Спать они расходились в молчании.
Затонувший корабль Лева, Николай и Батыр обнаружили в двух кабельтовых севернее точки первого погружения.
Наткнулись на него аквалангисты случайно. Плыли себе вдоль стены кораллового рифа, как вдруг уперлись в обросшие мидиями глыбы. За глыбами торчали во все стороны ребра нагромождений ржавого железа, спускающегося террасами по обе стороны к очертаниям бортов неведомого судна.
Террасы образовали подобие города с башенками, площадками, крепостными стенами и голубятнями. По улице из обломков палубы неторопливо «прогуливались» медузы. Стая мелких рыбешек в погоне друг за другом резвилась среди фонтанов люков.
Заплывать внутрь заброшенного корабля друзья не решились, однако в чрево судна заглянули. Трубы, металлические конструкции, решетки, тросы – все было завязано прочными морскими узлами и покрыто слоем мидий.
Размеренно работая ластами, отряд продвинулся к левому борту носовой части корабля и мостику. Мимо величаво проплыла большая, размером с человека, морская черепаха с рыбой-прилипалой на брюхе. Из пробоины высунула пятнистую голову мурена.
Ниже мостика находилась рубка корабля. Лева ухватился руками за самый большой кусок железа и легко отогнул проржавевший лист. Образовался достаточно широкий проход, в который трое исследователей и проскользнули один за другим. Дельфины остались снаружи. Последним в провале исчез бек, тоскливо оглянувшись по сторонам и постучав скрещенными пальцами по ржавому металлу.
Кузнецов включил фонарик. Рубка, в которой они оказались, была небольшой, но высокой. Николай выпрямился в полный рост и обнаружил, что воды оказалось ему не больше чем по грудь. Остальное место занимал спертый, но вполне пригодный для дыхания воздух. Воздушная подушка позволила аквалангистам вынуть изо рта загубники аквалангов и осмотреться.
Фонарик света давал мало, но кое-что рассмотреть им удалось. Посередине рубки возвышалась рулевая машина без штурвала. Приборы на стенах были покрыты толстым ковром зеленой плесени. От приборов змеились пучки давно уже обесточенных кабелей. В углу находился раструб переговорной трубы. Рядом с трубой стоял черный, покрытый слизью телефонный аппарат.
И все было бы ничего, за одним маленьким неприятным исключением. Телефон внезапно зазвонил. Громко и настойчиво.
Задов нерешительно протянул руку и, сняв трубку, осторожно приложил к уху:
– На проводе.
Из трубки донеслось ответное кваканье. Лева протянул ее Батыру и недоуменно произнес:
– Это тебя! Сильно ругается.
– Слушаю, – опасливо ответил Батыр, принимая трубку.
– Нет, это я тебя слушаю, – проквакала трубка голосом Баранова. – Почему не докладываете о ходе операции?
Батыр пожал плечами:
– Связь-блюдце выработало технологический ресурс, товарищ заммордух. Да и докладывать пока не о чем. Ищем-с, ваш-сиясь.
Кваканье в трубке усилилось:
– Какой я вам «ваш-сиясь»? Что за лексикон? Это саботаж, а не работа! Форсируйте события. Я еще свяжусь с вами.
В трубке послышались сигналы отбоя, и связь прервалась.
– Фа-а-арсируйте со-о-обытия, – передразнил Батыр Баранова. – Саботаж… По-русски сначала научись разговаривать.
Бек внезапно отбросил трубку древнего телефонного аппарата, словно испугавшись, что она его укусит.
– Как-то на меня пытались «повесить» золото Колчака, – неожиданно ударился в воспоминания Задов. – И Баранов обещал, что на дне моря меня достанет, если узнает, что я к нему руку приложил.
Лева посмотрел на ладони и вздохнул:
– А я думал, шутит.
– Так что там насчет золотишка? – подмигнул беку Кузнецов.
– Да в тайге у белых обоз отбили. Картины какие-то в ящиках, барахлишко всякое. Камушков горсточка, а «рыжья» и вовсе кот наплакал, – внезапно заскучав, ответил Лева.
– Кончай базар, – хмыкнул Батыр. – На таком корабле осьминог годами может отсиживаться, как Садко на пирсе. И никто его здесь не найдет. А у рифа таких посудин уйма. Надо думать, как его выманить.
– Кстати о Садко. Вы ему, кажется, соответствующую задачу поставили, – напомнил Кузнецов.
– Что Садко? Сидит себе на берегу, в океан поплевывает. Дать бы по башке ему крепко гуслями, чтобы соображал быстрее, гость заморский, – не удержался Задов.
– Разберемся, Лева. Ладно, пора всплывать, – решил Батыр, натягивая на лицо маску.
Когда потревоженная аквалангистами вода в рубке успокоилась, из стены показалось несколько тоненьких змеек, находящихся в непрерывном движении. Змейки стремительно поползли по стене рубки, превращаясь в толстые канаты. Щупальца находились в непрерывном движении, свивались в кольца и тут же резко распрямлялись, ощупывая вокруг пространство. За щупальцами из воды медленно появилась сферическая голова с круглыми, размером с чайные блюдца, глазами, под которыми виднелся устрашающих размеров клюв, отдаленно напоминающий клюв попугая.
