– Ты говоришь, как мудрец, – засмеялась она.
– Это любовь сделала меня мудрым.
– Ты умный, Кане. Умный, сильный и красивый…
– Как сладки твои слова, моя Парэ! О, боги, благодарю вас за счастье, которое вы мне дали!
При упоминании о богах на лице девушки промелькнула тревога.
– Мне нужно поговорить с отцом, – сказала Парэ. – Он верховный жрец, он ближе всех к богам, он рассудит, как нам быть. Иди, Кане, и не приходи сюда ни сегодня, ни завтра. Нет, нет, не возражай! Я знаю, что ты будешь скучать…
– Скучать? – перебил ее Кане. – Да я не смогу прожить без тебя два дня, клянусь Матерью-Землей и Отцом-Небом!
– И мне будет плохо без тебя, но так надо. Пусть мой отец рассудит, как нам быть и примет решение. Нельзя допустить, чтобы боги прогневались на нас.
Парэ прижалась своей щекой к щеке Кане, а потом повернулась и быстро пошла к дому верховного жреца.
– Парэ! Парэ! Оглянись! Дай посмотреть на тебя еще один разочек! – взмолился Кане.
Парэ повела плечами, и он понял, что она вот-вот заплачет. Кане ударил себя в грудь кулаком и вскричал:
– Почему мы не можем быть вместе, когда мы любим друг друга! О, боги, смилуйтесь над нами!
Баира уже сорок лет был верховный жрецом. За это время ему открылось столько тайн, что он более не удивлялся ничему. В первые годы своего пребывания жрецом он поддавался глухой тоске, одолевавшей его по мере проникновения в секреты людской души: однажды Баира даже хотел от отчаяния броситься со скалы в море, но не смог. После еще двух-трех подобных неудачных попыток он смирился, и постепенно безразличие овладело им.
С тех пор все события Баира делил на три группы. Первую составляли радостные события, – и они были более всего неприятны. Из своего большого опыта Баира знал, что радость – это приходящее, скоротечное и обманчивое явление. Вслед за радостью всегда следовало разочарование, вдвойне горькое от того, что ему предшествовала радость.
Во вторую группу входили события не радостные, но и не печальные. Они давали успокоение, вызывая уверенность в том, что все идет как надо, ибо жизнь преимущественно и состоит из событий не радостных и не печальных.
К третьей группе Баира относил трагические события. Они были неприятны, как и радостные события, но не в такой степени. Случившаяся беда уже случилась, ушла в прошлое, что само по себе было неплохо, – но этого нельзя было сказать об ушедшей в прошлое радости. От беды оставались воспоминания, но они блекли, растворялись в реке времени, и, в конце концов, плохие воспоминания уже нисколько не отличались от хороших. Изредка происходили, правда, такие трагические события, которые не сразу уходили в прошлое, но имели влияние на настоящее и будущее, – но и они в конечном итоге теряли силу и переставали иметь какие-либо значение.
В общем же получалось, что в мире не было ничего, что заслуживало душевного волнения. К тому же, за долгие годы своего священства Баира почти перестал различать границу между миром сущим и миром потусторонним. Совершая молитвы и обряды, верховный жрец должен был входить в особое состояние для общения с высшими силами, что не проходило даром для его существования в человеческом мире. Часто общаясь с богами, духами и демонами, Баира начинал принимать их за людей, а людей – за них. Так, вождя Аравака он считал то обычным человеком, то Богом Войны, кровожадным и жестоким, то божком торговли и обмена, хитрым и лукавым; а сына Аравака, Тлалока, он принимал за куриного демона, вселявшегося иногда в этих птиц и заставлявшего их истошно кричать и носиться по двору.
Свою дочь Парэ, – а он помнил ее единственную из всех своих детей, – Баира считал воплощением Матери-Земли. Совершенно забыв ту женщину, с которой он зачал Парэ после одного из пиров, и которая выносила и родила ее, Баира, преисполнившись гордыни, полагал свою дочь родившейся от его связи с женским Духом Озера. Но Дух Озера была, в свою очередь, одной из младших дочерей Матери-Земли и Отца-Неба, – значит, в жилах Парэ текла божественная кровь. Это обстоятельство ставило Парэ выше своего отца, который, хотя и был верховным жрецом, но в родстве с богами не состоял. Неудивительно, что в разговорах с дочерью Баира был почтителен и выказывал ей уважение; впрочем, случались моменты, когда он забывался и начинал относиться к ней по-отцовски, то есть строго и требовательно.
Рассказ Парэ о ее любви был воспринят Баирой с учетом отношения к жизненным явлениям. Любовь, безусловно, относилась к событиям второй группы: она была не хорошим, но и не трагическим событием – в сущности, обыденным житейским явлением. Далее, если исходить из божественного происхождения Парэ, то эта девушка, без всякого сомнения, могла выбрать себе возлюбленного из числа простых смертных, – опять-таки, ничего трагического тут не было. Но внезапное озарение, постигшее Баиру, высветило и другую мысль: любовь посвятившей себя богам девушки к земному юноше была неслыханным и ужасным святотатством, что можно было отнести к событиям третьей, трагической группы, причем, к таким, которые не сразу становятся прошлым.
Это нарушало спокойствие мира, а главное, нарушало спокойствие души верховного жреца, поэтому он сделал то, что всегда делал в подобных случаях – обратился к отвлеченным предметам.
