— Но, Сергей!.. — Лена взглядом поискала помощи Коленьки. — Мы ведь заявили с первых выпусков именно эту студию, нашу, черную… Мы не имеем права менять пространство! Зритель воспринимает нас именно такими, какими увидел в первый раз!
— Ой, я тебя умоляю! Зрителю до сиреневой звезды! Ему важны клипы и баба с сиськами в кадре!
— Я с тобой не согласна! Если мы через раз будем снимать в новом помещении, это будет фигня!
— Фигня будет, если вы сейчас не заткнетесь!
— А я что? Я ничего! — радостно вклинился видеоинженер. — Мне по барабану! Я и не такое говно монтировал!
— Я тебе сейчас дам «говно»!
Ну, и так далее…
Веселые творческие будни.
Потом Лена мрачно молчала всю дорогу домой, смотрела в окно, а Сергей старался ее убедить в том, что искусство не может быть отделено от коммерции, что время диктует новые условия, что прежде всего нужно накормить себя, а потом объяснять свою художественную платформу.
Лена не велась на диалог.
— Слушай! — Сергей постучал по ее плечу. — А что ты делаешь утром?
— Занимаюсь спортом.
— Это похвально. Надо бы еще пару килограммчиков сбросить… А что ты делаешь после спорта?
— Пью чай с мамой.
— А мы можем завтра твой чай отменить?
— С какой стати?
— А мы можем завтра поехать со мной?
— Куда?
Сергей замолчал, таинственно улыбаясь. Лена взглянула на его довольную физиономию: ждешь, что я спрошу? Начну дергать за рукав, моля о подробностях? Не выйдет! Она снова отвернулась к окну.
— Завтра у меня развод! — сказал Сергей. — И мне нужен близкий друг, который поддержит меня в трудную минуту!
Развод?
— Но… Я тут при чем?
— Как это? Как это при чем? А кто сегодня занимает все мои мысли? С кем я обсуждаю все вопросы? С тобой! Ближе тебя у меня сейчас и нет никого!
Лена растерялась. Господи, неужели правда? В целом она согласна, но…
— Но я не уверена…
— Да ты в машине посидишь, подождешь меня, и все дела! А потом мы с тобой съездим в один ресторанчик и отметим мое освобождение! А по ходу еще и поговорим с владельцем ресторана о нашем сотрудничестве! А? Как тебе?
Лена вздохнула.
Наташа долго звонила в дверь гитариста Э. Только к нему могла убежать Анжелка. И только с ним могла разделить радость использования презерватива.
Наташа намотала несколько кругов по деревне, заглянула во все Анжелкины уголки, сбегала на речку. Потом решила, что сестра села в ближайший проходящий автобус и отправилась в Минск. Поскольку никто из деревенских дружков и подружек Анжелку уже пару часов не видел, Наташа окончательно остановилась на последней версии и начала ее разрабатывать.
Прежде всего сама внедрилась в ближайший автобус, полный ароматных, потных дачников. Вися на поручне между чьей-то подмышкой и коробкой с орущими цыплятами, Наташа вспоминала все городские явки сестры.
И вот квартира гитариста Э.
В принципе он мог быть сейчас где угодно. Или мог не открыть. Но Наташа все давила на кнопку звонка, не успокаивалась.
— Кто там? — на седьмой минуте спросил сонный голос.
— Это Петрова. Наташа Петрова. Открывай.
В скрипнувшей двери нарисовалась лохматая голова гитариста, из квартиры пахнуло сном и ношеными носками.
— Чего ты трезвонишь?
— Анжелка у тебя?
— Откуда?
Наташа оттолкнула его и прошла в квартиру.
Разворошенная постель, одежда на полу и на мебели, пепельница, забитая окурками — никаких следов Анжелки.
— Ты, блин, ненормальная! — вяло ругнулся гитарист. — Никакого уважения к чужой частной жизни!
— Где Анжелка?
— Да я откуда знаю? Я ее видел в последний раз хрен знает когда!
— А это? — Наташа вытащила из кармана злосчастный презерватив.
— А что это? А, это? Это мне знакомо! У меня такие есть!
— У Анжелки тоже есть!
— Ну, так это же прекрасно! Твоя сестра занимается безопасным сексом! По-моему, ты должна радоваться!
— Я тебя в последний раз спрашиваю: где она?
— Да говорю тебе — не знаю!
Гитарист нервно сунул сигарету в зубы, поискал огня.
— Ты, блин, трясешься над ней как клуша! А ей, между прочим, уже скоро восемнадцать!
— Ага! Через три года!
Она подошла ближе, выдрала мертвую сигарету из расслабленной пасти хозяина.
— Вот что! Отсюда я пойду прямиком в милицию! И расскажу, что ты совратил несовершеннолетнюю девчонку, ясно? И тогда посмотрим, что ты заиграешь в суде!
Она постояла еще пару секунд, с вызовом глядя в мутные глаза гитариста, потом направилась к выходу.
— Эй, стой! Ненормальная, блин! Не трогал я ее! Пару раз целовались — и все! Да и то еще на свадьбе! Так что со всеми этими вопросами не ко мне!
— Чем докажешь?
— А чем я могу доказать? Спроси Анжелку! Спроси кого хочешь! Я не дурак, чтобы с малолетками зажигать! У меня баб и так хватает!
Она впилась в него взглядом — врет? Юлит? Нет, корчится, но не от того, что лжет. Действительно ни черта не знает.
— Где она может быть?
— Да откуда мне знать? Я с ней не секретничаю!
