Как боги задумали, так и сделали, – и люди в тот же миг прозрели: увидели они, что мир безбрежен, как океан, и много в нем есть такого, о чем они не знали раньше. Жить, как прежде, они уже не могли, потому что возымели дерзость и желание познать этот мир и даже изменить его, проявив волю, которая теперь была у них. И тут же потеряли они бессмертие, так как изменились сами, а любое изменение уничтожает вечность. Эта потеря сильно огорчила людей, но боги дали им утешение, даровав бессмертие в соединении мужского и женского, – так как это происходит со всеми живущими. Но в том таилась и большая опасность, ибо к людям пришла страсть, а ее боятся даже боги, потому что она открывает дорогу таким темным силам, с которыми трудно совладать.
И вот, уподобившись богам почти во всем, люди возомнили себя настолько могущественными, что перестали слушать голос совести, глас божий, – а ведь демонам только этого и надо! Напрасно боги старались образумить людей, напрасно посылали им предостережения – ничего не желали слушать возгордившиеся люди, а демоны, между тем, становились сильнее и сильнее. Людей одолели звериные инстинкты, демоны же были близки к тому, чтобы захватить власть над всем миром, как в первую эпоху Солнца. И тогда во имя спасения мира боги уничтожили людей, вызвав на земле потоп.
Но боги не могли допустить, чтобы род людской канул в вечное небытие: что-то в людях богам нравилось, чем-то богам они были интересны. Может быть, тем, что люди были похожи на богов, и боги видели в них повторение себя, пусть и в искаженном виде?.. Так наступила пятая эпоха Солнца. Боги сотворили нового человека, Кане, а ему позволили создать женщину, которую он собственноручно слепил из глины, и оживили ее… Да, Кане, первый человек на земле в нашу пятую эпоху Солнца…
Баира прервал свой рассказ, думая о чем-то и покачивая головой.
– Что же было дальше? – терпеливо слушающий верховного жреца Капуна был настороже.
– Дальше? – вздрогнул Баира.
– Да, дальше, в пятую эпоху Солнца?
– Род человеческий воскрес, но вместе с ним на землю опять вернулись демоны, – со вздохом отвечал Баира. – Что же, богам опять уничтожать род людской? Нет, полные сострадания к нему они решили дать возможность людям исправится, пройти по лестнице искупления. Вот как добры боги к людям, как милостивы они к нам! Благодарить богов и слушать голос совести – вот и все, что от нас требуется. Так просто!
– Я всегда благодарю богов и ничего не делаю вопреки их желаниям, – сказал Капуна. – И все жители нашей деревни поступают так же.
– Ты благочестивый и богобоязненный молодой человек, – согласился Баира. – Если останешься таким и впредь, великие боги будут защищать тебя до конца твоей жизни.
– Я никогда не отступлю от богов и не поддамся демонам! – воскликнул Капуна. – Клянусь тебе, о верховный жрец!
– Хорошо, хорошо, – пробормотал Баира, – я тебе верю. А теперь ступай; я устал и хочу побыть один.
Раньше воины вождя только назывались так, но на самом деле они не участвовали ни в каких войнах по причине того, что островитяне никогда не воевали друг с другом, а внешних врагов у них и вовсе не было. Для того чтобы улаживать споры и ссоры, которые возникали на острове, вождю Араваку достаточно было всего нескольких человек, составлявших его личную дружину, – да и то они по большей части занимались своим хозяйством, чем службой вождю. По правде сказать, Аравак мог бы обойтись и без них: его сила и власть были безграничными, и никто не отваживался прекословить ему, если не считать отдельных смутьянов, конечно, но с ними вождь легко справлялся сам. По острову ходили известные истории о том, как Аравак забросил одного из таких смутьянов на высокую гору, а другого вогнал в землю, а за проступки третьего разрушил его деревню, разметав дома, как стога высушенной травы.
На стороне вождя, помимо прочего, неизменно выступали высшие силы, которые действовали как сами по себе, так и при посредничестве верховного жреца Баиры, – а уж он-то был способен легко вызывать милость или гнев богов, и пуще того, напускать на ослушников демонов. Последних островитяне боялись до смерти, поэтому рассказы о демонических проделках передавались исключительно шепотом, без упоминания, чьи это проделки: вместо слова «демоны» употреблялись другие слова – «темные», «проклятые», «поганые», или просто «они».
Один из последних рассказов на эту тему был таков. Некий человек постоянно нарушал обычаи, мало почитал богов, оказывал неуважение верховному жрецу и вождю. Попытки усовестить его успеха не имели, а применять в отношении его силу было нельзя, так как он не нарушал порядка на острове. Как же поступить с ним? Баира решил напустить на дом нечестивца «поганых». Опасное и страшное это дело – вызывать «поганых», – но Баира знает, как с ними обходиться, и они покорны ему.
И вот, в доме этого человека поселились «поганые» и начали выделывать всякие нехорошие штуки. Огонь в очаге перестал разгораться: как ни старался его разжечь нечестивый человек, ничего не получалось, – однако время от времени огонь вспыхивал сам собой, без причины, и был так силен, что пламя, вырываясь через дымоход, доставало до неба.
