. Они отвергали поклонение образам как идолопоклонство и узурпацию чести, которая подобает только гостии — телу Христову. В 1417 г. Якоубек из Стршибра (1370–1429), ставший одним из гуситских лидеров, произнес в Праге проповедь, в которой обрушился на церковную роскошь и изобилие статуй, которое вовсе не ведет к Богу[468]. В ходе Гуситских войн по королевству прокатилась волна нападений на церкви и церковные владения. Во многих случаях гуситы целенаправленно атаковали ненавистные им изображения. В Праге в 1419–1421 гг. церкви были целенаправленно вычищены от идолов[469].
Дадим слово Лаврентию из Бржезовой (ум. ок. 1437) — автору «Гуситской хроники», одного из важнейших свидетельств о религиозной революции, случившейся в Чешском королевстве. Он был священником, который поддержал церковную реформу, но выступал против радикалов-таборитов. Вот как он описывал их иконоборческую теорию и практику: «…они с величайшим ожесточением обрушивались ежедневно в своих проповедях как на всякие изображения распятого Христа, так и на статуи святых, так что все эти изображения, как глухих и немых идолов, они выбрасывали из церквей и тут же ломали или предавали пучине огненной. Ибо сказано в писании: „Я Господь Бог твой, который вывел тебя из земли египетской и из дома рабства; да не будет у тебя других богов и не сотвори себе кумира ни всякого подобия ни на небесах — вверху, ни на земле — внизу“ и т. д. По этой причине не только табориты, но вместе с ними и многие пражане ломали, разбивали и сжигали все церковные иконы и статуи, где бы они их ни находили, или, выколов им глаза и отрубив носы, оставляли их, как позорные чудовища, на великий стыд и позорили, богохульственно говоря при этом: „Если ты бог или его святой, защити себя сам, и мы уверуем в тебя“. Иконы же, написанные на стенах, они, осыпая оскорблениями, поражали копьями или ножами или забрасывали грязью. И были в те времена драгоценнейшие надалтарные картины разбиты таборитами перед ратушей и сожжены у монастыря св. Амвросия»[470]. Реплика «Если ты бог или его святой, защити себя сам, и мы уверуем в тебя» явно построена по модели насмешек, которые бросали Христу первосвященники с фарисеями (Мф. 27:42; Мк. 15:32).
Похожая формулировка повторяется и в другой главе хроники, где повествуется о том, как радикальные гуситы под предводительством Яна Желивского в июне 1421 г. осаждали Пражский град: «На третий же день после этого по приказанию пресвитера Иоанна [Яна] они с богохульством сожгли искусные картины и множество тонко выполненных и драгоценных икон над многими алтарями, и среди прочих — чтобы более явно было их безумие — они также выставили в притворе храма образ (ymaginem)[471], изображающий Христа, сидящего на ослице, и, повернув лицо к Мишне (Мейсену — епископ Мейсена был союзником императора Сигизмунда I, возглавлявшего Крестовый поход против гуситов. — М. М.), богохульственно говорили: „Если ты истинный Христос, благослови Мишну!“[472], — а потом, сейчас же, столкнув его с притвора, разбили в мелкие куски[473]. Это богохульство и их безумие были причиной большого поражения пражан, нанесенного им мишненцами у города Моста, как это станет ясно из последующего»[474].
Реплика, брошенная пражанами статуе Христа, вероятно, построена на двойном вызове: они не только требуют от него чуда (чтобы Христос явил себя в идоле), зная, что этого чуда не произойдет, но и призывают его благословить вражеский стан: Христос не благословит через идола, а мейсенцы только идольского благословения и достойны.
Еще одну похожую реплику в своем «Муравейнике» (1437) приводит швабский доминиканец Иоханнес Нидер, который в 1420-х гг. проповедовал крестовый поход против гуситов. В третьей книге трактата он кратко излагает их учение, а затем приводит несколько «примеров». Они были призваны доказать, что Господь, несмотря на успехи еретиков, вовсе не оставил католическую церковь своим попечением и продолжил творить чудеса, которые ясно показывают, на чьей он стороне. Одна из историй, которую, по словам Нидера, ему рассказал бранденбургский маркграф Фридрих, произошла во время осады гуситами замка Плассембург в городе Кульмбахе (1429–1430).
Монахи, клирики, местные евреи и все жители города укрылись в крепости. Время от времени осажденные делали вылазки за ее пределы и обстреливали осаждающих. Однажды, когда вместе с ними пошел иудей, прекрасно стрелявший из ручной бомбарды, гуситы вытащили каменную статую Христа, молящегося в Гефсиманском саду. Один из них подошел к ней и, насмехаясь, прокричал: «Вот ваш Бог! Если хочет, пусть себя освободит!» И тотчас обезглавил статую одним ударом. После этого иудей, защищая чужую для него католическую веру, выстрелил из своей бомбарды и с первого же раза, ко всеобщему изумлению, поразил еретика. Нидер, рассказывая эту историю, фактически приравнял его меткость к чуду[475]. В устах гусита (если предположить, что эта история действительно выглядела так, как описано в «Муравейнике») издевательское воззвание к идолу отсылает к идее его бессилия. В устах католического полемиста, вероятно, позволяет отождествить еретиков, казнящих статую Христа, с теми, кто распял его самого.
