Идол, защищайся! Культ образов и иконоборческое насилие в Средние века — страница 39 из 72

евать «Иудину песню». Слова, обращенные к апостолу-отступнику, перенаправили к изображению Христа на кресте. В глазах иконоборцев распятие было всего лишь очередным идолом. Насмехаясь над фигурой Спасителя, кто-то из участников процессии потребовал: «Если ты Бог, защищайся, если ты человек, кровоточи!» Однако Христос не покарал святотатцев, а из дерева не показалось ни капли крови. Так что распятие отнесли в арсенал и там предали огню.

Атака на собор была совершена 9 февраля. На следующий день, в Пепельную среду, первый день Великого поста, иконоборцы устроили рядом с собором и другими церквями большие костры, в которых стали жечь статуи и алтарные образы. Фридолин Рифф (ок. 1488–1554), ткач и член малого совета города, который симпатизировал реформе, в своей хронике назвал их «карнавальными». В соответствии с календарем, которому следовали в Базеле, карнавал должен был начаться неделю спустя. Однако в других городах он уже был в разгаре. Пепельная среда ассоциировалась с огненной стихией. В этот день в церкви на лбу верующих рисовали пепельный крест — знак скорби и покаяния, которого от них ждали (рис. 119). Однако в 1529 г. в Базеле костры приобрели иной, но отчасти родственный смысл и стали инструментом очищения от католических идолов[425]. Шотландский реформатор Джон Нокс (ок. 1514–1572) писал, что даже тридцать лет спустя жители Базеля каждый год радостно праздновали то, как в Пепельную среду обратили стольких идолов в пепел[426].


Рис. 119. Эти пепельные кресты хорошо видны у изможденной старухи, которая олицетворяет пост, а также у всех персонажей, которые ее окружают.

Питер Брейгель Старший. Битва Карнавала и Поста, 1559 г.

Wien. Kunsthistorisches Museum. № GG 1016

Непроходимые обряды перехода

В Базеле иконоборцы обращались к распятию: «Если ты Бог, защищайся, если ты человек, кровоточи!» Похожие реплики мы встречаем в десятках других источников, описывающих атаки, совершенные протестантами в разных концах Европы. Перед тем как казнить идола, разбив его на куски, расстреляв из аркебузы или бросив в костер, иконоборец демонстративно заговаривает с ним: требует от него дать отпор, сдвинуться с места, спасти себя или совершить какое-нибудь еще чудо. Когда его обращение остается без ответа, он, словно разочарованный молчанием «истукана», обрушивает на него всю свою ненависть и «убивает» его[427].

Требуя, чтобы статуя Христа именно кровоточила, базельские иконоборцы апеллировали к теофаническим чудесам, которые играли огромную роль в позднесредневековом католицизме (рис. 120). Кровь, проступающая из неживого объекта (статуи — куска дерева или пресного хлебца — гостии), являет, что на самом деле он «жив», то есть исполнен силой прообраза. От распятий и фигур святых, подвергшихся атакам иудеев или еретиков, ждали, что они станут кровоточить, изобличая святотатство и демонстрируя легитимность культа образов. В соответствии с той же логикой в многочисленных евхаристических чудесах гостии, подвергшиеся поруганию, тоже кровоточат, зримо подтверждая догмат о реальном присутствии тела и крови Христовых в Святых Дарах[428]. В религиозной культуре позднего Средневековья чудеса от образов — это своего рода норма; исключительная, но ожидаемая реакция на словесную или физическую агрессию. Универсальность нормы объясняет универсальность вызова. Вот почему, с точки зрения иконоборцев, «отказ» распятия кровоточить означал лишь одно — что оно мертво[429].


Рис. 120. Французские войска разоряют монастырь в Комо. Образ Девы Марии в ответ начинает кровоточить.

Дибольд Шиллинг. Люцернская хроника. Люцерн, 1513 г.

Luzern. Korporation Luzern. Ms. S 23 fol. P. 486


Подобные чудеса строятся на том, что сакральная сила, олицетворяемая этим образом или воплощенная в нем, временно делает свое присутствие зримым, активизирует силу изображения. Граница между невидимым прообразом и материальным образом размывается или исчезает вовсе. В конце X — начале XI в. в Византии было зафиксировано предание о том, как греческий иконоборец, оказавшись с миссией в Риме, полоснул ножом по правой щеке икону Богородицы (Maria Romaia). Из раны тотчас же пошла кровь, словно материя иконы оборотилась плотью. Так Матерь Божья явила, что она пострадала в собственном изображении[430]. Аналогично доминиканец Винсент из Бове (ок. 1190 — ок. 1264) в своем «Зерцале истории» повествует о том, как некий брабантец кинул камень в cтатую Девы Марии с Младенцем. Из отколовшейся руки Иисуса тоже пошла кровь, «словно это была рука живого человека» (ac si esset hominis viventis)[431]. По формулировке Дэвида Фридберга, «Винсент отчетливо понимал, что статуя не ожила, а действовала так, как будто была живой. В этом и состояло чудо. <…> Если бы образы в силу своей природы считались живыми в сколько-нибудь нормальном и повседневном контексте, тогда в истечении крови или любой другой субстанции не было бы ничего чудесного, а значит, способного обратить сомневающихся. Однако подобные чудеса происходят и описываются столь часто, что во многих случаях разница между безжизненным объектом и живым существом, похоже, временно исчезает»[432]. Сама возможность такого смешения была не сбоем системы, а залогом эффективности христианского образа[433].

