Рис. 183. Крещение Христа.
Слева: Евангелиарий. Прюм, первая треть XII в.
Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Latin 17325. Fol. 22
Справа: Зерцало человеческого спасения. Болонья, вторая половина XIV в.
Paris. Bibliothèque de l’Arsenal. Ms. Arsenal 593. Fol. 14
Существовали разные взгляды на то, был ли Христос распят нагим (ведь воины под крестом делили его одежды), или его тело прикрыли какой-то тканью. Некоторые средневековые тексты — от трактатов, посвященных Страстям Христовым, до откровений мистиков, которые представляли себя «свидетелями» голгофской казни, — говорили о том, что он был обнажен[650]. Или что римляне сорвали с него одежду, но скорбная мать прикрыла его своим покрывалом. Как сказано в «Размышлениях о жизни Христа» (ок. 1300) Псевдо-Бонавентуры, «вот одни вбивают крест в землю, другие достают гвозди и молотки, третьи подтаскивают лестницу и готовят инструменты, четвертые отдают распоряжения, чтó и как делать, пятые снимают с Него одежду. Опять Его раздевают, в третий раз сегодня Он стоит голый перед целой толпой, рваная одежда присохла к израненной плоти и теперь отдирается с кожей и с кровью, вновь открывая раны. В этот миг мать впервые видит, чтó сделали с ее Сыном, как подготовили Его к удару последней, смертной боли. Она печалится без меры, она краснеет, видя Его совершенно голым: они не оставили Ему даже набедренной повязки. Она спешит к Сыну, подбегает, обнимает Его, снимает свое покрывало с головы и укутывает Его»[651].
На западных изображениях Распятия, созданных с XIII в., Богочеловек чаще всего одет в набедренную повязку (perizonium): плотную или полупрозрачную. В тех редких случаях, когда ее нет, он обычно перекрещивает ноги так, чтобы скрыть свои гениталии[652]. В «Стихотворном житии святой Девы Марии и Спасителя» (XIII в.) и других текстах было сказано, что Христа распяли полностью раздетым. Но после того, как его руки были прибиты ко кресту, он скромно положил одну ногу на другую, так что его ступни были пронзены не двумя, а одним гвоздем[653]. Однако существуют живописные изображения, где повязка приспущена или полупрозрачна, так что мы видим пенис Спасителя (рис. 184). Кроме того, известны резные Распятия, где он полностью обнажен[654]. Скорее всего, таких образов раньше было больше, но впоследствии их уничтожили или «выправили», чтобы не вводить верующих в смущение наготой их Спасителя.
Рис. 184. Ян ван Эйк. Распятие, ок. 1430–1435 гг.
Berlin. Gemäldegalerie. № 525F
Порой новорожденный или даже взрослый Спаситель специально развернут так, чтобы зритель увидел его гениталии; кто-то из персонажей — чаще всего один из волхвов, пришедших к нему с дарами, — склоняется, чтобы их рассмотреть; Дева Мария указывает на них либо закрывает их рукой, но тем самым приглашает зрителя задуматься о том, что за ней скрыто. В одном из видений, которое св. Бригитта Шведская включила в свои «Откровения» (1340-е гг.), пастухи пришли к новорожденному Мессии и спросили Марию, кого она родила: мальчика или девочку. В ответ она приподняла пеленку и показала им пенис Иисуса. Потому на многих позднесредневековых изображениях, которые были вдохновлены «Откровениями», Богоматерь демонстрирует пастухам гениталии Сына[655]. В 1983 г. американский историк Лео Стейнберг опубликовал книгу с провокативным названием «Сексуальность Христа в искусстве Возрождения и в современном забвении». По его гипотезе, интерес к гениталиям Богочеловека был мотивирован богословски. Показывая его пенис, художники напоминали о том, что он способен к продолжению рода, а это доказывало его полное вочеловечивание и истинность боговоплощения[656]. Даже если он прав, гениталии Иисуса явно могли вызывать смущение, а порой и сексуальный отклик у зрителей таких образов.
А еще нужно вспомнить о душах умерших — до всеобщего воскресения перед Страшным судом. Их в Средние века чаще всего изображали в облике нагих человечков (homunculi) — обычно размером с младенцев или детей (в сценах, где они покидают свою телесную оболочку) либо ростом с других персонажей (рис. 185, 186). Человеческие фигурки — это условное обозначение бестелесной души, но не только. Многие раннехристианские и средневековые богословы — от Иринея Лионского и Августина Гиппонского до Фомы Аквинского — учили, что после смерти человека его душа приобретает некое «подобие тела» (similitudo corporis). А некоторые из них утверждали, что она сохраняет сходство не с человеком вообще, а с конкретным «хозяином». Нагота душ, вылетающих из уст умерших, соотносила смерть, освобождение от оков плоти, с рождением к новой жизни. Кроме того, вероятно, она помогала отличить души, разлученные с телом, от изображений воскресших, которые вновь воссоединились с телами и облачились в одежды белые (Откр. 6:11). Иногда, чтобы подчеркнуть особую природу душ, их представляли бесполыми, а иногда — с гениталиями, которые указывали на пол конкретного праведника или грешника[657].
