— Да ты знаешь, что в химчистке ее только испортят??? — новый удар.
— У меня знакомая заведует одной хорошей химчисткой, при автопарке, — попыталась вступиться Маргарита Петровна. — Я ей понесу Ленину куртку, могу и вашу прихватить!
— Да она у меня сама сейчас так прихватит! — еще один удар.
Сергей, скучая, наблюдал за процессом и вертел в руке два железных шарики.
— Одевайся, дома поговорим! — Валентина Сергеевна запустила курткой в зареванное дочкино лицо. — Ужас просто, а не дети! Весь день пашешь, чтобы их одеть-накормить, а они тебе — пожалуйста! Свинья!.. А что вы говорили про знакомую в химчистке? Мне как раз надо…
— Школьная подруга, очень милая дама, Тамара Петровна… У нее там все важные люди стираются…
— Очень хорошо, Валентина Сергеевна пригладила волосы. — Очень… А кошку выбросьте, нечего ей ковры портить… Это у вас ковры борисовские?
— Не знаю.
— Ладно, пора идти…
Валентина Сергеевна зло запахнула куртку на преступной дочери, широкими мазками утерла ей слезы, затянула шарф-удавку.
— Дома отлуплю по полной, — ответственно пообещала она Маргарите Петровне. — Ужасный ребенок! Я так ее не хотела, это муж настоял!.. Теперь вот мучаюсь, ставлю на ноги! Вы бы свою тоже повоспитывали, а то они никогда не научатся труд матери уважать!
Первым, не прощаясь, вышел Сергей. Потом Валентина Сергеевна, уже спокойная и красивая. Последней квартиру покинула Ирочка. На ходу она обернулась и, тоскливо глядя на кошку, прошептала Лене:
— Спроси свою маму про десять рублей!
Проводили гостей, закрыли дверь, поставили чайник. Маргарита Петровна с грустью думала о том, что никогда не научится быть хозяйкой положения, никогда не сможет вести себя правильно, никогда. Всегда была пешкой, ею и останется.
— Мам, а давай ее Муркой звать!
— Зови, как хочешь…
— Я хочу Муркой.
— Зови Муркой, мне все равно.
— Я ее научу лапку подавать.
— Ты ее сначала научи не писать где попало!
— А как?
— Надо нарезать газет, положить их в коробочку и носить ее туда всегда, когда она захочет писать.
— А как я узнаю, что она хочет? Она попросится?
— Вряд ли.
Отмытая до белизны кошка лежала на коленях у Лены и урчала.
— А сколько ей лет?
— Не знаю… Еще маленькая.
— Как я?
— Как ты.
Маргарита Петровна готовила ужин, заправляла квашеную капусту подсолнечным маслом. Было тихо: телевизор сломался, приемник на кухне сгорел, поскольку Лена на днях сунула его вилку в розетку на двести двадцать. Так что единственным звуковоспроизводящим устройством была кошка.
— Ма, а мы сегодня заходили к Наташе домой… Так ее мама такая толстая стала! У нее живот, как мяч!
— Она ждет ребеночка.
— Правда? А какого? Мальчика или девочку?
— Не знаю. Надеюсь, что мальчика.
— Почему надеешься?
— Наташин папа очень хочет мальчика.
— А что, мальчики лучше?
— Нет, все дети хороши… если не ползают по грязи и не приносят домой разных зверей… Просто он хочет сына.
— А наш папа хотел?
— Нет.
— А почему?
— Просто не хотел и все… Ну что, ты готова резать газеты для кошачьего туалета?
— Готова!
— Тогда вперед!
Глава 4
— А сейчас, дорогие дети, мы с вами посмотрим мультипликационный фильм про одну маленькую девочку, которая нашла волшебный цветок! У него было семь лепестков, и можно было, отрывая по одному, загадывать желания! Вот ты бы, Лена, какое желание загадала?
— Чтобы моя кошка научилась ходить в туалет!
— Э… Какое интересное желание…
— Стоп! — крикнул голос Леры Борисовны. — Лена, ты чего? Какая кошка? У тебя в сценарии написано совсем другое желание!
— А я думала, надо про настоящее желание сказать!
— Про настоящее дома маме скажешь! Все сначала!
Клоун Костик наклонился к Лене:
— А куда твоя кошка теперь ходит в туалет?
— В мамин тапок.
— Возьми мамин тапок и положи в коробочку. И насыпь туда песка. Или газеты нарежь.
— Хорошо!
— Лена! Костик! Работаем!
— А на первый гонорар купи маме тапки!
— Хорошо!
— Запись! Лена! Костик!
— …Дядя Костик! А что такое гонорар?
— Это деньги за твою работу!
— Деньги? Ой! Здоровско как! А я видела, как дядю Константина Черненко, нашего второго папу, хоронили! По телевизору показывали!
— Это не второй папа. Это совсем чужой дядя!
— А кто второй папа? Брежнев?
— Нет! Второй папа — это тот, кого полюбит твоя мама!
— Стоп! Вы там что, офигели? Вы работать будете или нет?
Маргарита Петровна сидела все это время в дальнем углу, на площадке для камер и пыталась нервничать тихо, незаметно для других. Почему остановились? Что-то не так? Лена текст не выучила? Вчера ведь повторяли, все знала, хоть и путалась!
Потом не выдержала, подошла к оператору:
— А что случилось, скажите? Почему режиссер ругается?
