— Привет.
— Ну, как там молодые? Что рассказывают?
— Все нормально.
— Нормально? Тогда я не буду к ним подниматься. Куда тебя отвезти?
— Не надо, я сама.
— Брось. Я же не в загул тебя приглашаю. Просто предлагаю добросить тебя до работы. По-моему, надо соглашаться.
Лена не знала, как ей быть. Слава Богу, окна Ирочкиной квартиры сюда не выходят.
— Ну? Садись! Не бойся, приставать не буду.
— Я не боюсь.
— Да? Плохо.
И еще смеется!
Лена села на скользкое сиденье. Странно, в машине совсем не жарко. А с улицы казалось, что в салоне просто печка.
— Кондиционер, кожаный салон, все дела. Я тебе уже показывал?
— Да.
— Девушки любят разные такие понты. Ты любишь?
— Не очень.
— Ой, какие мы оригинальные… Куда едем?
Да уж… Не надо было садиться в его машину.
— На Маркса.
— А что там?
— Там телестудия.
— О! Так мы на телевидение едем! Отлично! Никогда не был на телевидении!
— Я там тоже еще ни разу не была. Сегодня в первый раз.
— Будешь знакомиться с коллективом?
— Не знаю.
Сергей критически осмотрел ее.
— А где твое вчерашнее платьишко?
Может быть, попросить остановить? А как это делается? Просто сказать: останови, пожалуйста? А если не остановит?
— Мне кажется, тебе лучше поменять упаковку. Все-таки телевидение — не кабинет директора. Надо произвести впечатление.
— Надо чем-то другим производить впечатление!
— Правда? Это чем же?
Улыбается!
— Умом.
— О! И много ты знаешь женщин, которые добились чего-то умом?
— Много.
— Ну, например?
— Маргарет Тетчер.
— Ну, если ты в политики собралась… А я думал, ты на телевидении хочешь работать?
Какого черта он ее учит? Он! Ни разу не видевший камеры? Лена закусила губу, уставилась в окно и решила, что сама выскочит из машины на ближайшем светофоре.
— Ну, чего дуешься? Я понимаю, что не разбираюсь в телевизионных штучках. Это ты с детства лапшу людям на уши из ящика вешать училась! А я деньги зарабатывал в это время. И знаешь, научился разбираться в людях. Если хочешь добиться успеха — действуй по известным правилам, а не свои изобретай.
— Почему же своих не изобретать?
— Потому что время уйдет, ты состаришься, снова станешь толстой, и никому уже не захочется снимать тебя. Причем во всех смыслах!
— Неужели ты думаешь, что снимают только тех, кто в коротких юбках?
— Неужели ты думаешь, что нет?
— Думаю, да!
— Да, в коротких юбках?
— Нет, не в коротких!
Опять смеется! Он относится к ней как к малолетней дурочке!
— Слушай, Сергей! Мне уже двадцать лет!
— А мне тридцать! И что?
— Ничего.
— Вот именно! Ну-ка, загляни под сиденье!
Она не сразу поняла — как это? Потом вывернула шею, взглянула вниз, на коврик под задними креслами.
Здоровенный букет цветов.
— Это тебе. В знак моего смирения.
— Не надо… Зачем…
— Затем.
Лена в сотый раз обалдела до самого края, до предела. Что он делает? Как он может? И что делать ей?
— А… куда мы едем?
— К тебе домой.
— Ко мне??? Зачем???
— Чтобы ты переоделась!
— Да ты что! Да как ты…
— Смею. Я тебе только добра желаю, поверь. Сейчас ты переоденешься во вчерашний костюмчик, подъедешь на крутой тачке, и высокое уважение тебе обеспечено.
— Да сколько говорить! Там не тачка с костюмчиком главное!
— Запомни! Тачка и костюмчик — это всегда главное! — Сергей заглушил мотор, откинулся на спинку. — Кроме того, тебе никто не мешает при этом блеснуть знаниями и потрясти своим опытом. Одно другому не мешает. Делай все то, что ты делала бы и без меня, но только выгляди при этом успешной, красивой барышней, которая ни в чем не нуждается. Укрепляй позиции всеми способами. Вот и все, что я хочу тебе сказать.
Все в ней бушевало, все возмущалось. Хотелось сказать что-нибудь резкое. Три… Нет, раз пять сказать что-нибудь резкое. Но воспитание не позволяло. Воспитание всегда мешает в тех моментах, когда нужно принимать решение.
— Ладно. Я сделаю так, как ты говоришь. Но если меня выгонят из кабинета и не захотят со мной разговаривать…
— Тогда тоже ты в плюсе! Будешь успокаивать себя тем, что тебя выгнали не из-за того, что ты дура, а из-за того, что ты напялила это платье!
Лицо само улыбнулось, хотя Лена была против.
Маргарита Петровна встретила ее с тревогой.
— Что-то случилось? Тебя не приняли?
— Я еще не ездила.
— Как это? У тебя же встреча через полчаса! Ты не успеешь добраться!
— Успею. Меня подвезут.
— Подвезут? А кто, если это не секрет?
— Ирин брат Сергей. Он как раз в ту сторону едет…
— Как мило с его стороны…
Лена вошла к себе, потом выглянула.
— Мам, я вернулась переодеться. Пожалуйста, давай обойдемся без комментариев по этому поводу.
