делала свое дело с упорством буровой установки.
Потом Витя сдался, просто позволил ей осуществлять задуманное, а сам постарался унестись мыслями далеко-далеко, в родную каптерку.
Глава 10
Утро застало Рому в постели подруги детства, а теперь еще и жены Ирочки Сидоровой-Красивой. Уснул Рома вчера с трудом, было сильное ощущение того, что непонятка скоро закончится, позвонит мама и нежно, но строго попросит приехать домой. Но мама не звонила. В конце концов, уже после знакомства с горой подарков (общих? Рома так и не смог допустить мысль, что теперь у них все ОБЩЕЕ!), она робко позвонила, пожелала спокойной ночи, спросила, как дела, и исчезла.
Ирочка долго куражилась, комментировала послания в открытках, упаковку, сами подарки. Кое-что ей нравилось, и она откладывала разодранный сувенир в сторонку. Но в массе дарили посуду, какие-то тупые мельхиоровые приборы, подносы и тому подобную чухню.
— Не окупилась свадьба, — сказала Ирочка.
Рома ничего, конечно, не понял, но возражать не стал. Не окупилась, и хорошо.
Потом Ирочка решила, что пора спать, и завалилась в шелковую розовую постель, усыпанную разрезанными ленточками и подарочной бумагой.
— Ну, что же ты? — звала она Рому, невинно дымя сигареткой. — Иди к жене! Не бойся!
Рома робко предложил уложить его на диване в гостиной, но Ирочка категорически запретила. Муж или не муж? Если муж — спи со своей женой!
Уже потом, когда Рома аккуратно, как под минную растяжку, влез под одеяло, она прижалась к нему, положила голову на плечо и промурлыкала:
— Не ссы… Насиловать я тебя не собираюсь… Можешь расслабиться и получать удовольствие…
— Хорошо, — согласился Рома, но ему потребовалось еще полчаса, чтобы выдохнуть и поверить в то, что Ирочка мирно спит, а не притворяется до поры до времени мирно спящей.
Он лежал, смотрел в потолок — а потолок был модный, подвесной. И текстиль в квартире был модный, и ламинат на полу. И если только Ирочка не будет требовать от него нереального, можно попытаться наладить спокойную, аккуратную жизнь…
Что такое?
Звук отцовской машины под окном?
Рома выполз из-под невесты, выглянул на улицу. Так и есть! Отцовская машина и родители! Ну, что они, совсем с ума сошли?
Рома набросил мятую рубашку, жениховские брюки, а вот тапочки ему попались Ирочкины, пушистые и с бантиками.
Через две ступеньки вниз, бегом, тихо ругаясь.
— Ма! Отец! Что вы тут делаете?
В салоне — испуганные, виноватые лица. Потом дверцы синхронно открылись, показались родители: сконфуженные, нарядные, хоть и порядком измочаленные.
Иван Иванович подождал, пока жена подскажет концепцию объяснения, не дождался и начал сам:
— Понимаешь… Там все еще веселятся, а мы с мамой… ты же знаешь… мы не танцуем, так вот… Мы решили проехать мимо вашего дома и просто тихонько постоять внизу… Ничего страшного в этом ведь нет, правда?
Роза Наумовна просто смотрела на сына большими влажными глазами и прижимала к губам платочек.
— У меня все хорошо, езжайте домой, пожалуйста!
— Да, конечно!
Иван Иванович усадил жену в авто, закрыл за ней дверцу, но пока он возвращался к своему водительскому месту, Роза Наумовна взглядом, полным душераздирающей тоски, платочками и прощальными жестами успела разыграть такую сцену горечи и расставания с любимым сыном, что Рома почувствовал себя бунтарем.
— Мама! — крикнул он. — Все хорошо! Езжайте домой! Завтра утром я зайду!
Хорошо, — кивала Роза Наумовна. И было видно, что формулировка «завтра зайду» кажется ей разновидностью пытки. Ей хотелось бы так: «зайду сейчас и останусь».
