[234]. Откроем Апокалипсис с толкованиями монаха Беата из Лиебаны (VIII в.), который был создан в Испании ближе к концу X в. Рядом со словами Откровения (8:1) «И когда Он снял седьмую печать, сделалось безмолвие (silentium) на небе, как бы на полчаса» изображена тонкая прямоугольная рамка. В отличие от других миниатюр в этой рукописи, внутри нее ничего нет — просто голый пергамен. Так перед нами предстает «безмолвие». Вдоль левой рамки миниатюры идет странная надпись: silentium zzzzzzzzz[235]. Можно было бы подумать, что мастер просто не успел нарисовать в рамке сцену[236]. Однако еще одна рукопись с тем же текстом, созданная на рубеже XI–XII вв., подсказывает, что это не так. И что пустая или заполненная цветом рамка могла символизировать тишину. Отсутствие изображения демонстрирует отсутствие звука (рис. 70)[237].
Рис. 70. В этой рукописи знаком тишины стал желтый прямоугольник.
Силосский Апокалипсис. Монастырь Санто-Доминго-де-Силос под Бургосом (Испания), ок. 1091–1109 гг.
London. British Library. Ms. Add. 11695. Fol. 125v
Этот пример подводит нас к более сложному случаю, где непонятно, как толковать пустоту. Речь идет о роскошной Морализованной Библии, созданной в Париже около 1235 г. для королевской семьи. В этом труде, который сейчас переплетен в четыре тома, разделенные между Лондоном, Оксфордом и Парижем, есть множество изображений языческих истуканов. Американский медиевист Майкл Камилл в книге «Готический идол» обратил внимание на странную вещь. На нескольких миниатюрах в лондонском томе языческие истуканы были кем-то забелены или не дорисованы[238].
В Деяниях апостолов рассказывалось о том, как Павел, придя в Афины, «возмутился духом при виде этого города, полного идолов» (17:19). Он стал проповедовать и обратился к афинянам: «…проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано „неведомому Богу“. Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам» (17:23). В отличие от греко-римских богов, воплощенных в тысячах статуй, Неведомый Бог — невидим и непознаваем. На иллюстрации в Морализованной Библии жертвенник, который ему посвящен, предстает как христианский алтарь. И он вовсе не пуст — на нем стоит распятие. Рядом изображены три языческих алтаря с идолами. Однако вместо их тел мы видим белые пятна, через которые просвечивают контуры статуй. Кто-то их забелил (рис. 71)[239].
На еще одной миниатюре изображена сцена из Послания апостола Павла к Ефесянам (2:11). Он проповедует перед христианами, вышедшими не из евреев, а из язычников — раньше они не знали единого Бога (которому поклонялись евреи), а теперь обратились и могут спастись. За ними нарисована колонна. Наверху установлен створчатый складень, а в нем стоит идол, которому они раньше поклонялись. В отличие от всех остальных фигур на листе, он не раскрашен — мастер только нарисовал его контур (рис. 72). Больше ни на этом, ни на соседних листах таких оплошностей нет. Камилл предположил, что объяснение следует искать в словах апостола Павла. Ведь в Первом послании к Коринфянам (8:4) сказано, что «идол в мире ничто и что нет иного Бога, кроме Единого».
Рис. 71. Как и на других листах Морализованной Библии, тут соотнесены две сцены. Наверху апостол Павел проповедует перед афинянами. Это «означает», что проповедники должны призывать людей к помышлению не о благах земных, а о спасении. Потому внизу изображен монах-доминиканец, обращающийся к группе мирян. У их ног, видимо, лежали предметы, олицетворявшие стяжание (тоже забелены), а над их головами мы видим Небеса, где души праведников созерцают своего Спасителя.
Морализованная Библия. Париж, ок. 1235 г.
London. British Library. Ms. Harley 1527. Fol. 77
Рис. 72. Здесь проповедь апостола Павла перед христианами из язычников тоже истолкована как указание на проповедников. Они должны говорить с людьми о спасении и отвращать их от чувственных вожделений. На миниатюре внизу стоит францисканец с открытой книгой, а за группой мужчин во фригийских колпаках, которые ему внимают, удаляется или убегает женщина. Она олицетворяет искушения плоти и изображена ровно под идолом, означавшим искушение многобожием.
Морализованная Библия. Париж, ок. 1235 г.
