Рис. 41. Августин. О граде Божьем. Южные Нидерланды, последняя четверть XV в.
London. British Library. Ms. Royal 14 D I. Fol. 178
Начнем с демонов. В средневековых рукописях их атаковали и в сюжетах, где они предстают с позиции силы (преследуют, искушают, истязают и убивают людей) (рис. 42, 43), и там, где изображение, наоборот, демонстрирует их бессилие, поражение или разоблачение (рис. 44). Мы встречаем ослепленных бесов на изображениях Сошествия во ад, где Христос попирает Cатану и выводит из его царства ветхозаветных праведников[93]; в сценах, где архангел Михаил повергает или пронзает копьем звероподобного дьявола или дракона[94]; на миниатюрах, где св. Юлиания Никомидийская стоит над скованным цепью демоном[95], а св. Дунстан хватает беса клещами за нос[96].
Рис. 42. Три волхва вслед за звездой пришли в Иерусалим, чтобы поклониться новорожденному Мессии, и пытались выяснить у царя Ирода, как его отыскать. А тот, решив погубить нового «царя иудейского», попытался их обмануть: «Пойдите, тщательно разведайте о Младенце и, когда найдете, известите меня, чтобы и мне пойти поклониться Ему» (Мф. 2:7). За спиной Ирода вьется демон, который подталкивает его к злодеянию. Верхняя часть его фигуры целенаправленно выскоблена.
Библия. Франция, вторая половина XIII в.
Bern. Burgerbibliothek. Cod. 28. Fol. 210v
Рис. 43. Страшный суд. Архангел Михаил держит весы, на которых взвешиваются добрые и дурные дела умерших. Звероподобный Сатана пытается сжульничать, перетянув чашу на свою сторону. Его лицо выскоблено, но кто-то (чтобы «отреставрировать» миниатюру?) схематично дорисовал его вновь — поставил две точки глаз и провел линии рта и носа.
Псалтирь (Oscott Psalter). Англия, ок. 1265–1270 гг.
London. British Library. Ms. Add. 50000. Fol. 12v
Рис. 44. Страшный суд. В нижнем регистре ангел указывает праведникам, которым уготовано Царствие Небесное, Христа-Судию с ранами от гвоздей на ладонях и ступнях. А с другой стороны Сатана, стоя на коленях, тянет грешников в ад. Тут он предстает не как повелитель преисподней, а как один из ее узников. Его фигура тоже подверглась атаке.
Цикл миниатюр, вероятно вырезанных из Псалтири. Швейцария, первая половина XII в.
Sarnen. Benediktinerkollegium. Cod. membr. 83. Fol. 8
В сценах, где дьявол предстает торжествующим, зритель словно идет наперекор логике изображения и пытается защитить человека от бесовской агрессии, нейтрализовать опасность или указать нечистому его место. Атакуя бессильных и поверженных демонов, зритель, напротив, следует за логикой сюжета и довершает начатое на миниатюре.
Скорее всего, демон-агрессор в каком-то библейском или житийном сюжете имел больше шансов лишиться лица, чем нелепый бесенок, изображенный на полях среди маргиналий. Однако сюжет и конкретное «амплуа», в котором в нем выступали нечистые духи, явно не имели решающего значения. Самого присутствия дьявола было достаточно, чтобы испуганный или негодующий читатель решил с ним поквитаться.
Также в рукописях систематически атаковали фигуры грешников: от главных антигероев ветхозаветной и новозаветной истории (Каин, Ирод Великий, Иуда Искариот, Понтий Пилат, Симон Маг и др.) до римских императоров — преследователей христианства, от еретиков до иноверцев. В этот список входят и конкретные злодеи, которых изобличали и проклинали сотни церковных текстов, и анонимные палачи, истязающие Христа и святых — в первую очередь раннехристианских мучеников.
В том, что читательская агрессия чаще всего была обращена против библейских злодеев и язычников-гонителей, нет ничего удивительного. Священная история воспринималась как матрица всех судеб мира, а библейские антигерои — как архетипы всех мыслимых форм греха. Период гонений в Римской империи был героическим временем становления Церкви — именно тогда претерпела мученичество львиная доля ее святых. Если занести в базу данных все сцены насилия, дошедшие до нас на средневековых изображениях, большая часть пыток и казней придется на мучеников первых веков нашей эры[97].
Нетрудно догадаться, что сюжет, который чаще всего провоцировал гнев читателей, — это Страсти Христовы. Зрители выскабливали целиком, обезличивали или ослепляли апостола-предателя Иуду[98], Понтия Пилата[99], а также римских воинов, которые измываются над Христом, бичуют его, возлагают ему на голову терновый венец, ведут его на Голгофу, пригвождают к кресту и протягивают умирающему губку, пропитанную уксусом и желчью (рис. 45, 46)[100].
