. Точно так же в Англии, когда она порвала с Римом и католицизмом, некоторые изображения, как предполагает историк Памела Грейвс, могли уничтожать в несколько этапов. Во время первых волн государственного иконоборчества при Генрихе VIII (1509–1547) и Эдуарде VI (1547–1553) их изуродовали и многим стесали лица, чтобы «обезвредить», а в середине XVII в., когда во время гражданской войны пуритане повели новую войну с идолами, уже низвергли или уничтожили окончательно[209].
В 1562 г. французские гугеноты, взяв Бурж, атаковали скульптурное убранство готического собора Сент-Этьен[210]. Иконоборцы обрушились прежде всего на лица Бога-Отца, Христа и Богоматери[211]; их ладони, особенно сложенные в жесты молитвы и благословения; знаки мирской и духовной власти (ключи апостола Петра, королевские короны), а также любые символы Церкви, ее могущества и ритуалов (епископы в митрах, сцены литургии, рукоположения в сан). У некоторых фигур (например, Христа), сохранивших лица, отбиты носы и, вероятно, повреждены глаза. На северном портале кто-то отколол ногу, руки и голову младенцу Христу, которого держала на руках Богоматерь (ее лицо тоже стесано). Показательно, что на южном портале, где был изображен Христос во славе, кто-то отломал его правую руку в жесте благословения, но не тронул левую, держащую Евангелие. Вероятно, свою роль здесь сыграло особое почтение протестантов к Писанию[212].
До наших дней в разных концах Европы сохранилось немало образов, некогда ослепленных протестантами-иконоборцами[213]. Один из них — алтарная панель с изображением Мессы св. Григория, созданная в 1491 г. (рис. 64)[214]. Этот сюжет восходит к преданию о том, как папа Григорий Великий (590–604) однажды служил в Риме литургию. И некая женщина (в более поздней версии — один из диаконов) стала насмехаться над самой мыслью, что кусок хлеба может превратиться в тело Господне. Тогда, по молитве понтифика, частица гостии оборотилась в кровоточащую плоть, похожую на человеческий палец. В более поздних вариантах папе над алтарем явилось видение — скорбный Христос с кровоточащими ранами. Случившееся чудо было призвано доказать истинность таинства евхаристии.
Рис. 64. Месса св. Григория, 1491 г.
Münster. Stadtmuseum. № GE-0181-2
Около 1400 г. древняя легенда получила визуальное воплощение, и появились изображения Мессы св. Григория. В Северной Европе они приобрели огромную популярность. Считалось, что папа Григорий некогда повелел запечатлеть свое видение на иконе, которая с тех пор и хранится в римской церкви Санта-Кроче-ин-Джерузалемме. Тем, кто придет перед ней помолиться, он даровал индульгенции. Если после смерти их души отправятся в чистилище, то благодаря паломничеству к этому образу срок их пребывания в очистительном пламени сократится на десятки, сотни или тысячи лет. В дальнейшем привилегии, зарезервированные за римской иконой, были перенесены и на ее бесчисленные копии, а также на изображения Мессы св. Григория. На них предстает уже не только видение, явившееся папе над алтарем, но и сам папа, дьяконы, а порой и множество церковных иерархов и мирян, которые присутствовали при чуде.
Такие изображения демонстрировали истинность католической мессы и реальность пресуществления Святых Даров в плоть и кровь Христовы. Они были связаны с практикой индульгенций и напоминали о том, что римские понтифики обладают властью над душами в мире ином и способны сократить их срок пребывания в чистилище. Вот почему эти образы вызывали особую ненависть протестантов. Ведь они отвергали католическую мессу как обман, видели в поклонении гостии идолопоклонство и насмехались над «Богом из хлеба». Они отвергали доктрину чистилища и все практики, позволявшие «купить» спасение с помощью пожертвований, паломничеств и добрых дел[215].
На алтарной панели 1491 г. и неизвестный иконоборец прицельными ударами выбил глаза у двух дьяконов, изображенных слева и справа от папы, у двух кардиналов, стоящих чуть дальше, у всех епископов, монахов и знатных мирян, собравшихся вокруг алтаря, и даже у крошечной фигурки донатора, опустившегося на колени за спиной римского понтифика. Не ослепленными остались только три лика Христа (явившегося в видении над алтарем, изображенного на плате Вероники и вышитого на литургическом облачении папы), а также лица двух мирян, которые стоят слева и справа — за спинами иерархов. Св. Григорий, который служит мессу и созерцает видение, изображен лицом к алтарю, а потому спиной к зрителю. Мы не видим не только лица папы, но и его профиля — голова едва заметно повернута вправо, так что можно разглядеть только его щеку. Не имея возможности ослепить папу, иконоборец выбил дыру у него на скуле.