— Я и не собиралась! — вспыхнула Маргарита Петровна и проследовала в свою каморку.
Там она упала в любимое кресло, притянула к себе кошку. Есть же какое-то учение о терапевтическом воздействии кошек? Когда их гладишь, успокаиваешься, успокаиваешься, гладишь и успокаиваешься… Мурка с удивлением взглянула на хозяйку. Она была не против своего участия в сеансе терапии, но зачем же так давить?
— Я ушла! — крикнула Лена из коридора и захлопнула за собой.
Сергей читал свой пейджер, лицо было сосредоточенное, как будто читал Толстого.
— Я готова.
— Готова? — неспешно спрятал пейджер в кармашек на поясе. — Дай-ка я на тебя посмотрю!
А Лене уже было не то чтобы все равно… а как-то безнадежно. И зачем-то хотелось рисковать. Ведь был же какой-то подстрочник во всем том, что происходило с ней? Кто знает, может, ей не стоит искать ответы, решать все так, как она привыкла решать. Может, судьба таким образом тоже ведет к цели? Если сам не знаешь, как туда идти, или не справляешься, она посылает разные знаки, ситуации, людей — и только для того, чтобы чужим умом и чужими делами снова вывести тебя на твою единственную правильную дорогу.
Она вяло повертелась, демонстрируя свои достопримечательности.
— Годится, — сказал Сергей. — Теперь прошу занять места. Катер отплывает.
— Слушаюсь, капитан.
Наташа успела убрать зрительный зал, успела вымыть сцену. И все время было ощущение, что у нее началось осложнение после нападения какого-нибудь гигантского трехметрового комара, который впился в ее висок и за несколько секунд высосал все нутро, а в пустой флакон вылил густую белую жижу. Тааак плохооо.
Она прекрасно знала почему. Но совсем не знала, как это лечить.
Наверное, в таких случаях звонят человеку, ставшему причиной таких разрушительных последствий. Звонят, ругаются, плачут, посылают к черту и поближе, просят вернуться, еще что-нибудь. Но Наташа не собиралась звонить Яковлеву. Ни тогда, ни сейчас — никогда. Она просто, оказывается, им тихо болела, и сейчас переживала пик острой формы. Было бы неплохо упасть на мокрый, холодный пол и полежать денька три, не дышать, не шевелиться.
Она даже представляла Яковлевскую спину. Голую спину с вмятинками от девичьих пальцев. А вокруг — цветы, запахи, музыка. Представляла спокойно, только жижа в ней загустевала от каждой такой картинки все больше.
Все они одинаковые. Хотя это тоже не утешение.
На полу грустно поблескивала какая-то мелкая фигня. Оказалось, сережка с камушком, таким искристым, несмотря на полумрак и грязную воду, что не оставалось сомнений на предмет его благородства.
Наташа оставила тряпку и швабру и двинулась в сторону кабинета администратора. Медленно, по-старушечьи. Отдать сережку. Вернуться за шваброй. Домыть. Еще раз двадцать представить себе голую спину.
— Наташа!
А! Откуда? Как?
Яковлев встал из-за столика, двинулся к ней. Потерянный, помятый, странный как пазл, который впопыхах сложили приблизительно, кое-где перевернув как попало.
Она отвернулась и ускорила шаг.
— Наташа! Подожди! Я хочу все объяснить!
Не надо ей ничего объяснять. Никогда.
— Пожалуйста! Прошу тебя! Очень тебя прошу!
Уже возле самого администраторского кабинета она остановилась. Надо избавиться от него раз и навсегда.
— Наташа! — он обрадовался ее снисхождению, пристроился рядом, улыбнулся белыми губами. — Вот, сока взял, пока тебя ждал…
— Яковлев… Скажу тебе одну вещь.
— Нет. Пожалуйста. Дай сначала я тебе одну вещь скажу! Я…
Он посмотрел в высокий стакан, полный золотой апельсиновой крови, посмотрел в потолок, готовый брызнуть фанфарами.
— …Тебя люблю!
Наташа не изменилась, никак не отреагировала. Осталась камнем. Просто взяла паузу. Чтобы справиться с волнением и придумать, как его простить? Да, хорошо бы… Очень хочется его простить… Так хочется его простить… Но не получается… Почему-то…
— Уходи и никогда… Никогда больше не приближайся ко мне. Никогда.
— Наташа!! — он дернулся следом, абсолютно обезумевший.
Что сделала Наташа? То же, что делала всегда, когда какой-нибудь наглец пытался таким образом обратить на себя ее внимание. Умелым ударом она выбила из Яковлевских рук стакан и не стала ждать, пока сок стечет по его измятой белой рубашке.
В это время отворилась дверь и администратор с удовольствием просмотрел сценку «Сок и Гости». Начало, конечно, пропустил, но зато насладился звоном стекла, брызгами витаминов и радостными криками немногих посетителей и работников заведения.
— О, простите! — закричал он, бросаясь к Яковлеву. — Простите, товарищ! Мы компенсируем вам затраты на сок!
Но товарищу не была нужна компенсация. Он волком смотрел на солнечные разводы, скрипел скулами. Потом развернулся, совсем как зомби, и ушел в никуда. Можно подумать, это был не сок, а соляная кислота! Тоже мне, шишка на ровном месте!
— Ничего, — сказал сам себе администратор. — Такой костюм стоит как две бутылки коньяка. Даже если нажалуется, не обеднеем…