Вражеские святые
Однако не стоит думать, что провокационные выпады в адрес высших сил были монополией еретиков, которые критиковали злоупотребления католического культа образов или полностью его отвергали. В средневековых источниках их можно «услышать» и от самих католиков.
Например, францисканец Салимбене де Адам в своей «Хронике» (1283–1288) повествует о том, как в 1285 г. во время гражданской войны в Модене войско одной из враждующих группировок осадило замок Магрета. Когда он был взят, некий Нери ди Леккатерра, «войдя в храм блаженной Девы Марии, находившийся в замке, развел там костер, желая спалить его, и молвил: „Ну, защищайся, Святая Мария, если сможешь!“ Но не успел он произнести эти дерзкие и поносные слова, как откуда ни возьмись прилетело пущенное кем-то копье, пробило ему доспех, попало в сердце, и он тотчас же пал мертвым. А поскольку никто из своих уж точно не брался за копье и тем более не обращал его против него, полагают, что поразил его не иначе, как сам Меркурий, которому и раньше случалось карать за нанесенные преславной Деве Марии обиды»[476].
Копье, убившее Нери, отсылает к известному преданию о гибели императора Юлиана Отступника (361–363) — одного из самых ненавистных для христиан персонажей римской истории. Во многих житиях и хрониках можно было прочесть о том, что во время похода против персов он был убит ударом копья, невидимо посланного св. Меркурием Кесарийским. Дева Мария поручила этому мученику отомстить за гонения против Церкви (рис. 126)[477]. В Средневековье возникла похожая легенда о том, что датский и норвежский король Свен Вилобородый (ум. 1014), который вторгся в Англию, был заколот св. Эдмундом. Этот король Восточной Англии был убит во время нашествия викингов в 870 г., и его тоже стали почитать как святого мученика. По преданию, он пронзил Свена копьем, как некогда св. Меркурий — императора Юлиана (рис. 127)[478]. Через отсылку к преданию об Отступнике францисканский хронист подчеркивает, что Нери постигла Божья кара. Кроме того, в первый раз упомянув ди Леккатерру, Салимбене охарактеризовал его как отличного бойца, умело орудовавшего копьем[479]. Так что смерть от того же орудия, возможно, должна была восприниматься читателем как своего рода «зеркальное» наказание, воздаяние за его гордыню.
Рис. 126. Св. Меркурий (в золотых доспехах и со щитом с изображением красного Георгиевского креста) вонзает копье в живот Юлиану Отступнику.
Винсент из Бове. Зерцало истории. Париж, 1463 г.
Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Français 51. Fol. 211
Рис. 127. Св. Эдмунд вонзает копье в живот Свену, за спиной которого сидит маленький черный демон.
Джон Литгейт. Стихотворное житие св. Эдмунда и св. Фремунда. Южная Англия, ок. 1434–1439 гг.
London. British Library. Ms. Harley 2278. Fol. 103v
Мы не знаем, действительно ли Нери бросил Деве Марии такие слова. Но, если судить по тексту Салимбене, перед нами не идейный иконоборческий жест, а атака против вражеской святыни. Швейцарский историк Ги П. Маршал напомнил о том, что во время средневековых гражданских смут, феодальных распрей или войн между государями разорение чужих церквей и монастырей было нередким делом (рис. 128, 129)[480]. Само собой, в Средние века, как и в наши дни, война была часто сопряжена с моральной дискредитацией и даже демонизацией врага. Ему приписывали все мыслимые злодеяния и обличали как варвара и безбожника. Во время набегов и осад отряды баронов или королевские армии нередко брали штурмом церкви, расположенные в замках или городах противника. Это неудивительно, ведь храмы с их массивными каменными стенами служили убежищем для обороняющихся или входили в состав укреплений[481]. И даже если их разорение было рутинным актом войны, а вовсе не намеренным святотатством, пострадавшие, обличая обидчика, могли выставить его врагом Христа, Богоматери и святых. Мы обычно «слышим» голос одной стороны, и трудно выяснить, следует ли ему верить. Что перед нами: более или менее точное описание поступков, действительно совершенных кем-то; враждебный или панический слух, запечатленный хронистом; сцена, которую он сам домыслил, чтобы обличить врага и уподобить его другим грешникам и злодеям? Это сложный вопрос, и часто ответить на него невозможно. Однако свидет