— И все-таки они здесь. Четверо Детей Икон во плоти.
Я крепче прижимаюсь плечом к краю бочки.
Фортис продолжает:
— Я просто ищу небольшой помощи у старого друга. Или у семьи, можно сказать.
Он снова говорит, будто поддразнивает, но я знаю, что это не так. Фортис предельно серьезен.
В голосе Биби звучит недоверие.
— Если то, что ты говоришь, правда, то они не просто дети. Только не дети. Я не знаю, что они такое. — Он вдруг понижает голос, и мне приходится напрячься, чтобы расслышать. — До меня доходили слухи, да. О том, что случилось в Хоуле. Только я в это не верил. Просто не позволял себе действительно поверить в то, что Икона в Хоуле разрушена. Я бы не сумел принять то, что это означает… если это сделали они. — Биби качает головой. — Невообразимо. Та сила, которой они обладают. Те вещи, которые мы создали.
Вещи.
Вот что такое мы.
— Я же был там, в Хоуле, — злорадно говорит Фортис, он как будто наслаждается каждым мгновением, впитывает реакцию Биби. — Мы это сделали. Это более чем вообразимо и стоит того, чтобы верить. Так что поверь.
Следует настолько долгая пауза, что я думаю, разговор окончен… но потом слышу протяжный вздох. Я сосредоточиваюсь сильнее, проталкиваюсь сквозь пространство — и наконец снова вижу лицо.
Это Биби.
— Хорошо. Они могут здесь оставаться столько, сколько захотят. Но не ты, мерк.
— Ну, Уильям! Я уже начинаю думать, что тебе хочется сделать вид, будто мы и не работали в лаборатории бок о бок, а? В славные дни нашей юности?
— В то время я не догадывался, с какой крысой имею дело.
Так это ты крыса, Фортис?
Что же ты сделал?
Что ты делал и для кого ты это делал?
— Ты произносишь «крыса» так, словно это бранное слово. А я предпочитаю говорить — гибкий реалист. — Теперь голос Фортиса весьма холоден. — В конце концов, я мерк. И никогда не утверждал обратного.
Снова пауза. Потом Биби добавляет:
— Кстати… никогда не мог понять. Что было такого во всем этом для тебя? В нашем маленьком проекте «Человечество»?
Тон Фортиса становится ликующим.
— А, вот видишь! Теперь тебе любопытно. Под всей этой монашеской чушью и учительской ерундой ты ничуть не отличаешься от меня. Хочешь знать, работает ли это? То, что мы начали? — Он почти кричит. — Потому что ты слышал о Хоуле. И знаешь, что они могут сделать, что они уже сделали. Ты понимаешь, что и теперь что-то происходит, ведь так? Нечто куда большее, чем то, что мы начинали много лет назад.
Биби переходит в оборону:
— Я ничего не хочу знать. Не ценой того, чтобы снова действовать заодно с тобой. Я усвоил урок.
— Вот и отлично. И не надо. — Фортис смеется.
— И не стану. Так что мне кажется, разговор окончен, — говорит Биби.
— Но ты бы подумал, разве нет? Если кое-что исключить, — откликается Фортис.
— Ну, начинается. Опять по кругу, — произносит Биби. — Дай-ка угадаю. Тебе нужна моя помощь.
— Ты знаешь колонистов лучше кого бы то ни было. — Фортис раздражен. Я это слышу по его тону. — Ты или Янг. В особенности теперь, когда Эла вне игры.
— Ну да. Об этом я слышал. В самом деле, очень странно. Для выжившего вроде Элы.
— Это мне не мешает.
— Мешает. В особенности если учесть, что Янг ненавидит тебя даже сильнее, чем я. — Биби вздыхает.
Фортис почти рычит:
— Смейся, если тебе это нравится. Но мне необходимо кое-кого найти. Нам необходимо найти. Еще одну вроде этих четверых. Если она существует. Пятая.
— Бог мой…
Снова следует долгое молчание.
Фортис негромко откашливается:
— Ты не пожалеешь о потраченном времени.
Биби отвечает, и в его тоне слышится горечь.
— Ну да, конечно. Ты всегда так говоришь, но почему-то я всегда прихожу к тому, что перестаю понимать твои намерения.
Фортис принимается расхаживать по комнате. Я слышу, как доски пола поскрипывают под его ногами.
Биби повышает голос:
— Что они знают? Эти так называемые дети?
— Они вряд ли дети, в этом я с тобой согласен. После всего того, что они видели. И сделали.
— То, что ты делаешь, меняет тебя. Это всем известно, мерк.
— Как и тебе, Уильям.
— И?..
— Они знают, что именно представляют собой, более или менее. Они знают, зачем они здесь, ну, по крайней мере, отчасти. Настолько, насколько могут понимать.
Я застываю. Просто поверить не могу, что слышу эти слова, да еще от самого Фортиса.
Он думает, я знаю, что я такое и почему я здесь? Более или менее знаю?
И почему он обсуждает все это с чужаком, а не со мной?
Мое сердце стучит, как каблуки по тротуару. Оно бежит. Оно мчится.
Летит.
Я не в силах дышать.
Мне кажется, что голова вот-вот взорвется.
Я теряю сознание.
— Дол! Дол, что с тобой? — Это Тима, она хватает меня за руку.
Открываю глаза.
Все исчезло.