Наташа постояла, поскребла ногтем косяк. Нужно уходить, но как уйти, ничего не узнав?
— Слушай, — она была уже другой, грустной, опечаленной. — Это моя сестра. Она сбежала. Я боюсь за нее. Помоги, а? Скажи, где она может быть?
— Вот блиин… А чего сбежала-то?
— Да я ей накостыляла за презерватив! — Наташа даже чуть-чуть улыбнулась. Видишь, я иду на контакт! Ты тоже иди на контакт!
— Ненормальная сестричка! — гитарист взял новую сигарету, но так и не смог найти огня. — Ты такая ненормальная, ты даже не представляешь! Не удивительно, что малая сбежала! Я бы тоже сбежал, если бы мне в пятнадцать лет в морду презиком тыкали!
— Ничего, переживет. Я же о ней и забочусь в первую очередь!
— Ага! Ты это ей лет через десять скажи, тогда, может, и поймет! А сейчас ты ей надоела хуже смерти!
Наташа снова потрогала косяк.
— Так не знаешь, где она?
— Не знаю. Даже близко не знаю…
— Ладно.
И Наташа вышла. И даже спустилась на пару ступенек вниз. Э. смотрел на нее с грустью и сожалением.
— Слушай, если ты ее увидишь… Ну, мало ли… Вдруг…
— Ок, Наташка, сразу скажу.
— Спасибо.
Еще пару ступенек вниз.
— Натаха!
Она обернулась.
— Слушай, а ты еще танцуешь? Ну, стриптиз?
Наташа вспыхнула, но только внутри. Внешне ничего не изменилось.
— А ты откуда знаешь про стриптиз?
— Ну, так мы ж в одних заведениях работаем! С одними клиентами! Все тебя хвалят!
— А… Супер. Не работаю.
— Жаль. А то у меня пару интересных халтурок маячат. Денежных.
— Денежных?
— Очень денежных!
— Ладно. Позвоню…
Она выпорхнула на улицу, но дальше в вечер ее шаги становились труднее. Куда сейчас?
Забежала домой, притворяясь, что проездом, на минуту, хочет забрать кое-какие вещи. Капитолина Михайловна тут же рассказала о Вите Яковлеве, «таким грусным-прэгрусным»! Оказывается, заходил утром… Можно было об этом подумать, но не сейчас. Даже НУЖНО было об этом подумать, но потом, позже!
Домой Анжелка тоже не заглядывала.
Наташа немного успокоилась только глядя на крохотную Сусанну, потискала ее. Ни малявка, ни мама не выглядели тревожными. А близкие обычно чувствуют, когда беда. Нет. Все нормально. Ничего с Анжелкой не случилось. Не может же с родной сестрой что-то произойти! С кем-то другим может, а с близким человеком нет!
Потом Наташа вытащила из дальнего угла секретный пакет со старым стриптизным костюмом.
— Нечего ему дома валяться, вдруг кто увидит, — и отправилась к вокзалу. Умом она понимала, что Анжелка, скорее всего, уже нашлась и никуда она не уезжала из деревни, поскольку кишка у нее тонка и воспитание строгое. Сидит она сейчас вместе с Виолеттой и Элеонорой у соседки, жалуется на старшую сестру, мегеру, фурию. А соседка кивает головой, хотя внутренне Наташу абсолютно поддерживает, и поит всех парным молоком. Умом Наташа понимала, что дважды в одну семью горе не сваливается, хватило ей одной насилия и жестокости, но приобретенные инстинкты брали свое, легонько сотрясали, заставляя оборачиваться на каждый шорох.
И почему-то — почему? — сделала крюк и прошла мимо дома Яковлева. Точнее, просочилась вдоль стены, боясь показываться людям.
Свет горит.
Ну и черт с ним! Легче не стало.
Яковлев хотел убежать, оттолкнуть Олю и убежать. Все равно куда. Но она вцепилась в него мертвой хваткой, сминая нарядное платье вечернего плана.
— Оля! Мне пора!
— Не пущу!
— Мне… Пора! Ехать!
— Ну, зачем? Зачем тебе ехать? Я тебя так люблю! — она сбросила бретельку, торопливо стащила на пояс облачко вечернего великолепия. — Смотри, как красиво! Это все твое, хочешь? Посмотри, как хорошо!
Он вырвался и сел на краешке, обхватив голову руками.
Что происходит? Что за ерунда такая?
— Маленький! — Оля улыбнулась, прижалась к нему сзади горячим телом. — Ты так устал, драгоценный мой! Давай я тебя погрею, давай! Иди ко мне!
— Оля! Я тебя не люблю! — провыл Яковлев.
— Ну, ничего! — она вздохнула. — Это ничего! Потом полюбишь! Ты еще не знаешь, какая я хорошая!
— Я другую люблю!
— Но… Она тебя не любит!
— Ты даже не знаешь, о ком я говорю!
— Вот видишь… Не знаю и знать не хочу! Я тебя люблю, и этого достаточно!
— Я должен позвонить!
— Кому?
— Должен позвонить!
Он набрал номер Наташи. Потом одумался, нажал рычажок…
— Ну, что? — Оля смотрела как встревоженная лань, дергала краешком губы. — Что? Уходишь?
— Ухожу.
— Ну и уходи…
И упала, как лист, на пол, уткнулась лицом в ладони.
— Меня все бросили! Все меня бросили! Я одна! Понимаешь ты? И ты бросаешь? Ну, давай, бросай! Я выживу, ничего! Поплачу и выживу! Только ты мне скажи, — и она схватила его за икру, — скажи! Я что, уродка?
— Нет, ты очень красивая!