London. British Library. Ms. Harley 1527. Fol. 105
По смелой версии историка, французский мастер, оставивший эту миниатюру незавершенной, стремился показать, что идолы — это пустота, кажимость. Мы никогда не сможем это проверить и выяснить, почему другие истуканы в данной рукописи были раскрашены, а этот нет. Возможно, мастер просто забыл его доделать — не знал, какой пигмент взять, нужной краски не оказалось под рукой, а потом он отвлекся и не завершил работу[240]. В средневековых рукописях сохранилось немало незавершенных миниатюр, где часть деталей осталась не раскрашена. В этом нет ничего удивительного[241]. Однако нам точно известно, что во многих средневековых манускриптах читатели атаковали изображения идолов: выскабливали им лица или уничтожали их фигуры почти целиком. Здесь же идол просто остался контуром, не обрел плоть. Потому существует вероятность того, что перед нами не погрешность в работе иллюминатора, а намеренный ход — необычное осуждение идолопоклонства. Но даже если это не так и Майкл Камилл ошибся, случайно недоделанный образ явно мог быть прочитан в этом ключе — как метафора пустоты истуканов.
Тактильное благочестие
Во многих средневековых рукописях обезличены не только демоны и грешники, но и фигуры Бога и святых. Как это объяснить? Некоторые из них явно пострадали от рук протестантов, которые видели в культе образов новое идолопоклонство. Однако часто «раны» на их лицах выглядят иначе. Одни изображения намеренно повреждали из страха, ненависти или осуждения, другие становились жертвами любви, почтения, благоговения и надежды (рис. 73). Например, во время мессы священник целовал распятие, изображенное на одной из страниц Миссала, а член городского совета, принося присягу, клал ладонь на раскрытую страницу Клятвенной книги с такой же сценой. Со временем верхняя часть тела Спасителя засаливалась и темнела, краска стиралась или отслаивалась от листа[242].
Рис. 73. Снятие с креста. Из-за долгих прикосновений и поцелуев лицо и большая часть фигуры Иисуса превратились в светлое пятно.
Часослов. Южные Нидерланды, третья четверть XV в.
London. British Library. Ms. Harley 2985. Fol. 71v
В Средние века (впрочем, как и сегодня) встреча с источниками сакрального подразумевала активность всех органов чувств. Отправляясь к какой-то святыне, человек стремился ее увидеть, подойти к ней как можно ближе и желательно к ней притронуться. Он слышал, как клирики поют псалмы и молитвы, вдыхал запах ладана и пил воду, которой реликвии были омыты. Чтобы верующие смогли припасть к саркофагам с мощами небесных патронов, в их монументальных гробницах устраивали специальные ниши или оконца, в которые можно было засунуть голову или залезть (рис. 74, 75)[243]. Прикосновение к реликвариям (а в редких случаях — к самим останкам) и изображениям святых позволяло выразить им почтение и любовь, вступить с ними в личные, эмоциональные отношения, которые порой открывали путь к видениям[244].
Рис. 74. Паломники залезают в ниши под саркофагом английского короля Эдуарда Исповедника (1042–1066). Он был причислен к лику святых в 1161 г., а два года спустя его останки торжественно перезахоронили в Вестминстерском аббатстве.
Житие св. Эдуарда Исповедника. Англия, ок. 1250–1260 гг.
Cambridge. University Library. MS Ee.3.59. Fol. 33
Рис. 75. Страждущие и больные паломники тянутся к позолоченной раке с мощами св. Себастьяна, установленной на высоких колоннах. Слева и справа на металлических прутьях висят костыли, свечи и другие предметы — вотивные дары, принесенные с просьбой о помощи или с благодарностью за нее.
Йос Лиферинкс. Алтарь св. Себастьяна (для часовни Нотр-Дам-дез-Аккуль в Марселе), ок. 1497 г.
Roma. Galleria Nazionale d’Arte Antica
Чтобы заручиться силой, заключенной в фигурах небесных заступников, перед ними молились, но для многих этого было мало. К образам прикасались, их носили с собой: на одежде, а порой под одеждой — на теле. Страницы многих средневековых псалтирей и часословов хранят следы пальцев и губ читателей[245]. Чаще всего они прикладывались к ликам Христа и Богоматери, но не обходили стороной и святых. В сборнике чудес св. Кутберта, составленном во второй половине XII в., упоминается один монах, который был полон любви к этому подвижнику. Он попросил написать его лик на первом листе рукописи, с которой никогда не расставался, и постоянно целовал изображение[246]. Иногда читатели вырывали из книги лист с полюбившимся им святым или вырезали его лик из листа, чтобы превратить в амулет и всегда держать при себе (рис. 76)[247].
Рис. 76. Этот Часослов был создан в Нидерландах для английского рынка. Владельцы манускрипта по нему молились, прикладываясь губами и пальцами к миниатюрам (потому фигуры на многих из них стали почти неразличимы), дописывали на пустых листах свои молитвы и пришивали к ним новые изображения. Так на одном из листов появилась раскрашенная гравюра со сценой мученичества св. Себастьяна — главного заступника от чумы. А на листе с изображением Девы Марии и Иоанна Богослова у гроба Христа кто-то вырезал фигуру Спасителя. Возможно, она понадобилась для того, чтобы носить ее с собой, использовать как амулет или пришить в другую книгу.