— Дурачок какой…
— Никакой он не дурачок! — Лена сгребла мелкоту в охапку, прижала к себе. — Очень милый, смешной котенок!
— То есть тебе нравится?
— Да, нравится…
— И ты его оставишь?
— Оставлю.
— И будешь любить и в беде, и в радости?
— Буду.
— Аминь!
И Сергей склонился к Лене, поцеловал ее. Она поцеловала его. А потом котенок был вынужден в одиночестве гонять израненную газету, потому что большим людям было совсем не до него.
Глава 18
— Доктор! Ну, скажите… Она же будет потом нормально ходить? Бегать?
Веселый дядька в халате на вырост заполнил бумажку, потом ласково посмотрел на красивую Ирочку.
— А вы ей кто?
— Я? Подруга!
— Хорошая подруга?
— Какая разница? Хорошая!
— Ну, хорошей подруге скажу… Ходить будет, и бегать, если очень понадобится. Но не исключена возможность хромоты, сильно пострадала нога… Вы, девушка, знаете, что с ней произошло?
— Знаю. Ее машина сбила.
— А вы знаете, что у нее таз всмятку и все внутренние органы соответственно? Бедро очень сложное, заживать будет полгода, на штырях… Я вообще удивляюсь, как она жива осталась. Черепно-мозговая травма, сотрясение такое, мы думали, потеряем пациентку… Что ж вы ее одну отпустили?
Ирочка только вздохнула.
— Там сейчас стоит вопрос по удалению матки, так что подготовьте ее как хорошая подруга… А вообще, конечно, надо меньше по дискотекам бегать, девчонки! Я в вашем возрасте уже в больнице медбратом работал!
— Я в вашем возрасте вообще президентом буду, — криво улыбнулась Ирочка. — Есть у вас платные палаты? Я хочу определить ее в платную палату!
Доктор посмотрел с удивлением и интересом:
— Можем обсудить этот вопрос…
— Как ты, Наташка?
— Лучше всех…
Лена улыбнулась через силу, погладила Наташкину руку. Ужас какой…
Наташа возлежала на монументальной кровати-каталке, вокруг нее была возведена целая конструкция труб, противовесов, а нога подвешена как мясная тушка, на крючок. При этом было видно, что ноге пришлось очень несладко: она была разбухшей, синей, перетянутой бинтами. И только пальцы с красными стриптизными ногтями напоминали о прежних размерах этой части Наташкиного тела.
— Болит?
— Сейчас уже не так. В первые две недели было плохо…
— Как тебя так?
— Сама виновата…
Рядом с кроватью имелась высокая тумба, которую девчонки уже успели завалить конфетами, йогуртами, апельсинами. Лена приволокла маленький телевизор, купленный не так давно Сергеем специально дня Маргариты Петровны в больницу. Но Маргарита Петровна выписалась, и телевизор привезли сюда.
А Ирочка вообще совершила социально-хозяйственный подвиг. Она принесла… телефон. Внешне — стандартный, не самого модного дизайна. Но фишка в том, что он был личным, собственным телефоном Наташи, с номером и возможностью звонить в город.
— Это специально для военных, — пояснила Ирочка удивленным подругам. — Спутниковый. Я просто сейчас встречаюсь с одним навороченным фотографом, в он недавно делал репортаж для «Пари Матч» о военных…
Сегодня к Наташе впервые пустили посетителей. До сих пор она была так плоха, что ни о каких посещениях и речи не велось. Капитолина Михайловна собрала для дочки трогательную передачу с домашними пирожками, сестры написали письмо-отчет о прожитых без нее неделях…
— Что врачи говорят? — Лена поправила салфетку на Наташиной тумбе.
— Говорят, что ходить можно будет месяца через три.
— Ничего себе! Почему так долго?
— Долго? Они говорят, что мне повезло! — Наташа как бы улыбнулась, продемонстрировав отсутствие двух передних зубов, выбитых о бордюр.
Да уж! Повезло, так повезло…
— А я работаю много, сегодня едем снимать «Рождественские встречи». Слышала? У нас тоже придумали «Рождественские встречи», как в Москве…
— Ничего сами не могут… Только слизывать…
Лена не знала, о чем говорить. О работе — Наташке будет неприятно. Она лежит, вся пробитая железными прутьями, бледная, несчастная, а Лена сейчас ей будет рассказывать о том, как хорошо у нее идут дела, как хвалят программу, как подходят люди в метро и просят автограф? Что сегодня вечером она будет пить шампанское, чинно беседовать с красивыми людьми, а рядом будет оператор с работающей камерой, и все, конечно, поймут, что она, Лена, очень важная птица… Все это так жестоко и неуместно в этой палате с зелеными маслянистыми стенами…
— А я… Наташка, ты только Ирке пока ничего не говори, хорошо?.. Я… У меня роман…
— Роман? — Наташа несколько ожила, приподнялась на локте. — У тебя? С кем?
— С… С Сергеем…
— С Сергеем, с братом Иркиным??
Ты сумасшедшая, хотела сказать Наташа. Ты ненормальная. Как ты могла? Это невозможно… Хотя… Почему невозможно? Он мужчина. Ты женщина…
— Да. Удивила.
— Я сама до сих пор… Не верю…
— И что, это у вас серьезно?
— Не знаю. Работаем вместе, всюду ездим вместе по работе… Так что я не могу понять — это у нас романтика или это у нас работа…
— А в кино, в театры?
