Идиллия — так называет это место Фортис. «Я нашел ее с помощью Дока. База грассов. Единственный лагерь в этих местах».
Я была смущена, когда он впервые об этом заговорил.
— Идиллия? Но почему они назвали так свой лагерь?
— Потому что это рай, милая. Место, где Иконы не в состоянии причинить нам вред, а Лорды не могут летать.
— Ты имеешь в виду какое-то местечко над радугой? Как в старых сказках?
— Я имею в виду нечто под горой. Как в старых военных руководствах.
Но я все равно не понимаю, как он предполагает найти некую базу бунтовщиков-грассов, если ее даже Посольство обнаружить не может. И мне трудно поверить в существование безопасного места. Места, где мы сумеем разработать стратегию нашего сражения с Домом Лордов.
Но плана получше ни у кого из нас нет. Или еды получше. Или просто достаточного количества воды. Или другого способа выбраться отсюда.
И потому мы, как хорошие солдаты, в которых быстро превращаемся, движемся в сторону гор.
— Дол?
Я подскакиваю на месте, когда Лукас касается моего плеча, выдернув меня из размышлений о горах и солдатах. Он кивает в сторону ближайшего холма. Длинные волосы падают ему на лицо, их кончики завиваются.
— Идем, Дол. У меня есть кое-что для тебя.
Вид его отросшей шевелюры заставляет меня осознать, как давно никто из нас не совершал таких обычных действий, как, например, стрижка. И еще лицо Лукаса теперь украшает красная рана на лбу, она тянется над глазами, как лишняя бровь, — это память о крушении, так же как синяки на моем лице, распухшая лодыжка Тимы и сломанное ребро Ро.
Так же как наши пустые животы, ноющие от голода.
Но несмотря ни на что, он все равно ошеломляюще красив, этот Лукас Амаре.
— Кое-что для меня?
Он застал меня врасплох, я растеряна, но Лукас предлагает мне руку — и я берусь за нее, поднимаюсь и иду за ним. В ту самую секунду, когда я прикасаюсь к Лукасу, я чувствую тепло. Оно возникает оттого, что сердце Лукаса бьется в такт с моим.
Неужели и все ощущают то же? Он мог бы их заставить, если бы захотел. Уж это-то я знаю.
Но есть ли в этом нечто большее, нечто лишь для одной меня?
Я стою рядом, удерживая его руку на долю мгновения дольше, чем то необходимо. Чувствую, что краснею, и отворачиваюсь, внезапно испытывая благодарность к тускнеющему свету.
Все это так странно. Я хочу сказать, я странная. То, какой я стала. Как воображаемый поцелуй может ощущаться как самый настоящий.
Тот единственный идеальный, возвышенный, украденный поцелуй, там, в миссии… В тот день, когда мы были так близки к тому, чтобы связать себя друг с другом, сердце к сердцу, рука к руке…
Вздрагивая от воспоминаний, я потуже натягиваю на себя все, что на мне есть. И все равно мои щеки снова розовеют, когда я иду следом за Лукасом вверх по извилистой тропе, что уводит от пересохшего речного русла, у которого мы разбили лагерь, если это можно так назвать, все выше и выше, к вершине каменистого холма, возвышающегося над потемневшей пустыней. Красный гравий пейзажа испещрен странными, почти неземными на вид фигурами, — это ветер высек из породы нечто похожее на жизнь. «Уж, наверное, это место не назвали бы просто так Долиной гоблинов». Я как наяву слышу голос Фортиса, когда смотрю со склона на камни.
Потом я слышу знакомое потрескивание браслета Лукаса и сразу за ним такой знакомый голос Дока:
— Лукас? Мне показалось, я теряю твой сигнал.
Я останавливаюсь. Лукас подносит палец к губам и тут же делает знак идти дальше.
Голос Дока отдается эхом от камней.
— Это не оптимально, как ты и сам понимаешь, я уверен. Вы должны оставаться вместе. Могу я тебе напомнить, что двенадцать Икон продолжают функционировать в полную силу? Может быть, ты забыл, что не существует никакого известного оружия, за исключением вас четверых и ваших особых способностей, которые могли бы причинить им хотя бы небольшие повреж…
— Parce metu, Док, — с усмешкой перебивает его Лукас.
Он минует очередной подъем тропы, таща меня за собой.
— Освободись от страха? — переводит Док. — Но я не умею бояться. Это не заложено в мои параметры. Я просто отмечаю, что ты, похоже, не помнишь: завершение неотложной задачи требует от вас всех защищать друг друга, пока вы не окажетесь в безопасности.
— Я за ней присмотрю, Док. Ты не беспокойся, — говорит Лукас, сжимая мою ладонь.
— Я также опасаюсь, что ты, судя по всему, приближаешься к границе зоны связи, которую обеспечивает реле-транслятор Фортиса. В разговорном языке есть выражение: «С глаз долой, из сердца вон».
— А это и вправду так? — поддразнивает Дока Лукас, подмигивая мне.
— Разумеется. Хотя в моем случае звучит слегка иронично, — продолжает Док, с легкостью углубляясь в лингвистику. — То есть если помнить, что я не имею ни глаз, ни сердца, о которых стоило бы говорить. Поэтому эта фраза скорее должна была бы звучать так: «Прочь из зоны связи, прочь из зоны досту…»
Лукас отвечает тем, что просто выключает свой браслет одним движением пальца.
