[585]. При этом многие образы из христианской иконографии не просто заимствовали, а переосмысляли — в духе еврейской мечты о грядущем освобождении от угнетения со стороны «гоев» и мессианском триумфе над всеми врагами. Новая еврейская иконография возникла в диалоге с христианской — и одновременно в противостоянии с ней[586].
150. Слева: Моисей уводит свою жену с двумя сыновьями из Египта.
Золотая Агада. Каталония, вторая четверть XIV в.
London. British Library. Ms. Add. 21160. Fol. 10v
Справа: Бегство Святого семейства в Египет.
Псалтирь. Париж или Реймс (?), ок. 1250–1260 гг.
London. British Library. Ms. Add. 17868. Fol. 19
В XIII столетии в европейских городах начали множиться книжные мастерские, где работали профессиональные переписчики и художники-иллюминаторы. Если до того большая часть рукописей создавалась в монастырских скрипториях, теперь появился светский рынок книг. А он уже был доступен и для иудеев. По гипотезе историка Эвы Фроймович, еврейская элита стала заказывать роскошные рукописи, украшенные миниатюрами, подражая христианской знати.
Однако насколько это благочестиво? Можно ли держать в доме изображения людей, даже если это ветхозаветные праотцы? На этот счет было слишком много сомнений и опасений. Потому, видимо, сами заказчики или позже кто-то из их единоверцев, к которым переходила рукопись, решали обезличить персонажей миниатюр. Нет лиц — нет идолопоклонства. Фроймович напоминает о древней процедуре под названием «битуль аводат кохавим» — «упразднение идолопоклонства». Она упоминалась в талмудическом трактате «Авода Зара» («Об иноземном поклонении»), а потом у Маймонида (ум. 1204) в своде еврейского закона «Мишне Тора» («Повторение Торы»). Чтобы иудей мог вступить во владение каким-то изображением, созданным иноверцами, сами идолопоклонники должны были его предварительно нейтрализовать. Поскольку в Талмуде речь шла о скульптурных изображениях, идолу требовалось отколоть кончик носа, мочку уха или кончик пальца либо стукнуть по лицу так, чтобы оно утратило изначальный облик. При этом, если идолопоклонник плевал перед изображением, рядом с ним мочился, кидал в него испражнения или волочил его по земле, то есть унижал, но не изменял его формы, это нейтрализацией не считалось[587]. Возможно, именно этот ритуал Иосиф бен Моше или кто-то другой провел с рукописью библейских комментариев, которую я упоминал выше[588].
Со временем евреи-ашкеназы выработали множество других приемов, которые позволяли им заказывать и создавать рукописи с иллюстрациями, не вступая в прямое столкновение с заветами своей веры[589]. В 1236–1238 гг. тот же Иосиф бен Моше приобрел еще один манускрипт. Это была роскошная трехтомная Библия с таргумами (арамейским пересказом) и масорой (грамматическим и лексикографическим комментарием). Сейчас ее принято называть Амброзианской — поскольку она хранится в миланской Biblioteca Ambrosiana[590]. Новый том, вероятно, был иллюминирован уже не христианскими, а еврейскими мастерами. И в нем, чтобы уйти от изображения лиц или нейтрализовать исходившую от них угрозу идолопоклонства, использованы другие приемы. Все они потом множество раз будут применены и в других иудейских рукописях[591].
Рис. 151. Моисей, который держит скрижали Завета, изображен без глаз.
Махзор. Хаммельбург, 1347–1348 гг.
Darmstadt. Universitäts- und Landesbibliothek. Cod. Or 13. Fol. 126
Рис. 152. Авраам, его сын Исаак и ангел, который не дал принести мальчика в жертву, изначально были изображены без глаз. Позже их дорисовали другими чернилами, а потом попытались выскоблить[592].
Махзор. Хаммельбург, 1347–1348 гг.
Darmstadt. Universitäts- und Landesbibliothek. Cod. Or 13. Fol. 202v
Рис. 153. Дрезденский махзор. Южная Германия, ок. 1290 г.
Dresden. Staats- und Universitätsbibliothek. Ms. Dresd.A.46.a. Fol. 202v
Где-то лица с самого начала оставляли пустыми (рис. 151, 152) или, нарисовав, забеливали; где-то всех или почти всех персонажей изображали со спины или в таком развороте, при котором лица не было видно[593]; где-то им надвигали на лица шлемы или шапки; а где-то их лица были закрыты длинными волосами[594]. Хорошим примером может служить одна из миниатюр в Дрезденском махзоре (ок. 1290) — молитвеннике, который содержал литургические тексты на Пурим, Песах и Шавуот (рис. 153). В сцене, где Моисей получает от Бога (мы видим лишь его длань) скрижали, а потом вручает их израильтянам, все персонажи изображены так, что их лиц или глаз не видно. У самого Моисея на глаза надвинут венок, а у трубящих ангелов — короны. Израильтяне показаны в таком развороте от зрителя, что их лица неразличимы. Одни стоят, повернувшись спиной, у других на глаза опущены шапки, а третьи закрывают лица руками[595].