Рис. 45. Затертые лица палачей, бичующих Христа.
Книга образов мадам Марии. Брабант или Геннегау, ок. 1285 г.
Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. NAF 16251. Fol. 36
Рис. 46. Поругание Христа: слева истязатели возлагают ему на голову терновый венец, а справа, завязав ему глаза, бьют и спрашивают: «Кто ударил?»
Житие Христа. Англия, XIV в.
Cambridge. Trinity College. Ms. B.10.15. Fol. 21v-22
Американский историк Джозеф Кёрнер точно подметил, что насилие по отношению к изображению часто бывает откликом на насилие, которое творится на изображении. В конце XV в. в мастерской нюрнбергского мастера Михаэля Вольгемута была создана тетрадь с эскизами для гравюр. Тридцать пять из ста пяти страниц занимают эпизоды Cтрастей Христовых. На них палачи из сцены в сцену истязают Спасителя. Он весь изранен и залит кровью. Кто-то из художников или более поздних владельцев рукописи, видимо решив отомстить мучителям Богочеловека, на восемнадцати листах полностью их обезличил[101].
Одна из самых частых целей зрительской агрессии — руки палачей и инструменты, которыми они истязают мучеников. Например, на алтарной панели с изображением истязания св. Люции (Каталония, ок. 1300) прицельно заскоблены ладони двух воинов, которые веревками вырывают ей груди[102]. А во французской рукописи «Золотой легенды» по той же логике повреждена плетка, которой палач хлещет св. Дионисия — первого епископа Парижа (рис. 47).
Рис. 47. Иаков Ворагинский. Золотая легенда. Париж, вторая четверть XIV в.
Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Français 185. Fol. 206v
Иногда случаются странные казусы. Например, на некоторых миниатюрах, где еврейская героиня Юдифь отрезает голову ассирийскому полководцу Олоферну (Иуд. 13), кто-то атаковал не злодея, а ее саму: ей выкалывали глаза или выскабливали лицо[103]. На других изображениях кто-то затирал ее меч, орудие отмщения завоевателю[104]. Этот сюжет явно был хорошо известен, многие миниатюры снабжены подписями. Но нам остается только предположить, что читатели неверно интерпретировали суть изображенного и принимали праведное насилие за неправедное.
Агрессия против негативных персонажей почти всегда выборочна. Одни фигуры подвергаются атаке, а другие нет. Избирательность видна как в рамках одной миниатюры (двое из троих палачей «ослеплены» или обезличены, а третий остался нетронутым), так и в масштабе всей рукописи. Например, еще в одном списке «Золотой легенды» убийцы апостола Матфия «ослеплены», а палачи апостолов Петра, Павла или Иакова Старшего невредимы[105]. Почему — сказать невозможно: неизвестный обрушился на первых злодеев, которые ему попались на глаза? На истязателей святых, которых он особо почитал? В сцене мученичества св. Варфоломея затерты лица всех злодеев: языческого царя, распорядившегося содрать с апостола кожу, и обоих палачей, приводящих приказ в исполнение. Но на миниатюре с колесованием св. Георгия обезличен лишь проконсул Дациан, а воин, который приводит в движение пыточное колесо, не тронут[106].
Важную роль играла иерархия. Вспомним многочисленные сцены, где Христос, окруженный римскими воинами и иудеями, стоит перед Понтием Пилатом, император-язычник отдает мучеников на растерзание, а войско неверных во главе с полководцем осаждает христианский город. Часто повелителя (как виновника зла) атаковали, а его подчиненных нет[107]. Однако это тенденция, а не правило. Нередко все обстояло ровно наоборот: атака обрушивалась на истязателей и палачей, а повелителю, который лично не участвовал в пытке или казни, удавалось избежать «наказания»[108]. Например, в одной немецкой Псалтири XIII в. кто-то практически затер лицо иудея, который привел Христа к Пилату. При этом сам римский прокуратор и второй человек, стоящий у него за спиной, не пострадали. На их лицах в нескольких точках выпал красочный слой, но трудно сказать, были ли эти повреждения намеренными[109].
Можно было бы ожидать, что средневековые читатели в первую очередь станут атаковать самых устрашающих, уродливых или агрессивных палачей или тех, кто, по их ощущению, причиняет Христу или мученикам больше всего страдания. Однако на практике этого незаметно. Например, в рукописи «Золотой легенды», которая уже упоминалась выше, двое палачей казнят евангелиста Марка[110]. У одного из них приплюснутый нос, напоминающий свиной пятачок, а на голове торчит птичье крыло. Эта странная деталь служила одной из иконографических примет злодеев и иноверцев