Следующее, что проникает в мое сознание: я сижу в воде и моя голова тоже погружена. Но ощущения чистоты нет, сколько бы лепестков роз, кусочков кожуры лайма и душистых стеблей лимонной травы ни бросила в бочки экономка Биби.
Вода не освежает, не заставляет меня почувствовать более или менее самой собой. Прежней собой.
И ничто не заставит.
Биби и Фортис.
Янг и Эла, кем бы они ни были.
А потом Тима, и Лукас, и Ро, и я.
Тима, и Лукас, и Ро, и я, и маленькая нефритовая девочка.
Как мы оказались все вместе? Мы и те мужчины, которые обращаются с нами как с детьми, но при этом утверждают, что мы не дети?
Что они должны сделать с нами?
И чем бы это ни было, откуда им все известно? Почему Фортис не хочет объяснить мне? И почему меня это тревожит так сильно?
Плещу водой себе в лицо и на спину и снова — в горящие глаза.
Если глаза горят от слез, никто этого не узнает.
Если это слезы, я не признаюсь.
— Ты в порядке?
Тима тянется к моей руке. Без привычной уже грязи на лице она выглядит мягче, ранимее. Она стоит у выхода в сад, одетая в просторную золотисто-желтую одежду, как ученики Биби, и мы все тоже в таких балахонах.
По какой-то причине она ждет меня.
Возможно, по той же самой, по какой я жду Лукаса и Ро.
А потом я им рассказываю обо всем, что слышала. Всем им. О том, что видела. И о книге Детей Икон.
Я рассказываю им все.
Первым откликается Лукас:
— Только не дай им заметить, что ты их слышала. — Голос его звучит низко и ровно. — Хорошо? Пока не надо. Держись так, словно ничего не знаешь. Пока мы не разберемся, что делать.
Он привлекает меня к себе, и я чувствую, как его лоб, теплый и влажный, прижимается к моему лбу. Мне хочется разрыдаться, свернуться в его объятиях, заснуть рядом с ним в слезах…
Но я не делаю ничего подобного. Я не могу. И он не может. Нельзя. По крайней мере, пока.
Мы смотрим в глаза друг другу.
— Пуговица прав. Мы подождем. И пока не придет наша очередь сделать ход, он об этом и не догадается.
То, что Ро соглашается с Лукасом — в чем бы то ни было, — выглядит довольно мрачно.
— О чем ты? — скептически интересуется Тима. — Какой ход?
— Я не знаю. Сбежать? Присоединиться к Сопротивлению грассов в другом посольском городе? Или, может быть, просто побежать к нашему папочке и рассказать, что мы обижены.
Ро проводит ладонью по встрепанным каштановым волосам. Этот жест мне знаком — он так же разочарован, как и все мы.
— Что бы мы ни делали, одно предельно ясно. Не доверяйте мерку. — Лукас пожимает плечами. — По крайней мере, теперь нам это известно.
Ро толчком распахивает дверь и жестом зовет нас. Пришло время воссоединения.
Отмытые дочиста и почти высохшие, мы теперь кажемся совершенно другими людьми. И во многом это правда.
Да, мы изменились, только я не уверена, что причиной тому — купание.
Фортис знает куда больше, чем показывает. Мы всегда это понимали. И, строго говоря, то, что я рассказала, лишь подтвердило это. И что, собственно, изменилось?
Все.
— Итак, — говорит Биби, когда мы выходим в сад, — насколько я понимаю, вы кого-то ищете. Завтра мы предпримем небольшую прогулку по городу. У меня там есть один друг, и он, думаю, сможет оказать вам кое-какую помощь.
Монах кивает Фортису, как будто оба все это время лишь вспоминали о старых добрых временах.
— Да, — кивает в ответ Фортис. — Биби любезно согласился стать нашим гидом. Ради нашего прошлого.
Биби фыркает.
— Прошлое… — с отвращением произносит он, будто это слово такое же кислое, как ломтики зеленого манго на тарелке перед ним. — Разумеется. Но сначала поедим.
Великолепно.
Стол ломится от свежих и вяленых фруктов. Сушеные бананы размером с человеческие пальцы, на которые они в точности походят, лежат горкой напротив маленьких ягод сушеной клубники, ярко-красной и сладкой, и рядом с еще более мелкими сушеными лонганами, или «драконьими глазами», золотистыми, на вкус похожими на смесь изюма с орехами. Круглые булочки, начиненные изюмом и намазанные толстым слоем кокосового и мангового джема. Золотистые завитки лапши плавают в мисках роскошно пахнущего бульона рядом с тарелками пышного риса. Зеленые круглые баклажаны, залитые густым соусом, соревнуются в цвете с зелеными лучами утреннего света, они перемешаны с толстыми кругами имбиря и хрустящими листьями жареной капусты.
Биби явно не принадлежит к отсевкам.
Должно быть, у него есть деньги, думаю я. И покровители. И именно поэтому он не попал на стройку, как должны были попасть Ро и я, если бы не падре…
Да, это должно быть так, потому что сервировка достойна пира королей, а мы ведь не ели по-настоящему уже больше недели. И тем не менее ни один из нас не в силах что-нибудь проглотить. Наш аппетит исчез вместе с нашим доверием, и все из-за подслушанного разговора.
Биби замечает наши пустые тарелки. Он наливает чай из металлической посудины, приправляет его медом.