Вода также оказалась заколдованной. Пока ее несли из родника, она была чистой и прозрачной, но стоило внести кувшин в дом, как вода мутнела, покрывалась тиной, и в ней начинали квакать лягушки. Бывало и хуже: вода превращалась в нечистоты, запах от которых был настолько сильным, что жители той деревни убегали, заткнув носы, в лес.
Спать в доме, где поселились «поганые», было невозможно: они сгущали ночную мглу до такой степени, что не видно было ладони, поднесенной к глазам. И в этой непроглядной тьме «поганые» устраивали дикие шабаши: от заката до рассвета швырялись посудой, разбрасывали съестные припасы, портили вещи, ломали домашнюю утварь, гадили повсюду и жутко завывали, показывая из тьмы свои гадкие рожи.
Таким образом этому человеку житья не стало. Раскаявшись, он прибежал в Священный поселок и целый день простоял на коленях у дома верховного жреца, пока Баира не смилостивился над грешником. Верховный жрец загнал «проклятых» обратно в темный мир, а заклятие с жилища раскаявшегося нечестивца было снято.
Подобных рассказов островитяне знали много, и такие рассказы должны были служить предостережением смутьянам и грешникам, но в последнее время, когда люди разделились на два враждебных лагеря, в каждом из них смутьянами и грешниками считали представителей противоположной стороны. На святость Баиры по-прежнему никто не посягал, но святость Аравака его враги ставили под сомнение и говорили также, что и сила вождя сильно преувеличена. Аравака ничуть не смущали эти разговоры, потому что он собирался в ближайшем будущем показать свою силу грозно и жестоко, – так, чтобы содрогнулись людские души и воплем наполнилась земля.
Между тем, число воинов Аравака стремительно увеличивалось. Вождь во всеуслышание объявил, что каждый, кто придет к нему и станет сражаться за него, получит в награду все что будет отобрано у врагов, – и даже жены и дочери врагов станут наложницами победителей. Пришедшим к вождю воинам раздавали боевое оружие – палицы, копья и длинные ножи – и обучали владеть ими. Получившие оружие преисполнились грозным боевым духом и сделались безжалостными. Можно было выступать в поход, но Аравак медлил, ибо люди продолжали приходить к нему.
Двор вождя был беспорядочен и сумбурен: по нему бесцельно бродили давние соратники Аравака, которым он доверял больше, чем вновь прибывшим, и потому велел постоянно находиться возле себя; служившие вождю жители поселка перетаскивали с места на место какие-то тюки и свертки, а в дальнем углу мастера продолжали изготовлять оружие у всех на виду.
Когда Капуна вошел во двор, на молодого человека сначала не обратили внимания; он терпеливо стоял в сторонке, пока к нему ни подошел, наконец, старый воин, спросивший, как его зовут и зачем он пришел. Капуна назвался и объяснил цель своего прихода, после чего был обыскан (что вызвало его удивление), и лишь затем препровожден к Араваку.
Помня наставления Мауны, Капуна низко поклонился Араваку, – и теперь уже пришел черед удивиться старому воину, приведшему молодого человека; Аравак, однако, и глазом не повел, восприняв поклон Капуны как должное.
– Кто ты? – спросил вождь.
– Мое имя Капуна. Я только что избран старостой деревни, – той, что находится у опушки Большего Леса. Я пришел представиться тебе, великий вождь, и сказать, что я готов… что мы все готовы слушаться твоих приказаний, и ни в чем не отступим от них, – почтительно ответил Капуна, не поднимая взора на Аравака.
– Старостой? Тебя избрали старостой? Но ты еще так молод, – услышал Капуна голос вождя. – Впрочем, твои слова и твое поведение достойны зрелого и мудрого человека. Видимо, жители твоей деревни знали, кого выбирать. Бывает, что боги даруют мудрость юноше и отнимают ее у старика. Мы знаем примеры этого, – произнес Аравак с едва заметной усмешкой. – Скажи мне, Капуна, много ли молодых людей из вашей деревни стали моими воинами?
Капуна испугался этого вопроса, но в тот же миг вспомнил Мауну, и ответ нашелся сам собой:
– Нет, великий вождь, наши люди еще не пришли к тебе. Не подумай, что мы не поддерживаем тебя: мы полностью на твоей стороне. Однако мои односельчане опасаются твоего гнева, великий вождь.
– Моего гнева? – переспросил Аравак. – Но за что мне гневаться на вас?
– Ну как же… Ведь этот преступник… Кане… родился и вырос у нас. И зачем боги допустили такое? – вскричал Капуна.
Взгляд Аравак сделался тяжелым, и Капуна почувствовал это даже сквозь опущенные веки.
– Кане – из вашей деревни? Да, я и забыл. Деревня у опушки Большего Леса: он родом оттуда… И как же вы относитесь к тому, что сделал ваш односельчанин?
– Мы проклинаем Кане и молимся богам, чтобы они покарали его, – твердо проговорил Капуна, снова вспомнив свою жену, и прибавил: – Мы возмущены поступком Кане, этот поступок ужасен. Так думают все жители нашей деревни, и я, выполняя их волю, осуждаю сына рыбака на вечное изгнание из родных мест и поддерживаю любое другое наказание, которого заслуживает Кане.