или тоэва — «мерзость»), а также образы святых, естественно, казались идолами. Самого Иисуса во многих иудейских текстах презрительно именовали «повешенным». Его обличали как сына блудницы, лжепророка, который провозгласил себя богом и был достоин самой позорной казни. Большинство обвинений в том, что евреи оскверняют христианские образы, которые постоянно звучали на средневековом Западе, скорее всего, было наветами. Иудеи жили под властью христиан. Покушаясь на святыни властвующего большинства, они подвергали свою жизнь, жизнь родных и существование своих общин смертельной опасности.
Однако, судя по еврейским источникам, такие атаки все же случались. Израильский историк Элиот Горовиц в книге «Дерзкие ритуалы: Пурим и наследие иудейского насилия» даже предполагает, что они не были такой уж редкостью. Сопротивляясь насильственному крещению или бросая вызов господствующей вере, евреи порой плевали на христианские образы, кидали в них камни или бросали их в нечистоты. Когда подобное происходило публично, их обычно ждала смерть, в которой они видели мученичество за веру. Например, в еврейской хронике, описывавшей погромы, случившиеся в эпоху Первого крестового похода, можно прочесть о том, как два еврея из Трира отказались поклониться распятию и один из них бросил в него палку[441]. Как пишет Галина Зеленина, автор недавней книги «Изгои Средневековья», такие истории близки к феномену, который американский антрополог Джеймс Скотт назвал «символическим сопротивлением»[442]. Подчиненные группы нередко отвечают на угнетение с помощью осмеяния, проклятий, а иногда и покушений на предметы, значимые для угнетателей.
С XII в. в католической Европе появилось новое, более зловещее и уже явно ложное обвинение, которое принято называть ритуальным. Иудеев начали судить и казнить за то, что они якобы похищают и убивают христианских детей — дабы на их невинных телах «повторить» (или пародировать) мучения, которые Христос претерпел от их предков[443]. Старейшим примером такого навета обычно считается история, произошедшая в 1144 г. в английском городе Норидже. Местных евреев ложно обвинили в том, что накануне Страстной пятницы они замучили двенадцатилетнего мальчика по имени Уильям. Вслед за нориджской историей аналогичные дела появились и на континенте[444].
В середине или второй половине XIII в. в Англии был записан текст, посвященный преступлению, (якобы) совершенному в Бристоле. Там рассказывается о том, как местный иудей по имени Сэмюэл (Самуил) вместе с маленьким сыном заманил к себе в дом христианского мальчика Адама. Опоив ребенка пивом, хозяева его связали, а затем распяли. В ходе ритуального истязания Сэмюэл величал Адама «богом христиан» (Hic est deus christianorum) или «телом христианского бога» (corpus dei christianorum). «Вновь и вновь плевал иудей в лицо мальчика и говорил: „Вот какая честь полагается твоему Христу и матери его“. И дал ему пощечину со словами: „Ты Христос — Сын Божий, сойди с креста, и уверуем в тебя как Бога нашего“». Позже Сэмюэл ударил ножом в голову Адама. Тот воскликнул: «О, я умер!» На это иудей отвечал: «Нет еще, но, если ты Бог христиан, сойди с креста и иди домой»[445]. Все эти реплики — тоже калька с насмехательств, которым, как сказано в синоптических Евангелиях, собравшиеся на Голгофе подвергли Христа. Вкладывая евангельский текст в уста убийцы и богохульника, автор «Страстей Адама Бристольского» уподоблял убийц мальчика богоубийцам, а его самого — Спасителю, «новому Адаму».
Церковь учила, что Христос не сошел с креста не из-за того, что не мог, а потому, что добровольно принес себя в жертву[446]. Как сказано в «Стандартной глоссе» — своде толкований к Библии, составленном в XII в., если бы он сошел с креста, то не явил бы смирения, а обещание иудеев уверовать в него, если бы он сотворил это чудо, было ложным, поскольку они не уверовали в него, даже когда он воскрес[447]. Велика вероятность того, что, описывая, как иконоборцы требовали от изображений Христа, Богоматери и святых сотворить чудо, католические авторы изобличали их как новых иудеев, святотатственно требовавших от святынь чуда («Если ты Сын Божий, сойди с креста» / «Если ты Бог, защищайся») и неспособных увидеть истину, даже если бы это чудо свершилось. В этом случае молчание распятий и других образов предстает как зеркальное отражение всетерпения поругаемого Христа.
Существует еще одна возможная параллель с евангельскими описаниями издевательств, которым Иисус подвергся в претории[448]. Возложив на него терновый венец и надев багряницу, римские воины в насмешку (inludebant, illuserunt) встают перед ним на колени, словно перед царем иудейским, а от глумливого смеха тотчас же переходят к насилию (Мф. 27:29–31; Мк. 15:17–20) (рис. 122). Подобная пародия на поклонение следует той же логике, что и действия иконоборцев. Ведь они, прежде чем изувечить или уничтожить идола, порой обращались к нему с притворной «молитвой».