— Послушайте, вы мешаете! Здесь происходит съемка программы! Выйдите из студии!
Разумеется, Маргарита Петровна подчинилась. Она мышью выскользнула из павильона и пристроилась у стены в коридоре. Конечно, лучше подождать снаружи — зачем раздражать людей, которые лепят достойное будущее ее дочери?
Когда над дверью загорелась лампочка «Микрофон включен», Маргарита Петровна испытала уже знакомый приступ волнения и гордости. Подумать только! Она, взрослый человек, и то потеряла дар речи, увидев тусклый глаз телекамеры, направленный на себя. И ведь камера при этом была выключена! И за ней не стоял оператор, живой и безразличный! А представить себе работающую систему, поглощающую каждое твое слово, стекло-размножитель этих слов на всю страну — от этого у Маргариты Петровны перехватывало дыхание. А десятилетняя девочка не боится! Может быть, как раз потому, что она десятилетняя девочка.
И тут Маргарита Петровна услышала знакомый серебристый голос. Зинаида Бондаренко? Опять вот здесь, настоящая?
Восхитительно прекрасная, она прошла рядом. Разговаривала с кем-то, улыбалась, как ожившая открытка. Маргарита Петровна с восхищением смотрела вслед, как вдруг диктор обернулась, посмотрела на нее, затем что-то сказала своему спутнику и… вернулась обратно, к Маргарите Петровне!
— Здравствуйте! Я вас узнала! — сказала она.
— Я вас тоже, — выдала Маргарита Петровна и зачем-то полезла в сумку.
Красавица-диктор ласково наблюдала за происходящим:
— Вы мама девочки, которая ведет сейчас «Веселый Детский Теремок»?
— Да…
— Хотела сказать, что у вас чудесная дочка, очень естественная! Желаю ей творческих успехов! А вам — удачи и сил, чтобы ей помочь!
— Спасибо! Спасибо!
Небесная фея пошла дальше, кивая кому-то на ходу, а Маргарита Петровна, раздавленная счастьем, так и осталась стоять у стены.
Выбежала Лена, что-то рассказала, куда-то умчалась. Потом вышел клоун Костик, на ходу снимающий нос. Маргарита Петровна все не могла очнуться.
— Выгнали вас? — участливо поинтересовался клоун. — В принципе, вы могли не слушаться, оставались бы.
— Я так не могу…
Клоун наклонился ниже, помахал широкой крестьянской ладонью перед ее лицом:
— Что с вами такое произошло? Обида на всю жизнь?
— Нет. Со мной только что поздоровалась Зинаида Бондаренко!
— А! — кивнул Костик, и голос его выдал ревность. — Понятно, прикоснулись к звездам!
Маргарита Петровна возмутилась. Неправда! Никогда в жизни такими глупостями не занималась — даже фото с артистами не собирала? Никакой зависимости от блеска! Полная самодостаточность! Она и мужа выгнала…
— Я, между прочим, и мужа выгнала…
Теперь пришла пора клоуну испытать смятение.
— Ну… Вы можете не объяснять мне все в таких подробностях и так издалека…
— Я и не собиралась.
— Да, я так и понял.
Какая дурацкая ситуация, надо же! Маргарита Петровна усилием воли заставила себя остаться на месте и не сбежать. Тогда было бы совсем уж нелепо, а Лене еще с этим человеком работать.
— А что, муж был «звездой»?
Ну, вот зачем он спрашивает? Издевается?
Маргарита Петровна взглянула на клоуна с мольбой: давайте не будем замечать мою глупость! Давайте поговорим о погодных условиях?
Но навстречу ей торчала намалеванная белая улыбка. Так нереально ядовито, густыми мазками по пористой коже. Все-таки вблизи клоуны выглядят не очень хорошо…
— А вам… не жарко в гриме? Он у вас… не стекает? По-моему, его очень много.
— Не так уж и много, некоторые и больше мажут. — Костик подергал щекой. — Знаете, за много лет так привык к косметике, что теперь без нее в магазин выйти стесняюсь. Чувствую себя голым.
Слава Богу! Можно смеяться:
— Это не ваш, а мой текст! В смысле женский!
— Ну, он хоть и женский, но не ваш!
— Это почему?
Вы же вообще косметикой не пользуетесь, так?
И снова Маргарита Петровна почувствовала прилив горячего стыда.
— Просто я не успеваю. У меня работа с полвосьмого, а надо еще Лену в школу собрать… Потом сюда привезти… А в другое время я пользуюсь косметикой. Разными кремами, например.
— Вот опять вы начинаете объясняться, — Костик, поискав в кармане, выудил пачку «Космоса». — Курите? Нет? Правильно. А я курю. И выпиваю. И безвкусно крашусь. Но всем этим горжусь. И вам советую гордиться чем-нибудь… Пойду, а то перекур закончится, так и не успею восстановиться.
Он ушел, обреченно неся свой затертый до блеска бутафорский зад. Маргарита Петровна, как человек с двумя высшими образованиями, понимала, что под этими веселыми ватными штанишками кроются тощие магазинные брюки, наверняка плохо выглаженные и покрытые невыводимой ватной пылью. А под щедрым гримом имеется поношенное лицо опытного алкаша. Но представить Костика человеком все равно не получалось, и поэтому не получалось сердиться. Маргарита Петровна просто смотрела вслед.
— Ты их сама заработала?
— Да, сама.