Рис. 185. Господь-Творец и душа.
Джон Ле Палмер. Энциклопедия «Все благо» (Omne bonum). Лондон, ок. 1360–1375 гг.
London. British Library. Ms. Royal 6 E VI. Fol. 94v
Рис. 186. Ангелы возносят души праведников в Царствие Небесное.
Часослов Изабеллы I Кастильской. Брюгге и Гент, ок. 1500 г.
Cleveland Museum of Art. Leonard C. Hanna, Jr. Fund. № 1963.256.24.b. Fol. 24v
В отличие от душ, покидающих свои тела, души, уже оказавшиеся в мире ином (одни — в преисподней, другие — в Царствии Небесном), как правило, представляли в облике взрослых — такого же роста, как ангелы или демоны[658]. В последние столетия Средневековья святых, которые пребывают в небесных чертогах, славят Творца и ходатайствуют перед ним за людей, изображали одетыми: монахов — в рясах их орденов, епископов — в литургических облачениях и митрах, королей — в мантиях и коронах, мучениц — в платьях по женской моде эпохи, когда было создано конкретное изображение. Их одеяния олицетворяли небесную славу, в которую облачены небесные заступники, указывали на тип святости, к которому они принадлежат, и позволяли уйти от сомнений, дозволено ли изображать праведников нагими.
Напротив, грешников, которых бесы тащат в ад или истязают в глубине преисподней, чаще всего представляли нагими (не считая головных уборов, которые указывали на их статус: короны королей, тиары пап, митры епископов и т. д.) и с половыми органами. Обнажение гениталий напоминало о грехах плоти и о том, что порок укоренен в чувственности. Например, чтобы изобличить сладострастие, прелюбодеяние или содомию, средневековые мастера обычно изображали пары любовников или грешников, которым бесы и инфернальные твари (змеи, жабы, драконы) вцепляются в пах или груди.
Святые на небесах почти всегда одеты, но души обычных праведников тоже нередко представляли обнаженными. Значение наготы сильно зависело от контекста. В одних случаях она говорила о бедности, смирении, прекрасной непадшей плоти и утраченной чистоте, которую человек вновь обретет, подражая нагому, то есть милостивому и страдающему Христу. В других — нагота, напротив, изобличала пороки плоти и пагубную материальность.
Оскорбленные взоры
Помимо мастера, который создает изображение, у него есть зритель — знатный господин, заказавший алтарный образ для своей часовни, купец, который приобрел в лавке рукопись, украшенную миниатюрами, или монах, открывший ее в библиотеке обители, прихожанин, который всю жизнь молится перед одной фреской в деревенской церкви, или паломник, который добрался до собора, где хранятся мощи какого-то почитаемого чудотворца, и теперь рассматривает росписи, покрывающие стены его «дома». И реакция, которую изображение могло вызвать у зрителя, не всегда была прогнозируема.
Нагота и любые проявления чувственности (даже если изображение было создано для того, чтобы ее осудить) вызывали у многих смущение и отторжение. Потому в стольких средневековых манускриптах они подвергались частной цензуре. Чаще всего ее жертвами становились изображения половых органов (у человека, гибридов, демонов, идолов), а также фигуры любовников — даже если они благопристойно скрыты одеялом (рис. 187, 188, 189)[659].
Рис. 187. В третьем поясе седьмого круга преисподней в раскаленных песках под летящим с неба огнем мучаются содомиты, согрешившие «против природы». Нагие нечестивцы носятся среди языков пламени. Кто-то из читателей, видимо, чтобы скрыть их греховные чресла, вырезал из листа длинную полосу.
Данте Алигьери. Божественная комедия (с комментарием Гинифорте Барциццы). Милан, ок. 1440 г.
Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Italien 2017. Fol. 185v
Рис. 188. Как рассказывается в главе 19 Книги Бытия, после того как Господь уничтожил Содом и Гоморру, дочери праведника Лота решили, что на земле больше не осталось мужчин. Потому они опоили отца и с ним переспали, чтобы родить потомство. «И вошла старшая и спала с отцом своим [в ту ночь]… На другой день старшая сказала младшей: вот, я спала вчера с отцом моим; напоим его вином и в эту ночь; и ты войди, спи с ним, и восставим от отца нашего племя. И напоили отца своего вином и в эту ночь; и вошла младшая и спала с ним… И сделались обе дочери Лотовы беременными от отца своего» (Быт. 19:33–36). На этой миниатюре кто-то, стремясь скрыть или наказать инцест, замазал фигуры Лота и обеих его дочерей.