Иван Иванович тоже послал выразительный прощальный взгляд. Правда, он был другого характера. «Ну, ты же там на высоте? — интересовался этот взгляд. С молодой женой там… Все у тебя нормально?».
Рома поморщился.
— Пока! Завтра увидимся!
Родителей было жалко. Себя было жалко. Но сквозь жалость и слезы уверенность Ромы в том, что жизнь только начинается, крепла. Так что на Ирочку, разметавшуюся по кровати во всей своей бесстыжей красе, он взглянул почти с любовью и тихо пристроился на краешке.
А утром он проснулся раньше нее, лежал и соображал: где это он? А где мама? И кто это рядом? Ой, это Ирка… А почему Ирка здесь? Ой, они ведь поженились вчера… Ага… Значит, теперь можно пить кофе, не скрываясь. Супер! Роза Наумовна не позволяла Роме пить кофе, считая это вредным. А Роме кофе казался наградой за жизнь и труды, и он искал любую возможность, чтобы как-нибудь тайком…
Кофе! Осталось только понять, кто его заварит…
Пока зрело решение, Рома снова уснул. И проснулся уже от запаха кофе и гула голосов.
Мама?
Опять пришлось потратить минуту на то, чтобы вспомнить, где он и кто он теперь. А потом он набросил рубашку и вышел из спальни.
А на кухне, оказывается, уже круто клубилась жизнь. Ирочка принимала подруг — Наташку и Ленку. И все вместе принимали кофе. А стол был завален продуктами питания и смятыми деликатесами, принесенными вчера. А пол был завален подарочными обертками и ленточками. А все емкости были забиты цветами. Словом, праздник в каждом шве.
Увидев Рому, девицы оживились, заулыбались. Сразу видно, говорили о нем.
— О! Муж проснулся! — крикнула Ирочка. — С первой брачной ночью тебя!
— Спасибо, — кротко кивнул муж и присел на свободную табуреточку. — А можно, я тоже кофе выпью?
— Можно! Пей! — Ирочка отвернулась к подружкам, округлила глаза и продолжила тему последних минут. — Так вот! Я ему говорю: я тебя хочу! А он пялится на меня, козел… Говорит: как? У тебя же свадьба? А я ему: вот именно! Именно поэтому я имею право на хороший секс!
Лена с Наташей сдержанно хихикнули, но лица их при этом напряглись. Все-таки второе главное действующее лицо свадьбы, муж, так сказать, только что присоединился и сидит рядом, сонный, взъерошенный, но уже явно понимающий человеческую речь. Может быть, ему не стоило слышать подробности вчерашних Ирочкиных подвигов?
Ирочка по-своему расшифровала замешательство ближних:
— Ромка! Кофе в банке. Чашки в шкафу. Я тебе ничего готовить не собираюсь, я не домработница. Живем по морскому закону, ОК?.. Так вот… На чем я остановилась?
— Может, не надо пока, — Наташа указала на Рому. — Неудобно как-то.
— Чего это?
Ирочка еще раз осмотрела мужа. Жмется на краю, потупил взор.
Не понятно, зачем девки акцентируют на нем внимание?
— Вы муж и жена теперь, как бы, — напомнила Лена. — Обычно жены при мужьях о своих изменах не рассказывают!
— Так это нормальные жены при нормальных мужьях! А у нас все альтернативно! Правда, Ромка?
Рома пожал плечами. Он так и не понял, что происходит. Хотя понял главное — кофе ему не сварят. А сам он не умел. И пакетик растворимого купить было негде.
— Так вот! — Ирочка воспользовалась паузой. — Я его за галстук волоку в гримерку, закрываюсь изнутри и начинаю расстегивать рубашку. Он молчит, собака, только улыбается. Типа, берет на понт! Думает, что я остановлюсь! Но вы же меня знаете, девки!