– Пять эпох Солнца было на земле, – глубокомысленно изрек Баира, – и первая из них – Солнце Демонов. Мир тогда был окутан тьмой, а людьми владели звериные инстинкты. В итоге демоны вошли в этот мир и съели всех людей. Так закончилась первая эпоха солнца – Солнца Демонов.
Второе солнце было Солнцем Воздуха. Это была эпоха духов и прозрачных существ, которые могут однажды вернуться на землю. Но люди в то время не понимали, что должны платить за свои грехи, и боги превратили их в обезьян. В результате люди потеряли разум и стали дикими и грязными животными.
Третьим было Солнце Огня. В это время люди снова забыли о богах. Тогда все реки пересохли, и все живое погибло в огне, кроме птиц, которым удалось улететь и спастись.
Четвертым было Солнце Воды, и люди снова грешили, и боги снова уничтожили их, наслав потоп.
Пятый период – тот, в котором живем мы. В нашем пятом Солнце объединились и уравновесились все признаки прежних эпох – животная энергия, воздух, огонь и вода.
Мы не можем утверждать, что наше солнце просуществует вечно; продолжение нашего существования зависит от того, будем ли мы следовать по лестнице искупления, и соблюдать ритуалы. Если боги снова будут забыты, наше солнце тоже погибнет, а вместе с ним – и все мы.
– Твоя мудрость велика, отец. Тебе известны тайны людей и богов, – сказала Парэ, привычная к таким речам Баиры. – Но что мне делать? Я люблю Кане, а он любит меня, – мы не можем жить друг без друга. Посоветуй, как нам быть?
Солнце, мифологическое изображение
Баира вздохнул и, глядя куда-то вдаль, произнес:
– Имя «Кане» означает «человек». Созданный богами Кане – первый человек на земле в эпоху пятого Солнца – был вначале совсем диким: он вел себя как обезьяна и совокуплялся со множеством существ. Но он хотел, чтобы у него родился ребенок, похожий на него, поэтому он взял немного красной глины и слепил женщину. Кане придал ей те черты, которые хотел в ней видеть: грудь, которую приятно ласкать и которой можно выкормить ребенка; лоно, которое является одновременно обителью любви и колыбелью новой жизни.
Женщина, слепленная Кане, была так прекрасна, что он вознес молитву богам, прося, чтобы они оживили ее. Боги долго сомневались и спорили, надо ли это делать, – ведь пока Кане жил один, без женщины, он был свободным и по-своему счастливым. После длительных раздумий боги все-таки решили оживить женщину: пусть человек получит, что хочет; к тому же, им было интересно, каков будет теперь род людской: таким же, как прежде, в четвертую эпоху Солнца, или, все-таки, лучше?
Ожила слепленная из глины женщина, и Кане сделал ее своей супругой. От детей, родившихся у них, родились свои дети, а от тех – свои, а после еще и еще. Чем дальше отдалялись они по родству, тем сильнее становились и плодовитее, – но тем больше не любили друг друга. И тут снова в мир вошли демоны, а боги ужаснулись содеянному и хотели опять уничтожить человеческий род, но, полные сострадания к нему, решили дать возможность людям исправиться, искупить грехи, пройти по лестнице искупления.
– Да, отец, ты уже говорил о лестнице искупления. Но что значат твои слова? Суждено ли нам с Кане быть счастливыми или мы погибнем? – спросила Парэ, с тревогой глядя на Баиру.
– После дождя образуются лужи. В них тоже возникает жизнь. Маленькие лягушата резвятся и прыгают там, как будто они живут в огромном озере, которое не пересохнет никогда. Но пройдет день, пройдет другой, и солнце высушит лужи. Лягушата погибнут, их существование закончится, но мир даже не заметит этого. Что такое маленькая лужа для большого мира?.. – хмуро сказал Баира.
– Твоя мудрость безгранична, отец, – повторила Парэ, – но скажи, могу ли я нарушить обет, данный богам? И как объяснить это людям?
– Тот, кто носит в своей душе божественное, сам подобен богу. Можешь ли ты нарушить обет, данный самой себе? Спроси себя, – проговорил Баира.
– Я думала об этом, но я не знаю, зачем боги послали мне любовь? Может быть, для того чтобы я отказалась от своего обета? А может быть, они хотят проверить прочность его? Ну, посоветуй же, отец, что мне делать?! – воскликнула Парэ со слезами на глазах.
– Перестань хныкать! – строго сказал Баира, вдруг вспомнив о своих отцовских обязанностях. – Ты не ребенок, ты прошла обряд посвящения во взрослые… Что ты от меня хочешь? Я не могу запретить тебе любить, но я не могу и разрешить тебе предать богов, которым ты поклялась в верности. Тебе нужен мой совет? Вот он: тебе и твоему юноше надо пройти через испытания. Они покажут, что овладело вашими душами – божественная любовь или демоническая страсть. Если это любовь, то она угодна богам. Боги не стали бы проверять прочность твоего обета любовью. Любовь – не средство для достижения цели, она – сущность сущего. Если боги даровали тебе любовь, я сниму с тебя обет безбрачия и благословлю на супружество с твоим Кане. Но если это страсть, с ней следует бороться, дабы не отдать душу в цепкие лапы демонов. Возможно, демоны искушают тебя, не желая, чтобы ты принадлежала богам… Мы это выясним.