Рис. 122. Иудеи измываются над Христом. Один из них вместо скипетра вручает ему ветку рогоза, а второй высовывает язык и тычет ему в лицо фигой. Как и во множестве других похожих изображений, созданных в XV–XVI вв., здесь физическое насилие неотделимо от осмеяния.
Молитвенник кардинала Альбрехта Бранденбургского. Брюгге, ок. 1525–1530 гг.
Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. Ludwig IX 19. Fol. 160v
Католические авторы могли описывать иконоборческие действа и реплики протестантов так, чтобы уподобить их мучителям Христа. Однако сами протестанты вряд ли идентифицировали себя с иудейскими первосвященниками и римскими воинами-язычниками. Возможно, они противопоставляли смиренного Спасителя, который не сошел с креста потому, что сам принес себя в жертву, деревянным и каменным истуканам, не способным себя защитить потому, что мертвы и бессильны. Или даже вовсе не думали о сходстве собственных слов с репликами врагов Христа, а просто разыгрывали похожий — и вечный — сценарий глумления.
Анализируя логику иконоборчества, Скрибнер предложил применить теорию «обрядов перехода», разработанную французским этнографом Арнольдом ван Геннепом (1873–1957). Во множестве культур переход человека в новый статус (достижение социальной зрелости, вступление в брак, приобретение особых знаний) состоит из трех стадий: отделения, промежуточного положения и включения[449]. Десакрализация начинается с того, что изображение (либо другие культовые предметы) изымают из сакрального пространства храма и выбрасывают в мир: на городскую площадь или тем более в какое-то нечистое место вроде таверны (рис. 123). Это создает «иронический контраст» между тем, чем этот объект считался раньше, и тем положением, в котором он очутился теперь. На третьей фазе образ, продемонстрировавший свое бессилие, демонстративно «казнят» либо, как и подобает просто куску материи, понижают в статусе: кидают в огонь как простое полено, чтобы приготовить ужин, или используют для практических целей. Так, некий житель Кельна в 1536 г. отломал у распятия руки и отдал их своим ребятишкам в качестве игрушек[450].
Рис. 123. Иконоборчество в аббатстве св. Иоанна в Тоггенбурге (кантон Санкт-Галлен), 14 октября 1528 г.
Генрих Буллингер. История Церкви и Реформации в Цюрихе. (Цюрих, 1605–1606 гг.)
Zürich. Zentralbibliothek. Ms B 316. Fol. 337
Одной из излюбленных насмешек, которую протестанты бросали католическим идолам, прежде чем кинуть их в костер, было предложение согреться. Так, один из гугенотов, отправляя на переплавку серебряное распятие из церкви Сент-Этьен в Лионе, шутя сообщил Христу, что раньше ему было холодно, ведь он был наг, но теперь-то они его разогреют[451]. В городе Фуа один гугенот был казнен за то, что, когда сжигали большое распятие, насмешливо бросил ему: «Вот сейчас ты согреешься получше, чем я» (Tut te chauffes a plus de points que moy)[452].
Огонь — идеальный способ без следа уничтожить деревянный образ. Бросая его в костер или в печь, иконоборец показывал, что идол ничем не отличается от любого полена (рис. 124). В Ветхом Завете немало призывов сжигать идолов, например известные строки Второзакония (7:5): «Но поступите с ними так: жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, и рощи их вырубите, и истуканов их сожгите огнем»[453]. Возможно, кто-то, шутя по поводу огонька, вспоминал ветхозаветные обличения богов из хвороста. «Плотник, выбрав дерево, протягивает по нему линию, остроконечным орудием делает на нем очертание… И это служит человеку топливом, и часть из этого употребляет он на то, чтобы ему было тепло, и разводит огонь, и печет хлеб. И из того же делает бога… Часть дерева сожигает в огне, другою частию варит мясо в пищу, жарит жаркое и ест досыта, а также греется…» (Ис. 44:13, 15–17). И лолларды в конце XIV–XV в., и протестанты в XVI в. любили повторять, что идолы ни на что не годны: те, что сделаны из драгоценных металлов, нужно переплавить и раздать эти деньги бедным, а те, что вырезаны из дерева, лучше использовать как дрова — чтобы бедняки смогли согреться и приготовить пищу[454]. В 1640 г. солдаты-пуритане ворвались в церковь Девы Марии в Редвинтере (Эссекс, Англия), разломали алтарную преграду, схватили фигуры святых, привязали их к дереву, отхлестали, потом отнесли в Сафрон-Уолден, а там растопили ими печь. При этом кто-то из иконоборцев приговаривал: «Если вы боги, то спасите себя»