Аналогичные призывы ожить мы «услышим» во многих источниках, описывающих иконоборческие атаки, совершенные французскими гугенотами во время Религиозных войн второй половины XVI в. В Ангулеме, кидая в костер статую Христа, один из иконоборцев крикнул: «Ох, как он красив! Если ты Бог, вставай и соверши чудо». В Оранже гугеноты, избивая распятие, требовали от него: «Сотвори чудо и заговори». В Турне некий мясник, пройдясь по фигуре Христа хлыстом, приговаривал: «Если ты Бог, говори!»[434] Такие же реплики адресовали Богоматери и святым. В Пуатье гугеноты, прежде чем разбить статую св. Власия (Блеза), тоже призвали его защищаться[435]. В Сомюре один гугенот, разбив дароносицу, бросил гостию оземь со словами: «Вот твой Бог, если в нем есть сила, пусть себя спасет»[436].

Подобные выпады, вероятно, были настолько обычным делом, что католический проповедник Жак Ле Онгр в 1563 г. счел своим долгом на них ответить. По его словам, еретики, которые разбивают святые образы со словами «Идол, защищайся», стремятся поколебать веру простецов, но не понимают или делают вид, будто не понимают, что Христос, который сам принял муку и попускал поругание своих святых, попускает его и через образы. Посему их молчание — знак его бесконечного терпения, а не бессилия[437].

В 1542 г. немецкий город Хильдесхайм провел у себя реформу культа и перешел в лагерь лютеран. Год спустя во время карнавала (4 февраля) из церкви выволокли статую, изображавшую Христа после бичевания — в терновом венце, с потоками крови и с крестом на плече. Фигуру стали таскать по тавернам разных гильдий. В питейном зале портных у Спасителя потребовали, чтобы он с ними выпил. Когда он ожидаемо никак не отреагировал, над ним принялись насмехаться. «Ну как же он будет пить? <…> Его так отхлестали, что он весь окровавился, он свят и бессилен…» После этого, сделав паузу, чтобы все услышали тишину, мучители все же заставили его выпить, бросив ему в лицо кружку[438].

Безответные требования заговорить, закровоточить и защищаться, которые иконоборцы адресовали католическим статуям, конечно, дышат Ветхим Заветом. Они не могли не знать, как пророки изобличали немоту и бессилие языческих истуканов: «Горе тому, кто говорит дереву: „встань!“ и бессловесному камню: „пробудись!“ Научит ли он чему-нибудь? Вот, он обложен золотом и серебром, но дыхания в нем нет» (Авв. 2:19).

Однако здесь трудно не увидеть и новозаветный прообраз — насмешки над распятым Христом[439]. Как сказано в синоптических евангелиях, первосвященники, книжники и другие иудеи, пришедшие посмотреть казнь, а также римские воины поносили его: «Разрушающий храм и в три дня созидающий! спаси Себя самого; если ты Сын Божий, сойди с креста». Подобно и первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями, насмехаясь, говорили: «Других спасал, а себя самого не может спасти! Если он царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в него» (Мф. 27:40–42; ср.: Мк. 15:29–32; Лк. 23: 35–39)[440] (рис. 121). Ненавистники Христа на Голгофе злословили, насмехались и богохульствовали: в латинском тексте Вульгаты — deridebant, illudebant, blasphemabant.


Рис. 121. Римляне и иудеи, собравшиеся на Голгофе, богохульствуют в адрес Христа. На двух свитках, симметрично вытянувшихся по обе стороны от креста, сказано: «Если ты Сын Божий, сойди с креста» и «Если он царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста».

Зерцало человеческого спасения. Северо-Западная Германия, ок. 1360 г.

Darmstadt. Hessische Landes- und Hochschulbibliothek. Hs 2505. Fol. 46v


Теми же словами католические авторы в Средние века нередко описывали словесные выпады иудеев в адрес сакральных образов. Евреям, жившим в христианских землях, изображения распятого Христа (их часто именовали тиув