Похожие приемы нередко встречаются и в христианской иконографии, только там у них был совершенно другой, часто антиеврейский, смысл. Синагогу, персонификацию иудейского закона, или иудейских первосвященников с фарисеями часто изображали «незрячими». Их глаза закрыты повязками, вуалями, капюшонами, обвивающимися вокруг головы змеями или лапами бесов, которые застилают им взор, чтобы они не узрели истину (рис. 154). То, что их очи скрыты, олицетворяет их духовное помрачение, неспособность или нежелание узреть свет христианской истины и признать в Христе Мессию[596].
Рис. 154. Торжествующая Церковь и понурая Синагога. Ее глаза застилает змей или дракон — привычная «маска» дьявола.
Петр Коместор. Схоластическая история. Лондон (?), 1283–1300 гг.
London. British Library. Ms. Royal 3 D VI. Fol. 93
Аналогично в католической иконографии время от времени встречались и персонажи, которые были развернуты к зрителю спиной. Например, в немецких рукописях «Всемирной хроники» Рудольфа фон Эмса так представляли самого Бога Отца, который беседовал с Моисеем, но не явил ему своего лица: «Человек не может меня увидеть и остаться в живых… Когда же будет проходить слава моя, я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою моей, доколе не пройду; и когда сниму руку мою, ты увидишь меня сзади, а лице мое не будет видимо» (Исх. 33:20, 22–23). Потому на иллюстрациях к этой сцене и к другому эпизоду, где Господь обратился к Моисею из пламени неопалимой купины, но тот «закрыл лице свое, потому что боялся воззреть на Бога» (Исх. 3:2–6), мастера порой представляли не лицо, а затылок Господа, окруженный золотым нимбом или огненным сиянием (рис. 155). Этот редкий прием напоминал о том, что, в отличие от Бога Сына, который принял человеческую плоть, Бог Отец никогда не являл своего облика. Он представал перед людьми под покровом горящего куста, огненного и облачного столпа, за которым израильтяне шли из Египта (Исх. 13:21), или пламени, пылающего на вершине Синая (Исх. 19:18). Однако сам Господь оставался незрим. Его невозможно представить и тем более изобразить[597].
Рис. 155. Рудольф фон Эмс. Всемирная хроника. Цюрих (?), 1340-е гг.
Zürich. Zentralbibliothek. Ms. Rh. 15. Fol. 87
На некоторых образах Тайной вечери часть апостолов была развернута спиной к зрителю. За этим решением не стоит искать символического подтекста — перед нами композиционные поиски. Мастера пытались разместить двенадцать учеников за круглым столом и показать сам стол так, чтобы мы увидели глубину пространства. Апостолы, чьих лиц мы не видим, ничуть не хуже тех, кто смотрит прямо на нас[598].
Однако чаще всего изображение со спины или в таком развороте, что зритель мог разглядеть лишь край щеки персонажа, явно указывало на то, что перед нами грешник или человек, как-то еще связанный с силами зла. Скажем, так нередко представляли воинов, которые истязают Христа или христианских мучеников. Они изо всех сил бьют, рубят и хлещут. Их удары ожесточенны, а тела вывернуты — так средневековые мастера демонстрировали звериную жестокость палачей[599].
Откроем французскую Морализованную Библию. На одном из ее листов нечестивая израильская царица Иезавель, угрожавшая пророку Илии за то, что он заколол пророков Вааловых (3 Цар. 19:1–3), выступает как олицетворение Синагоги, которая обрушилась с бранью на Христа[600]. В медальоне, где визуализируется этот комментарий, художник изобразил Синагогу как полунагую женщину с распущенными волосами. Вокруг ее головы, застилая ей взор, вьется змея. Нечестивица замахивается на Христа и развернута так, что мы видим лишь ее спину и правую щеку. Ее движения беспорядочны и агрессивны. И то, что мастер нарисовал ее со спины, явно усиливает негативное послание, заложенное им в этот образ (рис. 156).
Рис. 156. Царица Иезавель (вверху) и демоническая Синагога (внизу).
Морализованная Библия. Париж, вторая четверть XIII в.
Wien. Österreichische Nationalbibliothek. Cod. 2554. Fol. 53v
В еврейских рукописях, созданных в XIII–XIV вв. в германских землях, нежелание изображать и видеть человеческие лица было продиктовано религиозными запретами. И с пустым, затертым или закрытым лицом представляли не только злодеев, как царедворца Амана, решившего истребить всех евреев Персии (Есф., гл. 1–10), но и праведников или ангелов, посланных Богом с небес. Разные методы обезличивания персонажей легко сочетались на страницах одной рукописи, а порой и на одной миниатюре. В той же Амброзианской Библии одни лица стерты или записаны белым. Часть фигур изначально была изображена к нам спиной, а в нескольких случаях их потом скорректировали — вместо лиц нарисовали затылки. Теперь получается, что их тела развернуты к зрителю, а головы — от него