Вокруг головы всплывшего осьминога тянулся широкий рубец, стянутый неряшливыми крестообразными стежками. Глубокая рана затянулась практически полностью, и лишь кое-где по ее краям из кожи торчали кончики медицинской нитки.
Оглядевшись в кромешной темноте, спрут протянул щупальца к валяющейся на тумбе телефонной трубке и приложил ее к своей голове, там, где у человека должно находиться ухо. С минуту послушав, осьминог аккуратно положил трубку на рычаги телефонного аппарата. Затем, без единого всплеска, осьминог ушел под воду.
– Ты мне это брось – вдохновения нет, – бесновался у кабинки туалета Задов. – Я тебя, родной, в океан с лодки сброшу. Акулам на смех! Посмотрим, что ты тогда запоешь и как заиграешь!
Дверь немного приоткрылась, из-за нее показался кончик бороды Садко.
– К вечеру придумаю, как извести врага лютого. Слово мое верное, слово купеческое. – Когда Садко волновался, то переходил на язык перехожих калик-сказителей.
– Смотри у меня, – показал кулак Задов. Звонок из штаба отряда подействовал на нервы тонкой натуры Левки почему-то сильнее, чем на всех остальных.
Вечером Садко разжег у домика костерок из досок, покрашенных зеленой в разводах краской. Откуда он их взял, Садко, как настоящий русский купец, не признавался. Дотошному Петрухе Садко в конце концов заявил, что дрова он нашел за забором, а на настырный вопрос «где?» попросту ответил отборным новгородским матом.
Нашел человек доски и нашел. Нельзя его облыжно унижать всякими подозрениями. Эту точку зрения Левы в конце концов принял даже Кузнецов.
Мерно тарахтел движок дизель-генератора. Петька, подсоединив компрессор к магистрали, забивал баллоны аквалангов воздухом. Лева внимательно изучал свежий номер «Плейбоя», найденный в туалете. Кузнецов и бек играли в нарды.
Огонек разведенного новгородским купцом костра притягивал к себе не только ночных мотыльков. К полуночи, подтащив шезлонги, коллеги у огня сидели уже тесной командой.
– Песик жены президента исчез именно в этом районе, – заметил Батыр.
– Я тут кой-какую литературу пролистал на досуге, – зевнул Лева. – Там долгосрочный прогноз погоды был. Скоро начнется сезон штормов и дождей, и под водой делать будет нечего. Пишут, что волны взбаламутят донные отложения и прибрежный ил, а дождь смоет в океан береговую грязь. Как следствие, видимость – ноль.
– Может, все обойдется? – спросил Петька, вспоминая поцелуй Бонни и поглаживая рукой нагрудный карман, где хранил крестик Ильи, вешать который на шею при всех он стеснялся.
– Ты когда фантазируешь, ни в чем себе не отказывай, – недовольно забурчал Задов. – Скажи еще, что спрут местными собачками обожрался и сдох.
– Нет, эти твари живучие, – тяжело вздохнул Батыр. – И осьминог этот всех нас переживет, если мы его не поторопим. Между прочим, рядом с левым бортом корабля все дно усеяно панцирями крабов и раковинами моллюсков. Лакомство для головоногих.
– Здесь он где-то, – уверенно подытожил Задов. – Гидра империализма опять тянет свои хищные лапы.
– Подманить его надо бы, – взял слово Садко, степенно оглаживая рукой кудрявую бороду. – Вы, товарищ Кузнецов, кажется, служили в армии этого осьми… Головастого… Так какие у него слабости? Что он любит делать больше всего?
Николай пожал плечами:
– Еву Браун любит. Вагнера любит. Выступать очень любит. Очень…
– Любопытно, – заинтересовался Садко.
– Часами с трибуны говорит, без перерыва. Звук его голоса завораживал многих, в том числе и его самого.
Садко подбросил в костер пару сухих досок:
– Надо достать записи выступлений Гитлера и прокрутить под водой.
– Голова! – восхитился Петруха, пока Кузнецов направлялся за спутниковым телефоном.
– Что есть, то есть, – скромно потупился Садко, ковыряя сапожком песок.
– Раньше надо было тобой заняться! – глухо проворчал вполголоса Задов, постукивая кулаком в раскрытую ладонь.
Кузнецов вернулся с телефоном и протянул его беку. Тот аккуратно взял трубку, повертел в руках и начал осторожно нажимать кнопки. Игрушка ему понравилась. Неожиданно из трубки донеслось удивленное:
– Вы еще живы, коллеги?
– Живы-живы, – раздраженно буркнул бек.
– Удивительно. Впрочем, всегда к вашим услугам.
– Нам срочно нужны гидрофоны, сотня метров кабеля к ним, магнитофон. Записи речей фюрера.
В трубке озадаченно помолчали, затем раздалось жизнерадостное:
– О'кей, утром я за вами заеду. У меня появилась идея. Прокатимся в город вместе.
После завтрака открытый джип Смита подъехал к лагерю. Встречали хозяина у крыльца Петруха и Кузнецов.
Китель сидел на Николае без единой складки, как будто его только что отгладили. Начищенные до блеска хромовые сапоги сверкали, пуская по сторонам солнечные зайчики. Петруха же стоял голый по пояс, в заштопанных галифе и цветастых шлепанцах на босу ногу.
– Образец прусского офицерства. Гордость рейха. Поедете в город в таком виде? – восхитился Смит Николаем.