— Вне зоны связи, — усмехается он. Потом, немножко подумав, снимает браслет и вешает его на кривой кактус, что стоит у самой тропы. — Прости, Док.
Я качаю головой:
— Ох, зачем ты так? Он же добра желает.
Лукас с улыбкой шагает дальше, держа меня за руку.
Я не могу не улыбнуться ему в ответ.
— И кстати, что, если он прав? Если Фортис проснется и не найдет нас, он взбесится. Мы ведь не должны покидать лагерь, помнишь? Это слишком опасно.
Я и сама себя гадко чувствую, произнося это.
— Может, это как раз я опасен, — снова подмигивает Лукас.
— Ты? — Я делаю большие глаза, и он тяжко вздыхает:
— Да успокойся ты, Дол! Док нас простит. Мы ведь ненадолго ушли, а три человека — это уже толпа. Да и в любом случае мы почти пришли.
Лукас резко останавливается и с силой тянет меня к себе. Я выпрямляюсь и залезаю на какой-то камень, чтобы стать вровень с Лукасом. Позволяю себе почувствовать тяжесть его сильных рук, легших мне на плечи.
— Я хотел это сделать с тех самых пор, как мы ушли из миссии. — Лукас прижимается лицом к моей шее.
Я морщусь, когда он ударяется о мой подбородок, а потом улыбаюсь, потому что тоже этого хотела, и целую его в макушку.
— И все же ты позволил такой мелочи, как падение с неба, остановить тебя?
Лукас смеется:
— В следующий раз не позволю.
И я тоже.
И в это самое мгновение, наплевав на Лордов и прочее, я чувствую себя самой счастливой девушкой в мире.
Я соскакиваю с камня и прячу лицо на груди Лукаса. Меня охватывает чувство защищенности, и на какое-то мгновение я притворяюсь, что так оно и есть.
— Знаешь, иной раз мне кажется, что четверо Детей Икон — это в два раза больше, чем нужно, — говорит Лукас. — По крайней мере, на этой неделе точно так.
Я поднимаю голову и смотрю на него:
— А ты никогда не думал о том, что таких, как мы, может быть и больше? Не четверо?
Мои собственные слова кажутся мне глупыми в тот самый момент, когда я их произношу.
— Нет, — отвечает Лукас. — Но я постоянно думаю о том, что происходит в голове той, которая сейчас стоит прямо передо мной.
— Вот это. — Я снова прижимаюсь лбом к его груди.
— Вот как…
Он говорит очень тихо, я почти не слышу его. Я смотрю вперед, вижу, как садится солнце, и это такой же прекрасный закат, как все виденные мной прежде, даже в миссии.
Нет, этот прекраснее. Этот самый прекрасный из всех.
От самого холма и до горизонта тянется пространство неумолимых камней, и сухих кустов, и щебня, пересеченное длинными тенями, пурпурно-синими, растворяющимися в сухой красной почве пустыни. Я вижу изогнутую линию горизонта, и меня вдруг на мгновение пронзает странное чувство: будто я стою на вращающемся шаре, несущемся сквозь пространство.
Наша планета. Наша Земля. Это ошеломляет.
«Все через минуту исчезнет, — думаю я, — и закат, и это ощущение. Но пока что и этого достаточно».
Одно только верно в этой Вселенной, где все остальное неправильно.
Я улыбаюсь, откинув голову, чтобы заглянуть в лицо Лукасу:
— Это совершенство.
— Тебе нравится? Я нарочно для тебя сотворил. — Лукас улыбается. Он выглядит почти смущенным. — Это подарок.
— Вот как? — Я смеюсь. — Тогда я сохраню его навсегда.
— Отлично, — усмехается Лукас. — Держись за это. И припрячь так, чтобы не потерять.
— Припрячу, — обещаю я.
— Ты прекрасна, — шепчет Лукас.
— Замолчи, — шепчу я в ответ, поддразнивая его. — Вот это все — да, прекрасно.
Эти слова — чистая правда. Закат — закат Лукаса, а теперь и мой — невероятно, поразительно красив. И это значит, что мы должны будем сотворить его еще раз.
Потому что мы живы.
Но пока что с нас должно быть довольно.
Солнце медленно опускается к горизонту. Лукас кивает, шепча мне в ухо:
— Видишь? Вот так все и происходит. Сейчас солнце скроется, но оно всегда появляется снова.
— В самом деле? — Я улыбаюсь, вскинув брови.
— В самом деле. — Лукас тоже улыбается. — Верь в это. — Он целует меня в щеку, осторожно, стараясь не задеть синяков. — И даже когда ты не можешь его видеть, оно все равно где-то там, на другой стороне мира, и готово вернуться к нам. — Теперь он целует меня в другую щеку, так нежно, что я вздрагиваю. А потом в шею. — Все станет гораздо лучше. — А потом в ухо. — Все уже хорошо.
Теплая волна, которая и есть Лукас, подхватывает меня, и я не могу с ней бороться. Я подношу ему свои дары, и он их принимает. Вот что он принес в наш мир — это чувство. И распространяет его на каждого, с кем встречается, делится им.
Я сдаюсь.
Любовь.
Дар Лукаса успокаивает его так же, как и меня, и я позволяю себе ощутить его, принять его.
Я выбрасываю из головы все ненужные мысли. О том, что мы