— В том-то и дело! Мы ходим на все премьеры, на все концерты, но с оператором! Понимаешь? Я ведущая, он администратор, а оператор снимает. Это ведь не свидание?
— Не знаю. Я в этом не разбираюсь…
— А иногда я остаюсь у него ночевать…
Тишина. Было слышно, как в коридоре позвякивают инструментом. Звук, от которого хочется срочно умереть.
— А что Маргарита Петровна?
— Она недавно выписалась, я ее стараюсь не волновать. А к Сергею она привыкла, никаких вопросов не задает… Наташка, я не знаю, что делать…
— Ничего не делай…
А потом в коридоре засмеялась Ирочка. Таким красивым, золотистым смехом, от которого у мужчин сразу наливались глаза.
— Хотя нет, — Наташа внимательно смотрела в паралитичную, зудящую лампу на потолке. — Нельзя ничего не делать. Я ничего не делала. И потеряла одного человека.
— Кого ты потеряла?
— Яковлева…
— О, Господи! — Лена испуганно прижала ладонь к губам. — Что с ним?
— С ним все в порядке. Он женился.
— Женился? Яковлев?
— Да, представь себе…
— Как такое возможно? — Лена встала, дошла до стены, вернулась к скрипучему стулу. — Как такое возможно? Он же тебя любил, Наташка? Так любил, что просто жуть!
— Вот видишь… Значит, не так уж и любил… Да и я тоже хороша… Ладно. Забыто. Все равно сейчас начинается новая жизнь, без Яковлева и без танцев.
— А почему без… без танцев?
Наташа с ядовитой издевкой посмотрела на любимую Лену — долго-долго.
— А потому, что я теперь инвалид, Ленка! Мне бы ходить научиться!
Лена скрипнула стулом. Мама дорогая, что же это такое? Почему так получается?
— Ты научишься, Наташка! Вот именно ты — научишься…
Распахнулась дверь, и ввалилась музыка, очень яркая, блестящая, сверкающая золотом. Ирочка в музыке и в собственном соку. В вытянутой руке — приемник, из которого что-то орет.
— Все, отстань! — крикнула Ирочка кому-то в коридоре. — Дай нам с девками спокойно посидеть! Потом заходи!
Она захлопнула за собой дверь и встала посередине, красивая до колик.
— Ну, где тут моя драгоценная Наташка? А то толком не рассмотрела, пока со всеми поговорила, пока выяснила все…
Конечно, Ирочка была человеком-праздником. И слабонервного могло оскорбить ее вопиющее благополучие. Но бывалые Лена и Наташа от чистого сердца любовались, и даже не вздыхали.
— Так вот! Девки! У нас радостная новость! Отныне в эту палату никого больше не селят, и Наташка может здесь шиковать, как хочет! И медсестричка будет подходить почаще, а на Новый год могут на всю ночь гостей оставить, так что…
Она обвела взглядом унылую палату, помахала тонкой сигареткой:
— А вот пепельницы у них нет. Непорядок… Ладно…
Она взяла чистую «утку», скромно задвинутую под кровать, бухнула ее на подоконник, открыла форточку. И тут же в палату ворвались снежинки, и на контрасте стало ясно, что воздуха в помещении почти не было — сплошной медикаментоз, замешанный на тоске.
— Ничего, сейчас у тебя будут раза три в день проветривать! — Ирочка стряхнула пепел в «утку», зло затянулась. — Ничего, девки! Прорвемся! И всем козлам докажем! Вот посмотрите!
Наташа посмотрела на Лену, Лена на Наташу: Ирка в своем репертуаре, как всегда.
— Говорят, что будешь ходить и бегать, и вообще… Все нормально будет! И детей еще нарожаешь кучу… Если, конечно, тебе это надо.
Тут Ирочка смутилась, заюлила, схватила трубку телефона.
— Не пробовали еще, как сигнал? Мне чувак сказал, что слышимость — как с соседнего балкона. Он в командировки берет… Ну, кому позвоним?
И она начала набирать какой-то номер, пожевывая сигаретку.
— Что он тебе сказал? — Наташа потянулась за планку сверху, привстала с подушки. — Он тебе что-то сказал, чего я не знаю?
— Откуда я знаю, что ты знаешь, а что нет? Сказал, что все будет пучком! Так что болей, не парься!
Но девчонки слишком хорошо понимали Ирочкины интонации. Не договаривала.
— Ладно, — Наташа посмотрела на Лену. — Захочет, сама скажет, да?
Лена кивнула и взглядом выразила понимание: если она скажет мне, я тебе обязательно расскажу…
— Задолбали вы меня своими придирками, вечно следите за мной! — Ирочка сбросила звонок, набрала снова. — Не могу понять — он не работает или это никто трубку не снимает? Надо будет по шее накостылять моему красавцу!
Потом вышла, довольно сильно хлопнув дверью.
— Как думаешь, что это значит? — равнодушно поинтересовалась Наташа. — Что у меня какое-нибудь осложнение, несовместимое с жизнью?
— Нет, я думаю, что это у Ирки очередное сезонное обострение. А еще она сегодня едет в Москву.
— Зачем? Новый бизнес-проект?
— Везет Ромку в модельное агентство.
— Куда? — Наташа подалась вперед, забыла о штырях-ограничителях. — Куда она его везет?
— В модельное агентство…