Протестанты выбивали глаза не только святым, но и фигурам мирян. Один из лучших примеров — полиптих «Семь дел милосердия», созданный в 1504 г. для церкви св. Лаврентия в Алкмаре[216]. Его сюжет восходит к словам Христа (Мф. 25:34–36), обращенным к праведникам, которые на Страшном суде встанут по его правую руку: «Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне». На семи панелях полиптиха мы видим сцены, иллюстрирующие семь обязанностей христианина: накормить голодного, напоить страждущего, одеть нагого, похоронить мертвого, дать приют страннику, навестить больного и посетить заключенного в темнице.
Видимо, во второй половине XVI в. эта работа Мастера из Алкмара подверглась чьей-то атаке. Ее следы, частично убранные во время реставрации, все еще прекрасно видны. Кто-то выбил глаза у многих фигур мирян, например у богато одетого горожанина, который одевает нищего (рис. 65), и у еще одного буржуа, пришедшего с милостыней к узникам. Вероятно, для кальвинистов-иконоборцев деяния милосердия олицетворяли католическую доктрину оправдания делами и всю ненавистную им индустрию покупки спасения.
Рис. 65. Мастер из Алкмара. Семь деяний милосердия (одна из панелей полиптиха и ее фрагмент), 1504 г.
Amsterdam. Rijksmuseum. № SK-A-2815–3
Атакуя глаза, уста и носы католических идолов, протестанты могли вдохновляться программой, заданной в тексте 113-го псалма: «А их идолы — серебро и золото, дело рук человеческих. Есть у них уста, но не говорят; есть у них глаза, но не видят; есть у них уши, но не слышат; есть у них ноздри, но не обоняют; есть у них руки, но не осязают; есть у них ноги, но не ходят; и они не издают голоса гортанью своею». В Византии VIII–IX вв. толкование этих строк было одним из сюжетов полемики между иконоборцами и иконопочитателями. С точки зрения иконоборцев, псалом был обращен не только против языческих истуканов, но и против икон, которые так же немы и бессильны. Защитники культа образов напоминали о том, что Господь, запретив создавать кумиров, повелел украсить ковчег изображениями двух херувимов (Исх. 25:18–20). А это значит, что запрет касается лишь идолов, созданных по научению дьявола, а не икон, которые возводят молящегося от материального образа к невидимому первообразу и угодны Богу[217].
В Англии XIV в. лолларды, последователи «ересиарха» Джона Уиклифа (ок. 1320–1384), обращали текст 113-го псалма против злоупотреблений католического культа образов[218]. В том же духе Бернар Гомбер из Акс-ле-Терма — катар, ставший одним из персонажей книги французского историка Эмманюэля Ле Руа Ладюри «Монтайю, окситанская деревня (1294–1324)», — потешался над теми, кто уповает на силу церковных статуй: «Дева Мария — просто деревянный обрубок, без настоящих глаз, ног, ушей и рта!»[219] А в XVI в. испанцы-конкистадоры теми же словами обличали индейских идолов, которые требовалось уничтожить, чтобы утвердить в Новом Свете христианство[220].
Само собой, 113-й псалом и родственные ему библейские образы оказались востребованы и в иконоборческом дискурсе протестантов. Виттенбергский проповедник Андреас Карлштадт в трактате «Об устранении изображений» (1522) обличает слепоту идолопоклонников, не замечающих слепоту идолов[221], а Жан Кальвин в «Наставлениях в христианской вере» (первое издание вышло в 1536 г.) перефразирует строки псалма, критикуя опасность антропоморфизма: «Человекоподобный вид идолов вызывает у людей мысль, будто это тело, так напоминающее их собственное, обладает жизнью. Кроме того, телесные образы скорее гнут несведущие души, чем распрямляют их, так как имеют рот, глаза, уши и ноги, но при этом не говорят, не видят, не слышат и не ходят»[222].
Поэтому, выкалывая глаза «истуканам» Христа, Богоматери или святых, иконоборцы, видимо, не столько их ослепляли, сколько хотели продемонстрировать, что они и так слепы («есть у них глаза, но не видят»). Отламывая статуям руки или ладони (особенно сложенные в молитвенных жестах или в жестах, символизирующих духовную и мирскую власть), они не столько лишали их силы, сколько демонстрировали их бессилие («есть у них руки, но не осязают»).
Мексиканский художник Диего Ривера (1886–1957) — коммунист и яростный критик религии — в мемуарах рассказывал о том, что его отец-антиклерикал сам не ходил в церковь и сына не позволял водить. Однако, когда Диего было шесть лет, его набожная тетя все-таки отвела его на мессу в храм Сан-Диего в Гуанахуато. Увидев на стенах мужчин и женщин, стоящих на облаках, в окружении крылатых мальчиков, он испытал острое отвращение и принялся кричать: «Дураки! Вы так безумны, что верите, что, если я попрошу у портрета отца один песо, он и правда даст мне один песо». Еще дома он обследовал изображения Девы Марии и Иисуса Христа, которые были у его тетки. Он их поскоблил и выяснил, что они сделаны из дерева. «Я вставлял в их стеклянные глаза и в уши палочки, чтобы проверить, могут ли они что-то видеть, слышать и чувствовать — и, само собой, вывод был всегда отрицательный»